Герман Беликов. «Оккупация». Глава V. Холодный январь 43-го
Начало в № 4 за 12 января и № 5 за 15 января
Один из подростков по имени Володя только и сказал мне: «Влипли»… Уже под утро всех троих вывели на мост и расстреляли. Потом сам старый мост взорвали…» (Беликов Г., Михайленко В. Серебряный горн. Ст., 1962. С. 90-91.)
Уже весной останки всех погибших были захоронены на Успенском кладбище…
В докладной записке секретаря крайкома комсомола Андреева секретарю крайкома партии М. Суслову, хранящейся в ГАСКе, в частности, говорилось, что
«… Братья Строгановы: Михаил, Степан и Валентин путем вооруженной борьбы спасли здание КрайЗО и овладели немецким бронетранспортером».
К этому следует добавить, что вместе с братьями было еще несколько подростков. Это братья Пильщиковы — Саша и Алеша, братья Нелюбовы — Федя и Леонид, Володя Голенев, Ваня Шестан, Юра Карагодин, Сергей Страшнов, Жора Линюшин и др. Именно они, вооружившись брошенным оружием, отогнали подрывников от здания КрайЗО (сегодня - Дворец гимнастики у цирка), захватив их бронетранспортер. Более того, на счету спасенного юными патриотами было здание Дома Красной армии, сегодня - Дом офицеров, где они перерезали уже зажженный бикфордов шнур к заложенной взрывчатке… (Архив автора.)
Юными патриотами было спасено и здание бывшей «анпетковской» мельницы (сегодня мельзавод № 5), где проявили себя уже новые подростки, такие, как Юлиан Григорьев, Виктор Козлов, Борис Шипилов, Павел Тютюнников, Петр Жуков и Гриша Косенко. Последний, к сожалению, был убит подрывниками, как и несколько наших разведчиков, участвовавших в той акции. Среди них были бронебойщики А. Г. Бубнов и М. М. Бренер… (Архив автора.)
В ранее указанной докладной комсомольского вожака Андреева упоминался и совсем юный патриот Витя Морозов, перерезавший электропровод к взрывчатке, заложенной подрывниками в здание так называемой «солдатской бани» в начале улицы Краснофлотской, бывшей Мойки. Баня эта и сегодня исправно несет свою службу для военного гарнизона города и военных училищ… (Архив автора.)
Ко всему этому нужно добавить, что горожанами было спасено от огня здание аптеки Байгера, дом полярного исследователя Кушакова на бывшей Воронцовской улице (огонь затушили некто Павлюк и Соловьева), здание горвоенкомата на ул. Ленина, бывшего дореволюционного казначейства на ул. Советской, где долго находился горисполком. И еще немало менее значимых строений…
Однако не только массового, но и более скромного участия жителей города в его спасении автору этой книги обнаружить не удалось. Как и широкой патриотической деятельности за все пять с половиной месяцев гитлеровской оккупации. Были лишь отдельные акции против оккупантов, что, однако, после изгнания их из Ставрополя документально не было зафиксировано. Лишь воспоминания участников или свидетелей тех событий слегка приподнимают завесу времени.
Сопротивленцы
Начать повествование о сопротивлении фашистскому режиму в городе, видимо, надо с официальных источников. И первым будет постановление горисполкома о признании партизанских заслуг подростка Геннадия Голенева с переименованием улицы Таманской его именем, а также присвоение его имени Дому художественного воспитания детей, с 1949 года ставшего Домом пионеров.
В Ставропольском госкрайархиве хранится письмо матери Гены Голенева в адрес властей, в котором она обвиняла соседку по дому, некую Одинец, в том, что последняя виновата в гибели ее сына. При этом в письме не было и слова о какой-либо патриотической деятельности Гены. Между тем некогда известная советская писательница Людмила Харченко написала целую книгу о юном патриоте под названием «Орленок» в духе советской мифологии — то Гена фашистские машины портил, то ловил сводки Совинформбюро, то, наконец, писал против оккупантов листовки.
Да, время было такое — нужны были для подражания герои. Если не было, то их срочно создавали.
Известный краевед Леонид Николаевич Польский посвятил несколько строк в письмах ко мне деяниям Геннадия Голенева: «В Ставрополе возник герой сопротивления Геннадий Голенев, вся деятельность которого сводилась к воровству рождественских подарков из немецких машин. Товарищи после оккупации поспешили присвоить его имя одной из улиц города». (Тимофеев Н. С. Война и судьбы. С. 119.)
Между тем по письму матери Геннадия Голенева состоялся суд над «предательницей» Одинец, которую приговорили к расстрелу, позже заменив его на 10 лет лагерей.
Автору этого повествования потребовались буквально годы, чтобы хоть как-то разобраться в случившемся. Так, журналист газеты «Молодой ленинец» Ирина Филипповна Землякова, жившая в одном доме с Голеневыми, вспоминала: «Гена Голенев со своим другом Сергеем похитили из немецкой легковой машины, что стояла во дворе бывшей совпартшколы по Советской, 1, кавказскую бурку. В это время само здание было подожжено немцами. С похищенной буркой через пролом в заборе друзья проникли в свой двор, где сушила детское белье Одинец. Когда ребята забежали в квартиру Гены на первом этаже их двухэтажного дома, то, развернув бурку, увидели там пачку документов. Геннадий бросил документы в горящую печку, а его друг, испугавшись этого, убежал к себе на второй этаж. В это время немцы — офицер и два солдата, обнаружив пропажу, побежали к пролому в тот же двор. Офицер, увидев Одинец, приставил к ней пистолет, потребовав сказать, куда убежали похитители. Та, испугавшись, указала на дом. Ворвавшись в квартиру Геннадия, немцы сразу обнаружили горящие документы и стали его избивать, требуя указать, куда делся его напарник. Но Геннадий не выдал друга, видимо, совершив этим свой единственный подвиг…» (Архив автора.)
Та же писательница Харченко писала, что избитого подростка гитлеровцы бросили в горящее здание бывшей совпартшколы. Между тем в 2005 году в Ставрополь из Сочи приехал погостить бывший друг Голенева, такой же некогда бесшабашный подросток, который поведал следующее: «Немцы подожгли интендантские склады, где оставалось немало немецкого барахла. Когда я через распахнутые западные ворота зашел туда, то увидел посреди двора немецкую бронемашину, у которой толпилось несколько гитлеровцев. Тут из еще не подожженного пакгауза раздались стоны. Я нырнул туда и увидел на полу избитого, но еще живого Геннадия Голенева, моего старого дружка. Решил незаметно вытянуть его со двора интендантства, но тут появился офицер с солдатом. На моих глазах он выстрелил в голову Геннадия, а меня погнал к броневику. Во дворе интендантства стояли высоченные сугробы снега, и когда немцы чем-то занялись, я сумел бежать.
При этом по мне стреляли, но гнаться не стали…» (Архив автора.)
Останки Геннадия Голенева были торжественно захоронены на южном склоне Комсомольской горки, много позже перенесены на старое Даниловское кладбище, рядом с могилой Ивана Булкина…
Еще один советский героический миф запечатлен на мемориальной доске, установленной на здании по ул. Пушкина, 27. Текст гласит, что бывший зампрокурора края К. И. Абрамова, оставшись в оккупированном Ставрополе, совершила много героических дел в борьбе с захватчиками. В печати появилось немало публикаций о ее патриотических деяниях, аресте и о том, как ее склоняли к предательству, в том числе поступить на службу к фашистам.
Это еврейку на службу в гестапо?! Писавшие весь этот бред и представления не имели, что такое гестапо. И конечно, свидетельств какой-либо патриотической деятельности товарища Абрамовой в дни оккупации автором этой книги обнаружить не удалось. А вот о делах замкрайпрокурора Абрамовой по борьбе с «врагами народа» 30-х годов узнать было бы интересно.
К этому нужно добавить, что если Абрамову расстреляли как еврейку, то зампрокурора Кагановического района города М. Ф. Негриенко — уже как ответственного советского аппаратчика. Такая же участь постигла зампрокурора края Т. Н. Мерзлякова, о чем автору этой книги писал его меньший сын Александр:
«Мой отец, Мерзляков Трофим Николаевич, был расстрелян 18 января 1943 года в концлагере на х. Грушевом.
До занятия города гитлеровцами он работал помощником прокурора края. Он не успел эвакуироваться с нами, двумя его сыновьями и мамой.
Мне тогда было 4 года, а брату 11. Жили мы на ул. Ясеновской, — это все со слов матери. Но хорошо помню, как после прихода немцев неожиданно появился отец, а вскоре нагрянули гестаповцы, началась стрельба. Отец был с тремя товарищами, которых немцы убили при перестрелке. Раненого отца немцы схватили и увели. В тот же день мы ушли из квартиры и все время скрывались у друзей мамы. Но немцы нас и не искали. Более того, мама получала в комендатуре пропуска для посещения отца в концлагере у хутора Грушевого. Последний раз она была 17 января, и отец сказал ей, что бежать из-за раненой ноги он не сможет, и, наверное, их завтра расстреляют. Он передал маме свой пиджак, который долго носил мой брат, а затем, перелицованный, — уже я… Когда немцы ушли, всех расстрелянных хоронили на Комсомольской горке. Там была большая братская могила, куда я потом часто приходил и долго плакал, мне так хотелось, чтобы у меня был живой отец… Брат мой Николай стал командиром одной из первых атомных подводных лодок, я – научным работником, кандидатом физико-математических наук…» (Архив автора.)
На «Холодном роднике» Ставрополя в мраморном обрамлении находится захоронение с надписью: «Здесь покоится прах юных патриотов Жени Алферова, Володи Гайдая, Сережи Попова и Пети Слезавина».
Так случилось, что именно с этих имен начался долгий поиск автора этой книги по истории оккупации Ставрополя гитлеровскими войсками. Начался тот поиск в 1956 году, когда впервые вступил на самостоятельный жизненный путь в Доме пионеров. Там работала мама Жени Алферова, рассказавшая о погибшем в оккупации сыне.
Женя Алферов, бывший кружковец довоенного Дома пионеров, посещавший автомобильный кружок, в период оккупации, чтобы не быть отправленным на работы в Германию, поступил шофером на местную автобазу, где повздорил с немецким офицером, обозвавшим его «русской свиньей». Здоровяк Алферов ударил офицера в лицо, за что в тот же день был схвачен и отправлен в концлагерь у хутора Грушевого, где до оккупации располагался советский концлагерь трудового перевоспитания.
В тот же лагерь вскоре попал Сережа Попов, воспитанник местного ремесленного училища, направленный биржей труда на бывший завод «Красный металлист», где он чинил с такими же подростками немецкую технику. За ряд диверсий был схвачен гестапо и отправлен в Грушевский лагерь.
Туда же попал и Сережа Гайдай, передававший нашим пленным собранные им у горожан медикаменты и продукты питания. Он был схвачен охраной лагеря, располагавшегося рядом с Госбанком напротив Верхней бани.
Все трое мальчишек в числе 56 заключенных лагеря, о чем еще пойдет разговор, 18 января 1943 года были расстреляны. (Архив автора.)
И, наконец, четвертым в захоронении на «Холодном роднике» был подросток Петя Слезавин. Жил он на бывшей Таманской улице (сегодня - Г. Голенева) под № 60, где проживали его друзья Вася Кольга, Таня Онищенко и Володя Махнов, старший из них, который предложил взять бутылки с зажигательной смесью, валявшиеся в одном из сараев, и напасть 20 января на какую-либо отступающую немецкую колонну. К ним примкнул и живший неподалеку Анастас Стефаниди. Но только они вышли на улицу, как группа немецких подрывников, только что взорвавших хлебозавод, окружила их.
Герман Беликов
Продолжение следует
