«Что за судьба у наших отцов?»

Этот вопрос однажды задала мне пожилая женщина, дочь воина, погибшего на ступеньках рейхстага. «Я всю жизнь думаю о нем… Представляю, каким бы он сейчас был, как собирал бы нас, детей, за своим столом. А какие бы песни он пел? Вот она, война… Никого не пощадила!»

Татьяна Феофановна Завадская тоже, как и моя давняя знакомая, каждый день подходит к портрету своего отца и все вглядывается в родные глаза. Он родился 30 марта и умер 1 апреля. И прожил ровно 89 лет. «Папа мой, Феофан Григорьевич Крючков, родился в семье кадрового военного. Дед мой служил в царской армии, был офицером. Да вот, смотрите, на фото, выправка какая!». Мы вглядываемся в пожелтевшую фотографию. На ней статный военный держит за руку крошечного сына. И идут они куда-то по аллее, между высоченными деревьями. И нет еще ничего: ни Первой мировой , ни революции и всего того, что потом придется пережить семье Крючковых. «Дед принял в конце концов революцию… Пошел служить в Красную Армию. Служил честно, как и подобает русскому офицеру, но все равно в период сталинских репрессий отправился рыть Беломорканал. А папа выбрал мирную профессию. Стал довоенным бухгалтером. Но, видно, судьба у мужчин в нашей семье такая: в 39-м по приказу партии он поступает на курсы младших командиров. И, когда началась война, ушел на фронт. Я помню эти дни: мы с папой сфотографировались… Вот, видите, ему здесь 28 лет. Через две недели он ушел на фронт и попал в пехоту. Папа защищал Кавказ, воевал на перевале Закаталы. Там же и получил тяжелейшую контузию, впоследствии сильно подорвавшую его здоровье. Да и вообще, он чудом там, на перевале, остался в живых. Был бой, такой, что из-за разрывов снарядов не было видно ни земли, ни неба. И при очередном взрыве его засыпало так, что он оказался похороненным заживо. Рота ушла . И уже внизу вдруг всполошились при пересчете: а где же лейтенант Крючков? Бросились обратно. И там, на месте боя, нашли земляной холмик, из-под которого торчал кусочек шинели. Раскопали и полуживого отправили в госпиталь…».

Пока Феофан Крючков лечился, его семья переживала страшные времена. «Перед оккупацией погиб наш дедушка, Григорий Федорович. Он, будучи офицером, в возрасте семидесяти лет пошел проситься в действующую армию. Но ему отказали. Сказали, что возрастом не подходит. «Хоть в ополчение возьмите! Я крепкий, много чего могу». Взяли его в ополчение… И рыли они окопы на улице Спартака, обороняли ее. И вот первая же бомба, сброшенная на город, попала в окоп, где и был наш дедушка… После его супруга, Мария Дмитриевна, ходила туда, чтобы забрать тело. Но нашла только ботинок… Вот так и остался он непохороненным, настоящий русский офицер. Сейчас на месте этой трагедии - детский сад. А наш дом находился на улице Лермонтова, 248. Во время оккупации там располагалось гестапо. И вот нас выдала соседка, рассказавшая фашистам, что мы – семья политрука. Как уж нас не убили, не знаю. Помню только, что немцы нас выгоняли из дома раздетыми на холод. Все подушки и перины вспороли, и в воздухе, как снег, летали пух и перья…».

Поправив, насколько было возможно, здоровье, Феофан Григорьевич вернулся домой, в освобожденный Ставрополь. Грудь его украшали ордена Отечественной войны, Боевого Красного Знамени, множество медалей. А потом, когда страна поднималась после войны, строил железные дороги. «Мы жили прямо на китайской границе в городке Градеково. Там строилась дорога, проходившая, кажется, через Монголию. В палатках, в казармах каких-то жили, в вагонах железнодорожных. Придешь из школы, а вагона, в котором «дом», и нету. Уже перегнали на запасные пути. Так и ездили, и терпели… Папа был жизнелюбом до последнего дня. Как он играл на гитаре! Уже совсем старенький был и все равно пел нам песни. Я до сих пор помню, как хорошо он исполнял «Ботиночки», модную когда-то песенку. Он ее и незадолго до смерти пел…»

На встречу с Татьяной Феофановной пришли и учащиеся 35-го лицея. Ребята помогают в организации музея Промышленного района. Теперь в экспозиции будут и фотографии старого солдата - Феофана Крючкова.

Наталья Буняева