Больно…

Вспоминать эту черную среду и не хочется, и забыть не получается. Позвонила подруга, волнуясь, рассказала, что слышала о взрыве. Еще через минуту знакомый таксист уже подъезжал к подъезду: не знаю почему, но вдруг показалось, что я должна быть у Дворца.

Знакомые начальники из гражданской обороны, давно уже ставшие друзьями, потому что работаем рядом много лет, просто бросали трубки… «Нам некогда! Все потом!..» Один из них вообще в спортивном костюме на место происшествия прибыл: «Только переоделся в спортзале, как вызвали…» Ничего, нормально.

Я же искала подругу дочери, чеченскую девушку, которая точно была там! «Теть Наташ, ну 20 лет они сюда не приезжали! Мы хотим их увидеть, русские грозненцы тоже…» И вот бегу сквозь толпу молодых людей. Они несут цветы, но, видно, еще не понимают, что случилось: у кого-то глаза остановились, а кто-то улыбается. Но улыбка странная… Цветы, как веник, землю метут, кто-то голову в плечи, кто-то рассказывает, как все произошло, и этот голос долго еще слышен и подробности просто мозг выносят. Осуждать нельзя, люди в шоке. Да и некогда: боюсь не найти живой дочкину подружку. От этого вообще — дышать невозможно, в голове гул, в душе полная растерянность и давящий страх.

…Я же крутая, у меня удостоверение есть! Подбегаю к сотрудникам милиции, стоящим в оцеплении: мне туда надо, у меня девушка там, я журналистка, вот, смотрите! Милиционер, не повернув головы, молча показывает рукой: за оцепление! Успела увидеть что-то белое на газоне. Потом выяснилось, что это погибшие люди.

В итоге оказываюсь будто в изоляции: где «моя» девочка, не знаю (она в это время ехала домой), где мои коллеги, тоже не знаю. Знаю, что они не могут здесь не быть, а стало быть, надо искать. Никаких комментариев ни от кого. Толпа, заполонившая Зоотехнический переулок, - не меньше тысячи человек.

Очень много нерусских ребят. Они уже приходят в себя, собираются в группки и о чем-то говорят. Меня, наверное, за свою приняли, а может, вежливость перекрыла гнев и ужас: «Да, уважаемая! Нет, не видели… Но она найдется, обязательно найдется…» Рядом молоденькая девушка плачет, закрыв лицо маленькими ладошками. Тут же рядом пожилая русская женщина: потеряла племянника! Он работает во Дворце.

Женщину приходится брать на себя: она абсолютно растерянна, в глазах ужас и слезы. Буквально насильно прижимаю ее к себе и заставляю говорить хоть о чем-нибудь. Ходим с ней, ходим… Она не выдерживает, быстро подбегает к бойцу из оцепления: «А точно мужчин нет среди погибших?». Тот с каменным лицом: нет. Немного успокоенная, женщина с моего мобильника звонит родным. Там тишина, все, вероятно, бегут к месту событий. Сотый раз отвечаю другу из Ингушетии: ребята-танцоры не пострадали. У него там племянник занимается. Приехал на гастроли… Зато четыре девушки и парень из грузинского коллектива, пришедшие посмотреть на работу коллег, — ранены. Некоторые серьезно.

Темнеет. Толпа редеет. Кто-то потихоньку прибивается к группе журналистов. Нас все равно не пускают за ограждение… Зато пускают жители квартир в доме напротив: оттуда можно вести видеосъемку. И не потому, что мы за сенсациями гоняемся. Наша задача проста: донести зрителям и читателям, что погибли трое, а не триста, что раненых на тот час — двадцать, а не двести… Слухи-то с космической скоростью разносятся по нашему городу. Совсем поздним вечером возвращаюсь домой. По улицам идут вполне обычные люди, улыбаются, обнимаются… Жизнь продолжается.

Дома раздается звонок! Наша девушка (без ее разрешения я не называю ее имя)! «Теть Наташ, как же дальше жить? Ну как забыть, что я переступала через трупы, а моя подруга пыталась помочь раненым, а меня обыскивали, а я…» Голос глухой, слышно, как пытается сдержать слезы… «Давай жить, как раньше. Жизнь победит, как бы ни старались нам ее усложнить. Погибших оплачем, раненых — вылечим, свои душевные раны как-нибудь залечим».

Я уж не говорю о том, что весь мир всколыхнула наша трагедия: письма и эсэмэски из разных городов и стран: что случилось, мы не понимаем! Уже ночью дозвонилась к родным женщины, ра-зыскивавшей племянника: спасибо, он жив. Испугались сильно, но он жив, и это главное!

Еще один день - день траура - уходит в прошлое. Мы не знаем еще, как он закончится. И как будет дальше… Но сильно надеюсь, что эта трагедия сплотит наши народы сильнее, чем застолье. И что найдут-таки бандитов. И наши дети будут живы. Да и нам тоже еще бы пожить…