Екатерина Фисенко: «Все ярче помню каждый день войны, а время катится неумолимо!»

В канун 74-й годовщины Победы Екатерина Константиновна поделилась своими воспоминаниями о Великой Отечественной войне. Поводом к этому стал не только приближающийся праздник, но и личное торжество Екатерины Константиновны: 2 мая ей исполнилось 95 лет. Но ни столь почтенный возраст, ни трудный путь по дорогам войны, ни ранения и потери не дали угаснуть памяти: бывшая девчонка-солдат поделилась воспоминаниями о ярких событиях своей военной судьбы, которую она разделила с сотнями тысяч своих сверстниц, ушедших воевать с врагом в 40-е годы прошлого века... Сегодня «Вечерка» продолжает цикл публикаций воспоминаний Е. К. Фисенко о Великой Отечественной войне. Первые из них рассказывали о начале войны, о потерях и жарких боях 1941 года. А дальше будут другие битвы, через которые тоже прошла Е. К. Фисенко.

Новогодние праздники на войне

Окончание. Начало в № 91, № 93 - 94, № 96, № 113-114, № 116.

Почему-то все новогодние праздники на фронте для меня оказывались тяжелыми

Под новый, 1942-й, в декабре 1941-го из Новороссийска на кораблях Черноморского флота десантировались в Керчь, где нас четыре с половиной месяца просто месили, как тесто, и где навсегда остались четыре мои подруги и двое одноклассников. Ведь это было начало войны. Враг был слишком силен.

Под Сталинградом, под новый, 1943-й. В эти дни в дивизии работал московский художник Ольшевский, делая портреты отличившихся в боях. Эти портреты посылали родственникам. Мой некому было посылать. Мать умерла, сестра в Крыму в оккупации, два брата на фронте. Я одна болтаюсь в боях…

В этот раз задание было сложным, но минеры группы Киямова настояли, чтобы я отдохнула и пошла на встречу с шефами вместе с командиром роты лейтенантом Филатовым и фельдшером Зинаидой Литун в политотдел, убедив меня, что все будет в порядке, только дай побольше бинтов. А в два часа ночи сообщили: вся группа погибла.

А я за два дня до этого двоим комсомольцам оформляла анкеты для вступления в партию.

Как обычно, в конце была приписка: «если погибну, прошу считать меня коммунистом»…

Эти строки всю жизнь жгут мне душу…

Мы плакали… вместе с лошадью

Несмотря на малочисленный состав, мы всегда выполняли задания в срок. Опять вспоминаю тот декабрь 1943-го. Зима в разгаре. Впереди бескрайние леса Белоруссии. Район наступления – село Александровка. Наш саперный батальон – 76-й гвардейский – находится в лесу. Кругом костры, каждая часть у своего костра. В дивизию приехали наши шефы, рабочие завода имени Масленикова из города Куйбышева. Прошло торжественное собрание, заводчане раздали подарки, изготовленные тружениками завода, – шарфы, носки, кисеты с махоркой, одеколоны. А для ремонтных мастерских необходимые металлы для быстрейшего ремонта машин, танков, орудий в полевых условиях. Солдаты, измученные боями, радуются вестям из тыла – как дети. На поляне в каждой части горит свой костер. Идет приготовление ко сну. Под голову рюкзак, под себя – подстилка из хвойных лап. В середине горит костер. Дежурный подбрасывает в костер дрова и следит, чтобы никто не доставал ногами до костра. Первой дежурить выпало мне. Пожилой солдат Сергей Васильевич Голованов, называвший меня дочкой, говорит: «Доча! Я подежурю, а ты иди полюбуйся, какая красота». И правда – на лапах хвои снег, отблеск костров на них, как иллюминация, как настоящая новогодняя елка. Это напомнило мне время, когда мама была жива, съезжались братья с семьями, было весело, прибегали стайки малышей с колядками. И я, утопая в снегу, побрела по лесу. Самой себя стало жалко. От воспоминаний расплакалась. Три года по военным дорогам одна – ни писем, ни вестей. Только меняются наименования фронтов – Крымский, вновь Крымский, Сталинградский, Донской, Брянский, Западный, Центральный. И вот уже Белорусский. И везде минирование, разминирование, мосты, переправы, землянки, НП, КП…

Вот так я, со слезами, утопая в снегу, не дойдя до своего костра, попала к артиллеристам. К поваленному дереву привязаны лошади. Обняв лошадь за шею и прижимаясь к ней, я почувствовала вдруг, как начали вздрагивать и её бока. Лошадь заплакала вместе со мной! Её слезы смешались с моими. Человек и животное среди войны плакали одинаковыми слезами. Меня это повергло в шок...

Разыскав свой костер, рассказываю об этом Голованову. Проснувшийся пожилой солдат Кучеров проговорил: «Дочка! Моли Бога, чтобы она плакала на свою голову, но не на твою!».

Инвалидность и орден: а Кате всего 20 лет

Но лошадь ошиблась всего на неделю. 8 января 1944 года у села Александровка мы проделывали проходы в своих и немецких минных полях и проволочных заграждениях за два часа до рассвета, делая проходы для пропуска пехоты и техники. Слежавшийся снег, сильные морозы, найти мины трудно, чеки, примерзшие к боковым стенкам мин, опасно и трудно изымать. Солдатам приходилось отогревать их своим дыханием. С трудом справились, но в этот день бой успеха не имел. 9 января вновь проделывали проходы в минных полях на участке полка Устинова. На проволочных заграждениях враги навешали консервные банки с камешками. Резать проволоку так, чтобы не поднять шум, не удалось. Вынуждены были под проволоку заложить фугасы, чтобы подорвать заграждение во время артподготовки. Опять беда: не хватило бикфордова шнура, который своей длиной доставал бы до траншеи с пехотой. Вынуждены были оставить сапера в белом маскхалате в открытом поле, чтобы он во время артподготовки зажег шнур и подорвал фугас, который бы разметал проволочное заграждение. «Свой» взрыв во время артподготовки мы услышали. Но какова судьба солдата Радченко? Разыскивая его, мне пришлось проползти поле от батальона Кусенко, мимо Устинова, до 234-го полка Шкурко. По пути перевязывала раненых, вытаскивала их с поля боя. Переворачивала и тела убитых, чтобы не пропустить Радченко.

Перевязывая раненых солдат полков 237-го, своего батальона и бойцов 239-го стрелкового полка, мне довелось вытащить с оружием и без оружия и своих солдат, и солдат полка – всего 40 раненых, которые вступили в бой в этот день. И только вечером узнала, что на территорию приданной нам 68-й танковой бригады дополз полузамерзший солдат-сапер. Они его, как могли, отогревали чаем, оказали помощь и отправили в санчасть…

Наши саперы сменились. Сапер Шишкин передал мне распоряжение комбата Скрыгули: из боя выйти утром 11 января вместе с дивизионными разведчиками. У разведчиков было задание – разведать огневые точки противника. Я, если уходила со своими разведчиками в инженерную разведку, то обычно с группой прикрытия. В этот раз побоялась: а вдруг утром с ними не встречусь? И ушла на разведку с ними в ночь.

Старший группы приказал мне: в траншею не прыгать. Ждать наверху. Быть под наблюдением разведчика Лубсанова.

Оказывается, в связи с тем, что никак не удавалось в течение двух суток освободить Александровку, им дали задание уточнить расположение огневых точек противника. Свое задание они выполнили с шумом и гамом. Вызвали огонь противника на себя, а затем с большим трудом прорывались к своим сквозь страшный обстрел. Выйдя из-под обстрела, долго шли в темноте. Вроде все тихо. Вдруг наткнулись на минное поле. Быстро справились. Две мины ребята разминировали, аккуратно отложили в сторонку. Внезапно откуда-то запрыгали мины, появились раненые. Быстро оказали им помощь.

Метрах в 40 – 50 от переезда Голевицы, где надлежало скрыться, нас накрыл огонь артиллерии. Просто шквал огня! Ребята бросились врассыпную. Я успела нырнуть за полковую пушку-сорокапятку, и все... Больше ничего не помню. В результате – тяжелая контузия головного мозга с разрывом барабанных перепонок, а через валенки – осколочное ранение средней трети голеней обеих ног…

О судьбе ребят за все годы, даже бывая на встречах ветеранов, так и не узнала. За выполнение этого задания получила награду – орден Красной Звезды, и инвалидность II группы в 20 лет. Кто-то оказал мне помощь, сделав перевязку головы. Как все было, я узнала только через 43 года. Была в гостях у сына в Тбилиси, где он преподавал на военной кафедре мединститута. Он купил мне билет, и я поехала в Крым к родственнице. На вокзале меня встречали две подружки, с которыми вместе в 1941 году уходили на фронт: Марина Комарова и Нина Кравченко. Я разговариваю с ними и замечаю, что они украдкой поглядывают в сторону. Мне что-то показалось знакомым в стоящей тучной даме. Я подбежала, проговорив: «Кажется, я Вас где-то видела?». В ответ слышу: «Идиотка, я вокруг нее уже полчаса с этим веником вьюсь, а она, видите ли, где-то меня видела!» – и огромный букет крымских роз упал мне в руки. Это была Дуся Готовкина, с которой я вместе уходила на фронт в 1941-м, но под Сталинградом в боях я примкнула к 64-й армии Шумилова, а она ушла с 51-й. И с тех пор, с 1943 года, мы не виделись. Повиснув на моих плечах, она расплакалась. Марина буркнула: «Ну развезла наша Дуся мокреть под носом».

В ответ: «Да не так, как ты. Знаешь, Катюшка, когда тебя привезли в медсанбат, как мороженую чурку – с торчащими осколками через валенки, без сознания, в карточке передового района значилось, что тебе влили 100 граммов водки, чтобы согреть в сильный мороз. Анастасия Ивановна Суслова, хирург, сказала: «Быстрее готовьте пьяницу на стол». У тебя из ушей и носа сочилась кровь. После оказания помощи Суслова заставила таскать снег и растирать тебя.

Я хорошо тебя растирала, а Нинка меня лупила по спине, приговаривая, что растираю я плохо. А я тебя не снегом, а соплями растирала»…

Вот из этой перепалки подружек я узнала, что со мной случилось. Из медсанбата меня отправили в госпиталь города Речица, где пытались исправить то, что со мною сделала война.

Встречали с песней «Катюша»

Как только стало терпимо и по приезде новых раненых, я узнала, что готовится крупное наступление, я, боясь потерять свою часть, добралась до машины, идущей на фронт, и меня не смогли заставить остаться в госпитале.

Так я вновь попала в свой батальон, где меня встретили саперы песней «Катюша». Крым в оккупации, ехать туда к сестре я не могла. С батальоном добралась под Ковель в Камень-Каширск. Фельдшер Зина сшила из плащ-палатки специальную «сидушку», и, если в обозе не было места, меня друзья таскали в ней за плечами. Началась борьба за здоровье. Когда освободили Крым, я поехала к сестре. В Волгограде на встрече ветеранов по случаю 35-летия Победы разведчик Василий Прохоров попросил: «Катя, ты прости Диму Долматова. Он никогда не таскал тебя за спиной. Он не мог смириться с тем, что ты такая активная, деловая – стала беспомощным ребенком. Oн плакал…».

Вот так закончилась моя военная дорога. Сейчас у меня сын со снохой, двое внуков, трое правнуков. Жизнь продолжается!