«Чем ночь темней, тем ярче звезды…»

Эти строки Аполлона Майкова, по воспоминаниям, часто цитировал Борис Николаевич Ширяев. Дворянин, доблестный штабс-капитан в Первую мировую войну и не успевший, хотя и пытался, стать офицером Добровольческой армии в Гражданскую, сиделец Соловецкого лагеря в 20-е. Во время немецкой оккупации Ставрополя, где он до Великой Отечественной преподавал литературу в местном институте (ныне - госуниверситет), был редактором русской антибольшевистской газеты «Утро Кавказа». После освобождения города, а затем и страны от врага эмигрировал сначала в гитлеровский Берлин, потом в Италию.

Умер в Сан-Ремо в 1959 году. Известен как автор романа из отдельных рассказов о пребывании в лагере на Соловках «Неугасимая лампада» - в России он впервые был издан Сретенским монастырем в 1998-м.

В российских жерновах

Года два назад, поздним вечером 17 февраля сидела за компьютером и под нудное завывание метели «листала» всевозможные сайты. Вдруг попалась ссылка на только что открытый тогда архивный портал Великой Отечественной. Вставив в браузер фамилию, имя и отчество погибшего во время войны родственника – можно узнать точную дату его смерти и место гибели. За оконным стеклом раскачивались голые зимние ветви деревьев, дымился в чашке крепко заваренный чай, дома никого. И такая глухая тоска вдруг одолела…

Вспомнилось: отец рассказывал о своем родном брате Кирилле, о том, что в его похоронке сообщалось – полег при освобождении тульской Ясной Поляны (то-то папа любил перечитывать томики с дневниками Л. Толстого и порой повторял знаменитое «е. б. ж.» Льва Николаевича: если буду жив – так расшифровываются эти три буквы, рефреном идущие через все записи графа). А вот когда конкретно погиб – не сказал, мы же, ленивые и нелюбопытные, и не спросили до его безвременного – в 62-м – ухода. Вот и решила набрать на портале нужные слова, не особо надеясь на ответ. Нажала клавишу «Enter», и на мониторе вдруг высветилось: 17 февраля 1942 года…

Что-то оборвалось внутри от столь мистического совпадения дат. Ведь именно этого числа попалась на глаза виртуальная ссылка, и почему-то вспомнился рассказ отца. Может, тогда под Тулой тоже мела метель? И такая же тоска охватила дядьку – только смертная? А может, ему где-то там стало плохо от беспамятства, и он захотел, чтобы его вспомнили, и дал сигнал?
Подумалось: сколько их, чьи жизни и судьбы перемолоты в жестоком ХХ веке, жаждет поминовения, хотя бы зажженной однажды церковной свечи? В России – миллионы… Погибших просто на войне, и просто на войне с народом.

Раскол… на долгие времена?

Взять того же Бориса Ширяева. Как сегодня мне, дочери фронтовика, награжденного за ратный труд орденами и медалями, не видевшей дедушек – погибли оба задолго до моего рождения во время той войны. Один, в мясорубке при форсировании Днепра, например, как относиться к человеку, который сотрудничал с фашистами? Однозначно – с презрением, как к предателю Родины?

Но получается, так же категорично, с ненавистью не к одному ему, на дух не принявшему советскую власть талантливому писателю, но и к 120 тысячам ставропольских семей, из которых 80 тысяч казачьих, что ушли тогда вместе с немцами в 1943-м при наступлении РККА? После майской победы они были большей частью сданы союзниками государству-кровопийце и убиты, как изменники социалистического Отечества, которое искореняло это сословие в полном смысле слова в 20-е.
Впрочем, и те, кто вынужденно оставался в Ставрополе под оккупантами, стал молиться в открытых врагом православных храмах и ходить в театр, на концерты и в столовые, водить детей в возрожденные детсады, продолжать работать на заводах и в кустарных мастерских, торговать на блошиных рынках, чтобы не помереть с голоду – запасов не было ни у кого, они – кто? Долго ведь считалось – предатели, посмевшие вообще дышать при немцах. И до сих пор эти страницы Великой Отечественной остаются неизвестными, в том числе из-за скрытых или утерянных архивов, скрывающих незримое продолжение Гражданской войны, раскола российского общества, который не покинул его и по сей день. Вроде возрождаются прежние ценности, но и навязанные недавние никуда не деваются, а даже тихо восстанавливаются, если вспомнить о всепоглощающей роли той же номенклатуры, чиновной бюрократии… Сумбур царит в головах при двуглавых орлах, российском триколоре и советском гимне.

Родина бывает только своя

Разумеется, немцы вели хитрую дифференцированную политику на Северном Кавказе, играя на обидах, а здесь их было, пожалуй, как нигде, на надеждах и чаяниях горцев, казаков, крестьян, малочисленной интеллигенции, рассчитывая сделать достаточно богатый регион своей много чего дающей колонией – от нефти до хлеба. Политика была не такой, как в Белоруссии, скажем, хотя и там – знаю от очевидцев, сотрудника СМЕРШа, например, партизанское село не так уж редко соседствовало с признавшим так называемый «новый порядок». И это объяснимо: ведь при «наших» из закромов выгребалось все до зернышка, а при захватчиках землепашцам оставляли 40 процентов урожая. До поры, само собой.

Да и понятие Родины вбивалось на протяжении времени специфическое – без корней, сугубо идеологическое, истории страны до 17-го года как бы не существовало. А если такое понятие не считаешь своим, то и предательства никакого вроде нет. Это потом, ближе к середине войны, внезапно произойдет разделение, тогда и товарищ Джугашвили (подпольная кличка Сталин, он же Коба) поймет: за «его» Родину жертвенно воевать можно лишь под пулеметами заградотрядов, и начнет восстанавливать российские ордена Кутузова и Суворова, открывать храмы (за что некоторые нынешние священники, увы, забывшие зверства 20 - 30-х, его чуть ли не боготворят). Народ осознанно встал на защиту своей Родины – той же тульской Ясной Поляны – до последней капли крови. Потому и получилась Победа. Всех и каждого – ненадолго, тут же отданная, на деле цинично присвоенная одним человеком…
Россия отмечала День памяти жертв политических репрессий, возникший всего лишь 20 лет назад. «Память о национальных трагедиях так же священна, как память о победах, – заявил Президент страны Дмитрий Медведев. – И чрезвычайно важно, чтобы молодые люди обладали не только историческими знаниями, но и гражданскими чувствами. Были способны эмоционально сопереживать одной из величайших трагедий в истории России. А здесь не все так просто, – поставил акцент президент. – Но до сих пор можно слышать, что эти многочисленные жертвы были оправданы высшими государственными целями. Я убежден, что никакое развитие страны, никакие ее успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь. Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни… Принять свое прошлое таким, какое оно есть, - в этом зрелость гражданской позиции».
Наверное, лишь тогда, когда будет преодолено равнодушие к трагической стороне нашей истории, придет понимание непростых, драматических судеб соотечественников, и другой недавний праздник – День народного единства – будет соответствовать своему названию и, может быть, его станут отмечать в нашей стране повсеместно и посемейно. Пока, к сожалению, этого нет, праздник – обычный выходной для преобладающего большинства населения, и только. Но, как писал любимый поэт Бориса Ширяева Майков:

Не говори, что нет спасенья,
Что ты в печали изнемог:
Чем ночь темней, тем ярче звезды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.

Кстати, до лагеря в Соловках писатель был неверующим. В «Неугасимой лампаде», вершине его творчества – лагерные ужасы, издевательства над заключенными, смертельные пытки на втором плане. На первом – духовная сила превозмогающего их человека, а спасительная лампада может светить и озарять, по его убеждению, лишь из дореволюционного прошлого России. Совдеповская действительность – наваждение, от которой нужно избавляться любыми путями. Потому он и использовал любую возможность борьбы с ней, даже путем внешнего предательства. Такая вот судьба – одного из многих русских эмигрантов ХХ века.