«Детей разбуженных испуг вовеки не простится...» (Борис Пастернак, «Страшная сказка», 1941 год)

Я помню дом на улице Тургенева. Он стоял неподалеку от Ташлянского кладбища, почти в центре двора. А дальше был большой-пребольшой огород. Дом этот видел войну, и его обитатели — женщина и двое детей — тогда еще не знали, что будет мир, старую избушку сломают и в нее никогда не вернутся солдат Сергей Солдатов и лейтенант Николай Слёзкин... 

Те, кто оставался здесь, на окраине Ставрополя, увидят Победу, испытают несказанную ее радость и боль. И через всю оставшуюся жизнь понесут в памяти дни и ночи Страха...

Про войну мне рассказывали мама, Римма Павловна, и бабушка, Наталья Яковлевна, - Слёзкины. Мало, коротко, скупо. Но и этого хватило, чтобы почти осязаемо представить эту городскую окраину в Великую Отечественную.

Летели домой через гору...

Римме в августе 1941 года исполнилось 11 лет. 22 июня, в воскресенье, она пошла с подругами в кино, смотрели какой-то детский фильм. А когда вышли из зала, всюду было слышно только одно слово: «война». На Ташлу бежали со всех ног — через гору, через железную дорогу. Скорее к маме и папе — они спрячут, защитят, объяснят.

Но и взрослые выглядели растерянными и испуганными. В маленьком доме с мирно цокающими ходиками поселилась другая тишина, ждущая чего-то еще более жуткого.

Павел Нестерович Слёзкин, папа Риммы, очень скоро ушел на фронт. Призвали и дядю Сережу Солдатова — две семьи жили вместе в те годы. Отправился воевать и брат Риммы - Коля Слёзкин, только что закончивший Могилевское пехотное училище. На хозяйстве остались сестры — Акулина и Наталья, да их дети - Яша и Римма.

Война набирала обороты и к Ставрополю приближалась неотвратимо. Перед самой оккупацией Наталья пошла на Нижний рынок, да чудом вернулась живой — попала под бомбежку. Страшнее зрелища в своей жизни не видела — разорванные осколками части людских тел висели на проводах...

Они вели себя как хозяева

Римма отчетливо помнит день, когда немцы вошли в Ставрополь. На улицу Тургенева они въехали на мотоциклах и, «спешившись», пошли по дворам:

- У нас во дворе стоял шкафчик, - рассказывает Римма Павловна. - Там всегда стояли кувшины с молоком, сметаной. Немец вошел, увидел его, открыл и забрал все, что было. Нас он не тронул, а вот большого, добродушного дворового пса, лохматого Лобко, короткой очередью застрелил из автомата. Я этот момент не видела — мы прятались в доме. Собаку потом похоронили в огороде. А другой наш пес — черный Абрек — куда-то убежал.

Еще до прихода немцев семья Слезкиных-Солдатовых приютила беженцев-евреев. Это были две женщины и трехлетняя девочка. Когда немцы расклеили объявления, чтобы евреи явились на «сборный пункт», вспоминает Римма Павловна, Наталья им сказала: мы вас не отпустим, будем и дальше прятать. Они отказались — нельзя, чтобы и вы из-за нас пострадали. И ушли. Потом стало известно, что всех евреев немцы расстреляли...

- Мы, дети, - рассказывает Римма Павловна, - во время оккупации нигде не гуляли, старались быть незаметными. Старших слушались, во время бомбежек прятались в огороде — мама и тетя вырыли там траншею, и мы в ней даже спали, натащив туда одеял и разных тряпок. А мальчишки бегали. Наш сосед, сирота Петька, как-то ушел в лес и напоролся на мину. Погиб.

Пропали без вести

О том, что семья осиротела, женщины узнали почти перед победой. Пропали без вести солдат Сергей Солдатов, воевавший где-то в горах Кавказа, и лейтенант Николай Слёзкин, сын Натальи Яковлевны и брат Риммы.

- Мы знали, - говорит Римма Павловна, - что Коля воевал на Смоленском направлении. Он писал нам в 1941 году: «Почти каждый день мы в жарких боях». А потом пришло сообщение, что в 1942 году он пропал без вести. Мама писала письма в Министерство обороны, но толком никто ей так и не ответил — в какой день, при каких обстоятельствах.

А я помню, что бабушка, Наталья Яковлевна, оплакивала сына всегда. Она мне часто рассказывала, что ее Колик был такой послушный, такой добрый, что учился он только на «отлично», приносил из школы похвальные грамоты. Ничего не сохранилось — ни одного его письма. Только старые фотографии, которые бабушка во время оккупации закапывала в огороде, из-за чего многие поблекли, измялись, пожелтели. Но ясный взгляд моего дяди Коли смотрит на меня и сейчас — через 69 лет (снимки сделаны незадолго до войны, в 1941 году)...

За погибшего сына Наталья Яковлевна долгие годы получала пенсию — сначала 21 рубль 50 копеек, а потом 28, еще позже — 40 рублей. И всегда плакала, пересчитывая купюры, — много ли на них купишь...

А мой дед - Павел Нестерович Слёзкин - вернулся с войны неожиданно: бабушка ходила на станцию чуть не каждый день — встречала эшелоны, но муж и жена разминулись в суматохе и вокзальной сутолоке. Бабушка потом рассказывала: я его не узнала — уходил на фронт черноволосым, а вернулся седой как лунь...

Солдат Павел Слёзкин умер в феврале 1967 года на моих глазах: как-то сразу осел на кровать, вздохнул и лег. Похоронили его на Даниловском кладбище. Бабушка пережила мужа почти на 20 лет...

Не был солдатом другой мой дед — Евгений Ракитянский. Он был инвалидом с детства. Но его коснулась война по-другому — будучи главным агрономом колхоза «Старомарьевский», он эвакуировал хозяйство на восток края, а потом, возвратившись, восстанавливал утраченное, оставаясь чуть ли не единственным в селе мужчиной...

Теперь у моего сына, 12-летнего Ивана, есть собственная большая память о той войне: четыре его прадеда — Павел Слёзкин, Иван Дубило, Иван Татов, Евгений Ракитянский, прабабушка Афанасия Дубило и дед Николай Слёзкин — шли к Победе. Каждый по-своему...