День ВВС и день рождения

Так получилось, что День Военно-воздушных сил в нашей стране отмечается дважды. И оба раза - в августе. Официально военных летчиков поздравляют 12-го числа, торжественные мероприятия проходят во всех частях и подразделениях ВВС. А вот ветераны — те, кто служил в советской военной авиации и частях ПВО, — отмечают свой профессиональный праздник по советскому календарю — 18-го числа. В Ставрополе, например, выпускники СВВАУЛШ в этот день обязательно встречаются возле стен альма-матер, у самолета. Мы же решили материал ко Дню ВВС поставить между датами, тем более что герой сегодняшнего рассказа 15 августа отмечает свой 86-й день рождения.

Все начинается с детства

Полковник в отставке Виктор Григорьев принадлежит к первому поколению преподавателей Ставропольского высшего военного училища летчиков и штурманов. Ему посчастливилось служить под началом боевых офицеров, которые начинали славную историю этого военного вуза. Герои Советского Союза генерал Селютин, генерал Карданов... Каждого из них можно назвать человеком-легендой... А вот сам Виктор Николаевич стоял у истоков подготовки в Ставрополе военных кадров по специальности «штурман боевого управления». Так что полковник Григорьев — человек известный не только в России, но и далеко за ее пределами. По всему бывшему Союзу разбросала судьба его выпускников. Да и на территории стран, некогда входивших в Варшавский Договор, живы и здравствуют еще те, кого в далекие 80-е тогда еще подполковник Григорьев знакомил с системой автоматизированного управления авиацией «Вектор»... В советской авиации в это время ставились на вооружение более совершенные системы «Сенеж» и «Рубеж», осваивали и их тоже. Но до союзников эти новшества пока не доходили. Однако и система «Вектор» была вполне надежна. Офицеры армии Польской Народной Республики, ГДР, Кубы, с которыми довелось работать Виктору Николаевичу, преимущества «Вектора» отмечали и ценили.

Но об этом мы расскажем несколько позже. А пока вернемся на восемь десятков лет назад — в летний день 1942 года, ставший для ставропольского мальчишки Витьки Григорьева точкой отсчета его непростой и все-таки счастливой судьбы... До Тбилиси, куда отец сопровождал из Ставрополя какую-то секретную технику, Витя с матерью не доехали — немцы «застали» их в Минводах. А перед этим город сильно бомбили. Жители прятались от бомбежек в ущельях возле Кумы, по сути, ночевали там, кое-как обустроив нехитрый быт, притащив в укрытия подушки и одеяла. А поутру выбирались в город, посмотреть, цела ли хата. И вот в одну из таких ночей — под гул самолетов и грохот разрывов — семилетний Витька со взрослым ожесточением подумал: «Погодите, гады! Вот вырасту, сам буду вас бомбить!»

Дети в войну взрослели быстро, жизнь их сталкивала с такими вещами, которых иной человек, войны не нюхавший, постичь не сможет.

Виктор, например, еще пацаненком понял, что и среди немцев не все фашисты, и среди наших — не все советские, к сожалению. Фриц, которого определили на постой в хату Витиной бабушки Насти, фашистом не был. А был кем-то вроде повара, все время что-то кашеварил во дворе возле полевой кухни и доверительно объяснял на пальцах бабе Насте, что у него дома тоже фрау и киндер, что война «плехо» и Гитлер капут. Видимо, этот нетипичный оккупант так и на самом деле думал, потому что, когда Витькину мать (смуглую и черноволосую) во время облавы на рынке забрали немцы, именно их постоялец ее вызволил. Там, на рынке, мать успела шепнуть сынишке: «Беги к бабе Насте, все расскажи». А Витька, добежав, ничего толком и выговорить не мог, только повторял сквозь слезы, что немцы кричали: «Юде, юде!». Обратно к рынку они уже с фрицем рванули вместе. И тот долго что-то по-немецки объяснял охране: «Найн юде, найн!». Те мать отпустили, прямо из колонны за руку выдернули. А остальных, кого согнали в эту колонну во время облавы, в тот же день расстреляли. Причем немцы только контролировали процесс расправы, чинили ее местные отморозки — полицаи...

Тогда Витя понял значение еще одного страшного слова - «предатель»...

Чуть позже мальчишка воочию убедился, что враг бывает не только страшен, но и жалок, ибо в начале зимы, когда они с матерью перебрались из Минвод в Ставрополь и поселились у родных на удаленной от центра улочке, оккупанты, которые иногда забредали сюда в поисках пищи, представляли собой жалкое зрелище. Синие от холода, в натянутых на уши пилотках и коротких шинельках, они блеяли хозяйкам что-то вроде: «Млеко, яйко». А те их откровенно посылали, самим, мол, есть нечего... Что было, кстати, правдой. Из Ставрополя, в котором во время оккупации помещались штабы чуть не всех родов немецких войск, за полгода оккупанты выгребли все подчистую. И до, и после освобождения в городе был практически голод. Зато трофейной техники осталось немерено. Виктор Николаевич вспоминает, что проспекты Молотова и Сталина (Октябрьской революции и Карла Маркса) были сплошь немецкими броневиками и машинами уставлены. Не уезжать фашистам пришлось из Ставрополя, а драпать...

Однако самым голодным, по воспоминаниям Виктора Григорьева, в нашем крае был даже не этот год, а послевоенный 1946-й, после засухи и неурожая на Ставрополье. Сейчас даже трудно себе представить, как люди выдерживали все это, как дети, которые за счастье считали добыть на железнодорожной станции жмых и початки кукурузы, все-таки хотели учиться и учились. А ведь не было ни учебников, ни тетрадей, чувство голода было просто непроходящим. И при всем этом Витя Григорьев, например, зачитывался книгами из сохранившейся, к счастью, детской библиотеки. Любовь к чтению Виктор Николаевич на всю жизнь сохранил.

Запомнились, конечно, некоторые колоритные детали времен его школьной поры. Например, портрет Берии под школьной доской, а у доски — его копия: учитель Советской Конституции (был такой предмет в школьной программе), похожий на Лаврентия Павловича как брат-близнец. Сейчас это вспоминается с улыбкой, а тогда этого педагога за внешнее сходство со всесильным наркомом в школе не то чтобы побаивались, но как-то опасались и ученики, и учителя.

И звезды, и тернии

О том, что Лаврентий Берия — «враг народа и английский шпион» Виктор Григорьев сотоварищи узнали на сборном пункте военкомата. Школьная пора осталась позади — а впереди «маячил» славный город Харьков, где было военное училище штурманов ВВС.

Виктор, который в школе занимался спортивной гимнастикой, чуть ли не на вступительных экзаменах был зачислен в сборную училища. Так что впоследствии успехи в учебе совмещал с победами на чемпионатах и спартакиадах. Надо сказать, что первое испытание он прошел во время поступления. О катастрофе с учебным самолетом Ли-2, в котором погибли весь экипаж и два курсанта, а трое остались инвалидами, в газетах не писали, но такое все равно не скроешь. Слухи до абитуриентов дошли, и некоторые поступать в летное передумали. Но у Виктора Григорьева даже мысли такой не было. Он хотел летать.

Училище Виктор окончил с красным дипломом: «отлично» по всем дисциплинам - и по теории, и по практике. И получил назначение на должность штурмана учебно-летного отдела своего же училища. Молодой офицер любил свою работу, хотя, когда случалась болтанка, свет становился не мил, и в палатках на аэродроме Леково близ Изюма было не очень комфортно, но тогда и слова-то такого не употребляли, да и молоды все были... Жизнь была насыщенной и яркой. Хватало сил и времени и на полеты, и на танцы, и на отдых с друзьями на Северном Донце... А потом снова работа, где было счастье не только учить, но и продолжать учиться самому. Наставники у молодых инструкторов были замечательные, все — бывшие фронтовики. Виктор Николаевич уже тогда понял, что летчики, прошедшие войну, — это особая каста людей, в хорошем смысле этого слова. Они не просто были асами за штурвалом, они во всех смыслах — в профессиональном, в духовном – были на высоте, в том числе и в своем отношении к людям... Сейчас давно уже разменявший девятый десяток полковник Григорьев благодарен своей судьбе за то, что на каждом этапе своей, как сейчас говорят, карьеры, ему посчастливилось служить под началом фронтовиков.

Но жизнь все же проверяла молодого офицера на прочность. В первый раз, когда очередная комиссия выявила проблемы со зрением. С летной работы пришлось перейти на наземную. Второй — когда приснопамятный генсек Хрущев решил сокращать армию. Полк, в котором в то время служил Виктор Григорьев, был расформирован. Конечно, это был удар — молодой перспективный офицер вынужден был пойти слесарем на завод. Параллельно поступил в политехнический институт — надо было осваивать гражданскую специальность. Но, вспоминая о военной службе, парень испытывал что-то похожее на ностальгию. И тут получилось, как в известной русской пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Грянул Карибский кризис, и тот же Никита Сергеевич Хрущев повелел снова рать собирать.

Григорьева в военкомат вызвали повесткой. Военком супил брови, убеждал словами: «В приказном порядке» и так далее... В ответ на это Виктор чуть не рассмеялся радостно и совсем не по уставу: «В армию! Снова! Да я с дорогой душой!»

Надо сказать, что на гражданке Григорьев учился на радиофакультете, который готовил специалистов для космической промышленности. А вернувшись в армию, сдал экзамены и перевелся на четвертый курс Киевского военно-инженерного училища ВВС по специальности «эксплуатация радиооборудования воздушных и космических аппаратов». К моменту его окончания Виктор Григорьев уже приобрел значительный опыт на РПС (радиолокационная система посадки самолетов) в Днепропетровске, на аэродроме Бельбек в Севастополе. Но с двумя такими базовыми военными образованиями Виктор Григорьев уже сам мог выбирать место службы. Такие специалисты нужны были везде. И уж конечно, они оказались нужны в Ставрополе, когда в 1968 году в нашем городе был сформирован сначала филиал Армавирского высшего военного училища. На свою малую родину, где жили в то время и его родители, Виктор Григорьев приехал уже с красавицей женой и двумя сыновьями. Со Светланой они познакомились и поженились еще во время службы в Харькове, в украинской деревеньке Скороходово, где красавица дивчина работала в офицерской столовой. Но за столько лет жизни в Ставрополе и жена Виктора Николаевича, и его сыновья тоже стали ставропольцами. А для него родным стало Ставропольское высшее военное училище летчиков и штурманов. Он служил на кафедре боевого управления авиацией ПВО страны.

Особое место в его воспоминаниях — зарубежные командировки. Польша, ГДР, снова Польша. Что теперь вспоминается со светлым и все-таки щемящим чувством — это отношения между людьми: между советскими офицерами и польскими или немецкими, кубинскими. Они были доверительные, уважительные, дружеские — эти отношения. Да и как иначе например, мог относиться к советскому коллеге помощник главного штурмана ВВС ГДР Вольфганг Шелике, если он родился в Москве, окончил Московский авиационный институт, был женат на русской женщине, а русский язык знал лучше, чем родной немецкий. И таких, как Вольфганг, чьи родители в свое время бежали от гитлеровской клики в СССР, в армии ГДР было немало. Да и поляки были хорошие ребята. А уж кубинцы, так те русских на руках носить были готовы. «Советика дружба! Компаньеро колопель!» («Вы наши защитники» - вот что чаще всего приходилось слышать нашим на улицах Гаваны...

Это было, по историческим меркам, не так уж давно. Жаль, что многое стремительно утрачено... Во многом из-за предательства последних первых лиц некогда могучей страны СССР.

Но пережили и это. Хотя тем, кто служил в Советской армии, пережить крах страны было тяжелее, чем нам, гражданским. Морально тяжелее.

И тем не менее жизнь продолжается. И такие офицеры, как полковник Григорьев, и в 80 с гаком остаются в строю. Виктор Николаевич — заместитель председателя Совета ветеранов СВВАУЛШ. Горд тем, что во времена сердюковской смуты (реформы) не дали уничтожить, отстояли самолет у стен родного училища, сохранили памятник, посвященный выпускникам, погибшим при выполнении боевых заданий, установили памятник ставропольцам героям-авиаторам. Чтобы помнили.