Эльбрус. Август 1992 года. Часть 4

Я вставать не хочу и вообще уже передумал идти на гору. Хочется спать, не всегда так хорошо спится на такой высоте. Я сплю ещё час, потом мне становится стыдно за свою слабость. Я поднимаюсь, слегка одеваюсь и зажигаю в кладовке примус.

Подогрев что-то, теперь уже не помню что, я ем, Машка тоже поднимается и ест. Я не хочу надевать «кошки». Машке мы раздобыли «кошки» абалаковские, и у неё проблем нет. В моих туристических вибрамах муравьёвские «кошки» давят на задник, что не очень приятно. После раздумий я всё же их напяливаю, а Машка тем временем куда-то исчезает. Я стою и жду, но она не появляется. На улицу выходить не хочется даже в пуховике, я поднимаюсь наверх, но Машки там нет, похоже, она ушла с москвичами.

Я выхожу из Приюта. Эльбрус просматривается хорошо, по склону уже идёт несколько групп. Начинаю движение, почти не поднимая головы, пороша хлещет в лицо, это неприятно. Темно, я почти не выглядываю из-под капюшона и чувствую себя отвратительно. Всё кажется неуютным и бессмысленным, я думаю, что дойду до скал Пастухова и вернусь. Иду не торопясь, потом неожиданно замечаю слева от себя группу, беру их темп, он чуть выше моего. Перекидываю айсбайль из руки в руку, рука с айсбайлем замерзает даже в перчатке. Догоняю группу из восьми человек, они присели отдохнуть. Пытаюсь отдохнуть на камне, но быстро замерзаю. Они поднимаются, я пристраиваюсь за ними в хвост и стараюсь не отставать. На часы смотреть даже не пытаюсь -слишком далеко за ними лезть. Фотоаппарат висит под пуховиком, доставать его рано, восток только-только начинает розоветь. Оделся я довольно прилично, наружу нос и глаза, но всё равно не жарко. Я держусь на хвосте у впереди идущего, чтобы меньше швыряло в лицо ледяной крупой. Кто-то в группе пересчитывает людей и долго не может понять, почему их девять, а не восемь. Предполагают, что с ними идёт чёрный альпинист, усмехаюсь, чёрный альпинист – это я.

Сначала группа идёт компактно, потом несколько человек отстают, и я перестраиваюсь в середину. Когда мы выходим к началу траверса, первые восходители его уже заканчивают. Около шести утра, уже достаточно посветлело, на горы смотреть веселее, хотя они по-прежнему холодны. Скоро должно было появиться солнце, но с ним нам не везёт. Когда оно выходит, мы заканчиваем траверс и скрываемся за перегибом. Седло пребывает в тени и холоде, дует тут ещё хуже, чем в прошлый раз. Меня удерживают на тропе айсбайль и кошки, согревает пуховик, хотя о тепле здесь можно говорить только относительно.

В седле мои попутчики останавливаются отдохнуть, а мне не терпится идти дальше. Я вижу на склоне между камней тропу, туда ушло несколько человек. Отсюда остаётся всего час подъёма, и нет смысла ждать. Машка ещё где-то на траверсе, и я начинаю подъём. Склон уходит круто вверх, и именно оттуда прямо в лицо бьют заряды крупы. Они легко сбивают с ног, приходится нагибаться и опираться на айсбайль. Впереди меня идут двое москвичей, муж с женой, под вершиной я их догоняю. Они долго отдыхают, я отправляюсь дальше. Позже выясняется, что женщину уже прихватила «горняшка», ей что-то мерещится, и она спрашивает, что они здесь делают.
Только на вершине я достаю фотоаппарат. Теперь я вижу зелёные долины и понимаю, что интересно смотреть не только на Эльбрус, но и с него. Я вижу Ушбу, Шхельду, Тютю, Джайлык и другие горы. Единственное, чего я не вижу, это то, что скрывает западная вершина. Я щёлкаю фотоаппаратом, но он замёрз и снимает кадр на кадр, плохо протягивая плёнку.

Подходит какой-то мужик, я прошу меня сфотографировать. Он снимает четыре кадра, из которых сохранить удаётся только один. На слайде я похож на раздувшийся шарик - почти лежу на ветру и один раз даже чуть не упадал от порыва ветра сзади.

Москвичей всё нет, оставаться дОльше здесь невозможно. Я хочу поделиться победой с Машкой, но она где-то внизу. Узнаю время, сейчас восемь. С двух часов ночи прошло всего шесть, я поднялся на высочайшую вершину Европы

- 5621 метр над уровнем моря. Западная вершина, правда, выше на 20 метров, но её оставим на потом. Я радуюсь, что взял вершину, прыгнув в своей высоте на 1400 метров, но меня тревожит спуск.

Начинаю спускаться, к вершине подходят москвичи, женщина падает, муж помогает ей подняться. Теперь я могу не экономить силы и говорю со встречными. В седле я вижу Машку и забираю у неё рюкзак, она уже перекусила, а мне нужен фотоаппарат, хотя я не знаю, решусь ли снимать на таком холоде ещё раз. Пытаюсь её подбодрить, говорю, что осталось немного, всего час подъёма.

На траверсе останавливаюсь и делаю несколько снимков «Москвой». Меня опережает всего несколько человек, но я иду быстро и даже кого-то из них догоняю. Напряжение на ноги огромное, но через два часа я захожу в Приют. Машка приходит ещё через два часа.

Москвичи возвращаются усталые, но в этот же день идут вниз, а к нам селят ребят из Ейска.

23.08.1992. К этому времени у нас складывается тесная компания старожилов экологической акции. Мы живём в комнате №6 (не путать с одноимённой палатой), а руководитель и ещё несколько человек в четырнадцатой. С утра мы собираем мусор, а потом устраиваем очень удачный совместный обед.

Кто-то из обитателей 14 комнаты уходит за сигаретами, а ребята из Ейска пытаются ползти на гору.

На Приюте обитает множество иностранцев, в частности американцев, которые сегодня идут вниз. Среди них есть девочка, похожая на Тосю Рябову, я за ней наблюдаю. Она вдруг останавливает меня в столовой, пытается что-то узнать, потом, смутившись, извиняется и убегает на свой третий этаж. Блин, это же Стэф Девис.

Кстати, о третьем этаже. Там живут иностранцы, стоят электрокамины и, хоть напряжение не дотягивает даже до 127 вольт, на этаже довольно тепло. Но такая разруха царила здесь не всегда. Было время, ещё до войны, когда здесь имелось центральное отопление, горячий душ и даже рояль в гостиной с паркетом. Клиенты высокогорной гостиницы пользовались тёплым туалетом, а не сортиром над обрывом, как сейчас. Но до войны, как вы понимаете, возможностей было больше, Сталин с помощью индустриализации поднял всю страну, перепало немного и Приюту 11. Вся эта лафа кончилась в тот день, когда какой-то немецкий ас бросил с самолёта бомбу на Приют, но, к счастью, бомба угодила только в котельную. Ее так и не восстановили, и Приют с тех пор без центрального отопления.

Среди ейских аборигенов есть блондин Костя, высокий, светящийся и поющий песни, в том числе и свои. В этот день ему удаётся без «кошек», очков, ледоруба и пуховика подняться на Восточную вершину. Он приходит с обгоревшим лицом, и все его хвалят.

(Окончание следует.)