Герман Беликов: Ставрополь в моей жизни
Так случилось, что весь педколлектив нашей старой довоенной школы № 4 после оккупации перешел в здание бывшей Ольгинской гимназии на проспекте Ворошилова (сегодня это проспект Октябрьской революции и находится здесь школа-интернат для глухонемых детей). Само здание в центральной части было взорвано гитлеровцами, но сохранились два крыла - северное и южное. В одном разместилась женская школа № 1, в другом - наша мужская школа, получившая
№ 34-й. В эту школу попал и я.
Директором школы стал Сергей Григорьевич Брюзгин, учитель математики, грузный, хромающий на одну ногу, потому ходивший с крючковатой палкой. Вечно хмурый, никогда не улыбавшийся, он, однако, держал школу в образцовом порядке. И это при почти полном отсутствии самого необходимого: стекол для окон, керосиновых ламп для освещения, самого керосина, гвоздей для ремонтных работ, дров для отопления голландских печей, учебников и даже чернил.
Преподаватели, в большинстве мужчины, оставили у многих мальчишек тех военных лет самые добрые воспоминания. Это - учитель математики Константин Георгиевич Свидерский, учитель географии Вячеслав Игнатьевич Горецкий, Павел Григорьевич Имбс, преподававший черчение, Исай Акимович Каштов - физическую культуру, Борис Михайлович Кувичко - физику, Пелагея Яковлевна Деревянко - химию, Наталья Александровна Кожухова - преподаватель немецкого языка. Историю древних веков преподавал мой отец – Алексей Максимович Беликов...
Вспоминаю свой путь от дома к школе. Зима в разгаре, за окном снежная метель, которую сегодня даже трудно представить. К семи утра - завтрак из каши и чашки чая без сахара. Одеваюсь в старую стеганку, валенки и шапку-ушанку, защищая варежкой лицо от жгучего ветра, по улице Дзержинского добираюсь до парка. Пройти по занесенным снегом аллеям помогают валенки, да и то не всегда. В весеннее время парк больше напоминал лесную чащобу с кустарниковыми зарослями, многочисленными ямами, наполненными талой и родниковой водой со скопищем лягушек. То были остатки щелей и бомбоубежищ, подвалов сгоревшего ресторана «Чайка», трех разрушенных фонтанов, старых колодцев, устроенных еще дореволюционными садовниками, ямы от разорвавшихся здесь немецких фугасов. В нижней части парка, где было меньше деревьев и больше травы, паслись лошади. В полуразрушенном летнем театре образовалось целое скопище собак и голубей. Старый пруд был забит мусором и обломками немецких машин. Людей в парке почти не было, за исключением групп рабочих с пилами и топорами, заготавливавшими дрова из сухостоя…
Через пролом в заборе школьного двора попадаю в школу и свой класс на первом этаже, выходивший окнами на улицу Комсомольскую. Еще темно, но техслужащие уже разжигают дрова в голландской круглой, под самый потолок обшитой железом печи. Пытаюсь согреть ладони, прижимая их к дверце печки. Огонь охватывает поленья, тепло медленно обволакивает меня.
Появляется дежурный по классу, доливает из бутылки чернила в «непроливайки», расставляет по партам. Ручки с перьями у каждого свои. Перья к ручкам были разные, остроносые - «пионер» и «звездочка», с «пупырышком» – «уточка», и, наконец, запрещенное «рондо».
Появляются все новые одноклассники, все тянутся к разгоревшейся печи. Смех, возгласы, хлопанье крышек парт. Наконец раздается первый звонок, вернее, звон медного, еще дореволюционного, размером в крупную грушу колокольчика в руках дежурного по школе учителя. Занятия начинаются.
На большой перемене дежурный по классу из буфета приносил завтраки на большом деревянном подносе – тонко нарезанные ломтики черного хлеба с так называемым «вареньем». То была смесь свёклы со слабосладким сиропом. К бутербродам полагался и чай - какая-то подслащенная бурда в большом чайнике…
Приближался конец войны. Как помню, под утро 9 мая я проснулся от возникшего шума на улице. Поднялись родители, за ними и я. Послышались все усиливающиеся выстрелы. Неужели опять немцы? - мелькнуло в голове. Но какие там немцы, наши ведь в Берлине! И тут ясно услышал с улицы: «Победа, победа!!!».
Выбегаю во двор. Еще совсем темно, но двор полон людей. Все обнимаются, целуются. Кто-то запел «Катюшу». Заиграли вынесенные из квартир сразу два патефона. Наша мальчишеская шпана начала таскать в центр двора хмыз, принадлежавший одному из краевых начальников, снимавших комнату у Эсауловых, в дальнейшем известному экономисту Цагоеву. Хмыз подожгли, набросав в огонь все, что могло гореть. Образовался огромный костер, вокруг которого взрослые начали танцевать, а мы играть...
Между тем наша мальчишеская жизнь, в том числе школьная, оставалась прежней – однообразно монотонной, голодной и холодной. Одевались во что придётся, но на это никто не обращал внимания. Была одна радость – футбол. Гоняли тряпочные мячи, но иногда и настоящие. То были чиненые-перечиненые довоенные покрышки и такие же клееные-переклееные камеры. И мы гордились не отличниками школы, а футбольными игроками. То были братья Тесовские, Геннадий Тиранов (в дальнейшем - сначала игрок, а затем тренер клуба «Динамо»), Корчанов, Матросов, Мерзоев и другие.
Помимо футбола чуть ли не вся школа играла в «жестку»: тыльной стороной стопы подкидывали свинчатку, обёрнутую в мягкую ткань, а лучше — в кусок кроличьей или лисьей шкурки. Выигрывал тот, кто большее число раз мог подбросить эту самую «жестку». Играли в альчики, раскрашивая их во все цвета радуги. При этом некоторые хитрили, просверливая в определенном месте альчик, заливали внутрь свинец, отчего он на земле занимал выигрышное положение - «бочком».
Между тем весь школьный ученический коллектив стал юношеским отделением спортобщества «Динамо», стадион которого находился напротив школы. Наш физорг Исай Акимович, любимец всех мальчишек, втянул и меня в это самое общество. На первом же легкоатлетическом соревновании оказалось, что во мне заложены были неплохие спортивные качества, и уже скоро я стал чемпионом среди школьников города по прыжкам в высоту и длину, одновременно выполнив высокие разрядные нормы по бегу на разные дистанции. С того времени и началась моя спортивная карьера.
Учеба, за исключением истории и географии, увлекала меня мало. После всего пережитого в оккупации сидеть в душном классе совсем не хотелось. Потому я постоянно сбегал с уроков и с такими же прогульщиками гонял футбольный мяч на пустыре стадиона «Динамо».
В это же время произошло еще одно событие в моей жизни – прием в комсомол. Здесь надо сказать, что среди старшеклассников было немало интересных ребят, заводил разных мероприятий, горячо верящих в идеалы социализма. Я был не против этих «идеалов», потому на предложение стать членом Ленинского комсомола дал согласие. Но не тут-то было. На школьном комсомольском собрании узнал, что я плохо учусь, к тому же ярый прогульщик, пассивен в общественной жизни школы, не посещаю школьный хор… Короче, мне дали время исправиться. У меня же на исправление времени и особого желания не было. Однако меня уже чуть ли не «силком» сделали комсомольцем - «как хорошего спортсмена школы».
Прилежным комсомольцем я так и не стал. Меня по-настоящему увлекал спорт. И в этом не последнюю роль сыграли ребята из Ставропольского суворовского училища, открытого в 1943 году. Они во всем были первыми в городе, будь то эстафеты по городу, соревнования боксеров и борцов, волейболистов или баскетболистов, легкоатлетов или стрелков. Я сдружился со многими суворовцами, и в особенности с ребятами из Югославии, чьи отцы погибли в партизанской войне с гитлеровцами.
В 1949 году футбольная команда «Динамо» стала чемпионом России. Трудно передать нашу радость. Все мы были истинными болельщиками, не пропускавшими ни одной игры «Динамо», «Спартака» и «Трудовых резервов». Даже сегодня, когда мне уже 80 лет, готов назвать фамилии чуть ли не всех бывших игроков «Динамо» тех лет...
К тому времени наша школа перешла в здание дореволюционной постройки на площади Маяковского. До этого здесь находилась третья женская школа. Директором по-прежнему оставался Сергей Григорьевич Брюзгин. Каждый понедельник на первом этаже и двух полукруглых лестничных маршах он собирал всех учащихся первой смены и подводил итоги учебы за прошедшую неделю. Всех получивших двойки выстраивали у дверей в учительскую, отмечая поименно. С педагогической точки зрения процедура эта должна была повысить уровень обучения в престижной школе, каковой и была наша третья мужская школа. Однако сам процесс «повышения успеваемости» для попадавших в шеренгу, а то и целый взвод проштрафившихся, куда не раз попадал и я, был мало приятным. Особенно под ехидными взглядами и улыбками «пятерышников».
Вся эта «чистка» проходила при молчаливом согласии коллектива учащихся и учителей. Правда, иногда все это оборачивалось неподдельным весельем. Однажды зимой директор сообщил, что кто-то из учащихся сорвал дверь дворового туалета, приспособив ее затем в качестве больших салазок, на которых «преступники» катались по крутой заснеженной Комсомольской улице.
- Вы знаете, чем это «пахнет»? - возмутился директор, подразумевая санкции милиции. Однако большинство собравшихся восприняло его слова в буквальном смысле, заглушив выступление директора гомерическим смехом…
С переходом из класса в класс появлялись и новые преподаватели. Так, учителем литературы стала «мадам Мотлашевская». Ее уроки по советской литературе, начиная с Демьяна Бедного и Маяковского, меня как-то не увлекли. И написанные мною сочинения по их творчеству Евгению Васильевну Мотлашевскую очень разочаровывали. Как, впрочем, и мои устные ответы. Описывая на уроке героиню какого-то советского произведения, я сказал: «Она очень любила гулять по лугу». На это Мотлашевская горячо отреагировала, убедительно объяснив, что на лугу любят гулять коровы, а советские героини - в парках. Я согласился и завоевал заветную тройку в четверти.
Забегая вперед, хотелось бы вспомнить забавный случай с той же мадам Мотлашевской. Уже работая во Дворце пионеров, я написал и издал свою первую книгу «Мои друзья и зеленый рюкзак». С пахнущей типографской краской книгой я шёл по проспекту Октябрьской революции и вдруг заметил сидящую на лавочке мою дорогую постаревшую учительницу. Она широко заулыбалась, увидев перед собой вчерашнего троечника. Но улыбка тотчас исчезла, когда я показал ей книгу. Для нее это был самый настоящий удар, ибо рушилось сложившееся представление о завтрашнем дне ее вчерашних отличников и бездарей, вроде меня. Так бы хотелось сегодня, когда издано около 40 моих книг, вновь повстречаться с Евгенией Васильевной…
Напротив нашей школы был пустырь, где ранее находилось старое Варваринское кладбище с одноименной церковью. За советские годы все там было снесено и брошено. На освободившейся территории мальчишки гоняли мяч, а бывало и... человеческие черепа, в изобилии обнаруживаемые при прокладке труб и прочих строительных работах. Вскоре здесь началось воздвижение большого здания будущего строительного техникума, затем - типографии и Дворца имени Ю. Гагарина.
(Окончание следует.)
Фото из личного архива
Г. А. Беликова.
