Герман Беликов. Ставрополь в моей жизни
Наброски автобиографического, исторического, публицистического и полемического повествования (фрагменты рукописи)
К сегодняшнему дню есть две версии начала рода Беликовых в Ставрополе. Так, известная исследовательница истории казачества на Северном Кавказе, родом из из станицы Суворовской, бывшей Карантинной, Тамара Максимовна Бошко в своей книге «Крик подстрелянной птицы» пишет: «Хоперские казаки, основавшие Ставропольскую станицу к востоку от Ставропольской крепости, представляли несколько родов, главным из которых был род Беликовых. Когда в 20-е годы ХIX столетия они вынуждены были переселиться в образованную ими станицу Карантинную, то туда ушли в основном молодые казаки. В Ставрополе остались престарелые казачьи семьи, в том числе из рода Беликовых. Убеждена, именно от них и пошел наш род».
Известно также, что вслед за казаками на Северный Кавказ хлынул поток крестьян-переселенцев из Великороссии, в большинстве из Курской губернии. Часть из них обосновалась у возникшего уездного Ставрополя. Возможно, среди них также были Беликовы.
Между тем мой прадед, Никифор Беликов, овладел здесь какой-то строительной профессией. Во всяком случае его дети – Ефим и Максим - были каменщиками, нашедшими приют на Новом Форштадте. Здесь на Второй Линии, как первоначально именовался сегодняшний переулок Крупской, оба брата построили себе небольшие дома, разбив при этом большие фруктовые сады. В Госархиве мне удалось найти планы этих домов, каждый оцененный в 100 рублей серебром. Не густо, конечно, правда, корова тогда стоила пять рублей.
Мой дед по отцовской линии, Максим Никифорович, вскоре женился на девушке со Старого Форштадта, района города более зажиточного и благополучного, где издавна жили семьи вчерашних солдат и казаков, в том числе строивших саму Ставропольскую крепость. Супругой деда стала красавица (судя на сохранившемуся фотоснимку) Наталья Афанасьевна Белова.
Как удалось установить, род Беловых начинался с отслужившего в стенах Ставропольской крепости солдата Ивана. Было у него три сына – Афанасий, Варфоломей и Георгий. В отцовском доме, по бывшей Плевненской (сегодня - Тельмана), остался жить старший из братьев Варфоломей. На улице Шипкинской (8-го Марта) построил свой дом младший брат Георгий, а на Карской (Первомайская) - средний из братьев Афанасий.
Но вернемся ко второй половине ХIХ столетия, когда одна из дочерей Афанасия Ивановича Белова и стала женой моего деда Максима Никифоровича Беликова, подарив ему четырех сыновей и столько же дочерей. Три сына деда стали известными каменщиками, строившими многие здания города, в том числе Дом губернатора, храм Андрея Первозванного и другие. Лишь мой отец Алексей Беликов прошел обучение в единственной в Ставрополе артели художников настенной росписи, или альфрейщиков, возглавляемую немецким мастером. Как одному из лучших выпускников, ему было доверена цветная роспись настенной и потолочной лепнины в гостиной особняка купца Меснянкина, ранее принадлежавшего Леонидовым, где был устроен известный в городе музыкальный салон (сегодня - детская музыкальная школа № 1 по улице Дзержинского).
Юный Алексей Беликов оставил свой след и в росписи комнат Дома губернатора, в том числе и сусальным золотом, особняков многих купцов и промышленников Ставрополя. Как и немец-мастер, в воскресные и праздничные дни ходил он в «тройке», с серебряной цепочкой карманных часов, что запечатлено на сохранившихся отцовских фотографиях. То был не просто шик, недоступный его братьям, как и большинству «форштадцев», а «визитная карточка» в домах среднего мещанского сословия.
Ещё обучаясь в начальном училище имени Короленко (сегодня - школа № 13), а затем уже как художник, отец выработал прекрасный почерк, что было большой редкостью даже для чиновников. И когда началась Первая мировая война, мобилизованный солдат Алексей Беликов стал писарем при сформированном штабе 76-го казачьего полка. Вместе с полком, которым руководил тогда ещё полковник Павел Александрович Мачканин, отец на своем коне по кличке Мальчик участвовал в штурме неприступной турецкой крепости Карс. За то сражение был отмечен Георгиевской медалью, сфотографировавшись с ней на память в форме 76-го казачьего полка. Это фото в 30-е советские годы стало причиной его ареста НКВД, как белого казачьего офицера.
Из-за начавшейся революции Русско-турецкая война, как известно, закончилась постыдным для России миром, развалом армии, когда возвращавшиеся домой солдаты попадали в объятия большевиков, превращаясь в озверелую банду насильников и грабителей. С того и началась Гражданская война здесь на юге России, когда все братья отца встали под красные знамена, как и большинство новофорштадцев. А старофорштадцы становились под белые знамена, как и отец, служивший писарем в штабе Корниловского полка Добровольческой армии.
Гражданская война закончилась, и отец вернулся в опустевший родной дом, где застал лишь умирающую от голода мать, сестер в обносках, куда вскоре вернулись и отцовы братья, вконец спившиеся и озверелые от пролитой ими крови, к тому же оказавшиеся совершенно ненужными пролетарской власти. Они нашли работу на кладбищах города, быстро разраставшихся за счет вскоре наступившего повального голода 1921-1922 годов.
Отец, сумевший скрыть факт службы писарем в Добровольческой армии, тоже оказался не у дел. Новой власти мастера-альфрейщики были не нужны. Пошел работать санитаром в военный госпиталь. Затем устроился тем же писарем в городскую тюрьму, до революции рассчитанную на 300 человек, теперь же забитую «под завязку» многоликими врагами революции и трудового народа.
Как позже рассказывал отец, основным тюремным контингентом был этот самый народ – рабочие и крестьяне с «примесью» интеллигенции и недобитых участников «белого движения». Затем уже к ним стали прибавляться церковнослужители, кулаки, нэпманы, троцкистско-бухаринские выродки и прочие «враги народа». Правда, последних отец не застал, ибо сразу после первого голода повстречал мою маму - Елизавету Яковлевну (Эльзу Явальд) Филькфольд, что круто изменило его жизнь.
Мамин род происходил из обрусевших немцев верой и правдой служивших в русской армии. Мой прадед и дед по маминой линии были из дворян, оба - полковники Кавказской армии. Прадед служил при Тифлисском генерал-губернаторе, дед - в одном из штабов Кавказской армии в Дербенте. Там маму и застала Гражданская война, в пламени которой погибли ее родители и три брата.
Вчерашняя гимназистка, владевшая французским и английскими языками, превосходно игравшая на пианино, она осталась в разрушенном Дербенте со своим меньшим братом Николаем. И тут началась страшная резня между армянами и азербайджанцами, между дашнаками и мусаватистами. Русские жители спешно покидали город, держа путь в Терскую область и на Ставрополье. В том тысячном людском потоке мама потеряла брата, которого все же отыскала только через год. А тогда с одной из уходивших колонн, с одним узелком, она попала в Ставрополь, где и повстречала моего отца.
Здесь мне хотелось сделать маленькое отступление. Где-то в 60-х годах уже прошлого столетия я сидел в нашем парке, бывшей Воронцовской роще. Мое внимание привлек старичок, делавший небольшие затесы на дубах и записывавший их возраст. Рядом на скамейке сидела старушка, как потом узнал, жена того садовода, по-своему определявшему возраст деревьев. Разговорились. Я сказал, что род наш местный, коренной, новофорштадтский. Бабуля заинтересовалась, спросила мою фамилию. Я назвал. И тут она уставила на меня свой настороженный взгляд.
- Уж не Лёнька был твой отец? - она не спросила, а буквально выкрикнула. Я утвердительно кивнул головой…
Как затем узнал, старушка эта некогда была невестой моего отца.
- У меня был дом и корова, - зло говорила она. – А он взял в жены нищую…
Меня потрясло не то, что у нее с моим отцом не сложились отношения, а то, что всю свою оставшуюся жизнь она не могла простить отцу измену, так и не поняв, что в моей матери отец нашел нечто большее, чем она со своим домом и коровой...
