Новый миф о старой войне
Михаил ВасиленкоСреди новогодних телевизионных сюрпризов мне, выпускнику исторического факультета, примечательным показался один: предложение переименовать Первую мировую войну, столетие начала которой нас ждет летом, во 2-ю Отечественную. Как ее, дескать, величали участники событий вековой давности. Подробнейший сюжет на эту тему показал православный канал, схожие, хотя и менее пафосные, мотивы звучали также на иных каналах. Пора, мол, отказаться от идеологических извращений большевиков, обозвавших ту войну империалистической.
Забытый пафос: попытка возвращения
Странно. По-моему, большевистская терминология уже вышла из употребления, равно как и пропагандистские штампы царских времен: война общепризнанно называется Первой мировой, и точка. Но тема заявлена, и неспроста.
Аргументы переименователей патриотичны и просты. Россия подверглась внешней агрессии, которую отразило «православное воинство» (цитата), сражавшееся за веру, царя и Отечество. К несчастью, уже накануне победы тыловые группки врагов предательски учинили революцию и свергли всеми почитаемого монарха, что не позволило империи вкусить от плодов выстраданной победы. Ну а потом за дело взялись уже упомянутые большевики-исказители, предавшие забвению жертвы великой войны.
С последним нельзя не согласиться. И начавшийся год призван стать отправной точкой для воскрешения в памяти народной страданий и мужества миллионов наших соотечественников. Их героизм на фронтах и в тылу заслуживает увековечения, как пример будущим поколениям. А вот насколько война была Отечественной, стоит разобраться, выяснив, с какими целями Николай II бросил под пули, штыки и осколки своих подданных. И подобно тому, как причины землетрясения обнаруживаются в глубинах земли, постараемся в пластах истории дойти до корней Первой мировой, похоронившей российскую монархию.
Но вначале — несколько слов о том, насколько эта тема актуальна для нас, живущих в ХХI веке. Казалось бы, какая разница, как именовать событие, канувшее в Лету? Не скажите. Особенно если за терминами скрывается конъюнктурный идеологический подтекст, и под прикрытием борьбы с мифами и искажениями на уши населению нахлобучиваются новые мифы. Столь же далекие от истины. Так уже случилось с революцией октября 1917 года, бывшей одним из ключевых катаклизмов ХХ века и многому научившей цивилизованное человечество (иногда кажется, кроме России). Залакированная сталинским агитпропом до блеска «Великой социалистической», в 90-е годы другими пропагандистами она была низведена к уровню проделок шайки проходимцев, запугавших многомиллионный народ: синица подожгла море, таракан поверг в ужас слонов. В результате скоро молодежь и знать не будет, что ее предки не были, по-сегодняшнему говоря, трусливыми лохами, а искали пути к справедливости, свободе и миру. Эксперимент завершился трагической неудачей, не перестав от этого быть грандиозным и поучительным. А вот французы свою революцию отчего-то не забывают…
Кстати: россияне, традиционно не склонные к экзальтации и пафосности, скорее называли Первую мировую Германской войной. Отечественной ее величали преимущественно в верноподданнических речах и статьях. Примерно так же это было во время наполеоновского нашествия: эпитет «Отечественная» той войне дал некий придворный мемуарист лет через двадцать. И, как ни удивительно, попал в точку.
Ну и в завершение необходимой преамбулы: затрудняюсь сказать, о каких плодах упущенной в 1917 году победы сожалеют инициаторы переименования. О территориальных приращениях империи? О контрибуциях?.. В любом случае, помимо могильных крестов да инвалидских костылей, несановные участники войны почти наверняка не получили бы ничего. Такая традиция была у Дома Романовых. Итак…
Союз противоположностей
1891 год принес Европе ошеломляющую новость — Россия и Франция заключили союзнический договор. Больших антиподов было трудно себе представить. Абсолютистская монархия, густо замешанная на восточном деспотизме, с одной стороны. С другой — наидемократическая республика Старого Света, чей гимн — «Марсельеза» — приводил в трепет правящий класс политически замороженной империи. И вот, изрядно повоевавшие друг с другом при Наполеоне и в Крыму, они заделались партнерами. Да какими! Уже летом следующего года страны секретно заключили военный союз, направленный против Германии, Австро-Венгрии и Италии, еще раньше образовавших свой альянс — антифранцузский и антироссийский. Когда же после подписания франко-английского (1904 год) и русско-английского (1907 год) союзнических договоров сформировался военно-политический блок, названный «Антанта», расстановка сил в грядущей мировой войне во многом определилась.
Новоявленные союзники Петербурга провраждовали с ним большую часть ХIХ столетия. Другое дело — будущие супостаты. Россия не воевала с Пруссией (с 1871 года — Германская империя) полтора века. Если не считать подневольного участия пруссаков и других немцев в нашествии 1812 года. Но на то их вынудил Наполеон. И воевали они неохотно, с удовольствием дезертировали, а при первой возможности повернули штыки на запад. А так с мая 1762 года, когда новоиспеченный император Петр III (он же — Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский) скоропалительно прервал победоносное участие России в Семилетней войне, и по лето 1914 года две державы все свои противоречия разрешали пусть и далеко не всегда дружески, но мирно. А то и союзничали.
Примерно по такому же сценарию развивались отношения с Австро-Венгрией. Две империи недолго находились в состоянии войны в 1812 году, к чему Вену подвигнул все тот же Наполеон. Но австрийцы боевые действия больше имитировали, потом и вовсе примкнули к антифранцузской коалиции. А по завершении наполеоновских войн, вплоть до лета 1914 года, Россия и Австрия, как говорится, шпаги не скрещивали. Хотя и не жили душа в душу.
Все это время западные рубежи нашего Отечества оставались относительно стабильными и спокойными. На севере — нейтральная Швеция. В центре Европы — Пруссия и Австро-Венгрия. Правда, на юге — заклятый сосед, Османская империя (Турция), к тому времени изрядно ослабевшая, но не утратившая воинственности и цепко держащая владения на Балканах и в Закавказье, где свои притязания имела и Россия. Притязания эти оформились еще в XVIII веке: Петербург жаждал заполучить всю Армению, установить гегемонию на Балканском полуострове с его славянским и преимущественно православным населением, а также установить контроль над Дарданеллами и Босфором — проливами, позволяющими контролировать все Черное море. Ну и еще — голубая мечта российских правителей — Стамбул, бывший Константинополь, бывший Второй Рим, бывшая столица восточного ортодоксального христианства с легендарным Софийским собором, превращенным в мечеть.
Положить на лопатки векового противника, басурманина, угнетающего православных, — что могло быть заманчивее для военной души императора Николая I.
И надежды, казалось, вот-вот могли стать реальностью: Османская империя чахла на глазах, а Российская — убедила саму себя в несокрушимости и мощи. Так разразилась очередная турецкая война, получившая название «Крымская».
Крымская война.
Союз трех императоров
Спровоцировал ее российский император, в 1853 году оккупировав княжества Валахия и Молдавия. После чего войну России объявила Турция, а затем — внимание! — Англия и Франция. Будущие наши союзники по Первой мировой решительно не хотели усиления русского присутствия на Балканах. Причем если Франция всего лишь жаждала реванша за 1812 год, то имперское противостояние Британии и России в Центральной Азии носило геополитический характер и уже само по себе делало страны непримиримыми соперниками. А тут еще и Балканы…
Плачевные для нас итоги Крымской войны известны. И обращаемся мы к ним с единственной целью — принять их за крайнюю точку колебания политического маятника, качнувшегося затем в сторону союза с Францией и Англией, ставшего роковым. Союза, представить себе который в середине ХIХ века мог разве что полубезумный фантазер.
Крымская война показала: усиления России за счет Турции никто в Старом Свете не хотел. В том числе Австрия и Пруссия, еще недавно вместе с Россией составлявшие хребет Священного Союза, основанного этими тремя государствами в постнаполеоновской Европе. Пруссия была к тому же сердита на восточного гиганта за то, что Николай I неизменно отдавал предпочтение Австрии в ее противобор стве с Пруссией за влияние на германские земли, тогда еще раздробленные на мелкие государства. И в Крымской войне Берлин держал, я бы сказал, надутый нейтралитет. А Австрия, эта обласканная Николаем, спасенная им в революционную пору 1849 года Австрия… А она сама рвалась господствовать на Балканах, кроме того, страшно раздражалась, когда Россия разыгрывала славянско-православную карту: миллионы славян, в том числе православных, были подданными венской династии Габсбургов и мечтали о свободе. Так что, к великому разочарованию Николая I, Австрия также поддерживала недружественный Петербургу нейтралитет.
Более того, в декабре 1855 года венский двор, угрожая войной, выдвинул России ультиматум, которым фактически продиктовал молодому царю Александру II условия признания поражения в войне. Когда ультиматум поддержала Пруссия, Александру ничего не оставалось, как пойти на подписание позорного мира. Таким образом, Крымская война завершилась для России не только потерей Черноморского флота, придунайских территорий и балканских надежд, но полной политической изоляцией в Европе.
Прорывая ее, российская дипломатия пошла самым вероятным путем: она постепенно налаживала отношения с Австрией и Пруссией, своими, если так можно выразиться, ключевыми соседями. В частности, Петербург не препятствовал объединению Пруссией немецких государств в Германскую империю (второй рейх).
Зато событие это страшно не понравилось Франции, в1870 году развязавшей с Пруссией войну и жестоко битой германцами. А также — Англии, справедливо увидевшей в новой Германии опасного и голодного хищника, лязгающего имперскими зубами в борьбе не только за передел колоний, но и за мировую гегемонию.
Таким образом, конфликт Берлина с Парижем и Лондоном обозначился сразу и неотвратимо. А вот Россия в 1873 году смогла выстроить альянс с Австро-Венгрией, к которому вскоре присоединилась Германия. Так сложился Союз трех императоров. На мой взгляд, он был вполне выгоден России, поскольку ограждал ее от военных угроз на европейском направлении, а в Азии, кроме британских колонизаторов, у колонизаторов российских врагов пока не было. Все это создавало предпосылки для развития экономики и социально-политической системы страны в относительно мирных условиях.
