Хранители бесценного наследства

...После отбоя лагерный барак погружался в душную тишину. Тамара старалась поскорее заснуть. В полудрёме возникали расплывчатые картины довоенного детства. Почти все они были связаны с большим дедовским домом на Казанской площади. Теперь он казался почти нереальным сказочным замком из прошлой жизни, с крышей, покрытой глазурованной черепицей небесного цвета, ажурными башенками и металлическим балконом над парадным входом. В промытые дождём окна светило солнце и яркими зайчиками разбегалось по потолку гостиной. Воспоминания переплетались с грёзами, в которых дедушка представал совсем молодым. Он играл на скрипке, а юная бабушка аккомпанировала ему на фортепиано. От этих видений становилось как-то спокойнее на душе, и Тамара быстро засыпала...

Дедушка

Купец первой гильдии Михаил Яковлевич Синельщиков обладал художественным вкусом, должно быть, поэтому дом, который он построил у подножия Кафедральной горки, не был похож ни на один особняк в городе. Он женился по большой любви на дочери богатого днепропетровского судовладельца и фабриканта. Отец невесты был категорически против брака Анны и приказчика, поэтому не дал за дочерью никакого приданого. Бабушка тайно подарила молодожёнам десять тысяч золотом. На эти средства молодые супруги и стали строить свой дом в Ставрополе.
В 1904 году особняк был готов. На первом этаже разместился оружейный магазин, рядом торговали мануфактурой и европейским фарфором. А из дверей кондитерской на всю округу распространялся аромат свежевыпеченного хлеба. Семья же размещалась на втором этаже. Синельщиковы любили устраивать музыкальные вечера: Анна Давыдовна хорошо играла на фортепиано, Михаил Яковлевич - на скрипке. Инструмент этот был очень старым, на его корпусе еще можно было прочитать год - «1734». Знатоки утверждали, что это хорошая копия скрипки Страдивари.

Образованный и прогрессивный для своего времени, Михаил Яковлевич намеревался построить рядом с домом синематограф и для этого уже завёз камень, который был сложен на заднем дворе. Однако случившаяся в октябре 1917 года революция нарушила все планы. Купец Синельщиков, он же — после смерти молодой жены - одинокий отец шестерых детей, как чуждый советской власти элемент был арестован. Так и сгинул бы он, наверное, по воле ВЧК, но вмешались добрые люди. Один из бывших работников Михаила Яковлевича после революции стал активным большевиком, имел кое-какой партийный авторитет. Вместе с товарищами он пошёл хлопотать за бывшего хозяина, рассказал всё, как было: о том, что купец никогда не обижал своих работников, платил исправно, трудом не изнурял, кому-то на свадьбу денег давал, кому-то домик на Ташле купил. Одним словом, к людям имел сострадание. И они ему отвечали тем же. Дней через десять после ареста Михаила Яковлевича отпустили. Вернулся он домой совершенно седым и опустошённым.

На первом этаже в его особняке к тому времени размещался отдел милиции, а второй этаж стал большой коммунальной квартирой для семей милицейских работников. Бывшему хозяину позволили занять помещение пекарни. Здесь помимо Михаила Яковлевича жила его старшая дочь Валентина с зятем Тарасом, который был единственным кормильцем в семье.

Родители

Сын Михаила Яковлевича и Анны Давыдовны Синельщиковых, появившийся на свет в 1904 году, судя по всему, должен был продолжить дело отца. Василий отлично учился в гимназии, ему хорошо давались латынь и другие гуманитарные науки, он играл на скрипке, гитаре, аккордеоне, других музыкальных инструментах, хорошо рисовал. Наследник большого состояния, Василий Михайлович после 1917 года никогда не имел своего жилья и до конца жизни вынужден был скитаться вместе со своим многодетным семейством по чужим углам.

В начале 20-х годов он с лёгкостью поступил в 1-ю Московскую школу военных лётчиков Красного Воздушного Флота. Когда заполнял анкету, написал, что отец - железнодорожник. Но перед самым выпуском его социальное происхождение перестало быть тайной. На авиации пришлось поставить крест, а самого Василия Михайловича отправили служить срочную службу в Ленинакан.

Домой он вернулся в 33-м году и пошел работать бухгалтером в краевой земельный отдел - крайзо. Приходилось вместе с семьей ездить в длительные командировки по всему Северному Кавказу. Василия Михайловича ценили за то, что он был не просто грамотным, но и неподкупным специалистом, который выявлял финансовые нарушения.

Мама, Валентина Рейнгольдовна, была из семьи обрусевших немцев. Училась в гимназии в Ставрополе. Ее мать рано умерла, и девочка буквально выросла в оркестровой яме театра, где служил её отец Рейнгольд Янковский. Он был хорошим саксофонистом, писал музыку, а случалось, заменял актеров в спектаклях.

После революции о театральном окружении и музыкальных вечерах оставалось только вспоминать. Валентина вышла замуж по большой любви за Василия Синельщикова. Пока он служил в Красной Армии, она с маленькими детьми едва сводила концы с концами в голодном Ставрополе. Как семье красноармейца им выделили комнатку во дворе пожарной команды на Кафедральной горке, а трёхлетнюю Тамару определили в детский сад. Жили впроголодь, не отказывались от похлёбки из лебеды и крапивы. Валентина Рейнгольдовна вязала салфетки и носила на базар. Если удавалось поменять рукоделие на еду, то домой возвращалась с порцией густой кукурузной каши или лепешкой. Какой бы маленькой ни была Тамара, она уже понимала, что такое голод и как немыслимо тяжело приходится маме. Детям в саду давали кусочек хлеба и кружку киселя. Маленькая Тамара съедала мякиш, а корочку потихоньку прятала под подкладкой пальтишка, чтобы отнести домой, маме.

Война и неволя

Известие о начале войны застало семью в Калмыкии, где Василий Михайлович был в очередной длительной командировке. Его призвали на фронт в августе. В семье к тому времени было уже пятеро детей, мал мала меньше. Отец перевёз их в Ворошиловск к сестре. Здесь, на Ясеновской улице, приходилось ютиться на съёмной квартире.
В 1942 году под Таганрогом Василий Михайлович был контужен, получил ранение. Говорили, что от полка в том бою в живых остались всего семь человек. Из госпиталя на станции Крымской его отпустили долечиваться в Ворошиловск. Это было в конце июля 1943 года. А 3 августа в город вошли фашисты.

От оккупационных властей не укрылось немецкое происхождение семьи Синельщиковых, поэтому всех её членов поставили на учёт как фольксдойче, то есть людей, имеющих германские корни, но без германского гражданства. Они подлежали отправке на Запад и использованию на низкооплачиваемой, в основном физической работе. С наступлением зимы Синельщиковых вместе с другими остарбайтерами погрузили в эшелон. В дороге было очень холодно, а по пути бомбила советская авиация. После длительных мытарств по железной дороге привезли в Брест-Литовский пересыльный лагерь, а через некоторое время в небольшой город Бельгард...
Удивительно устроена человеческая память: с той поры прошло 70 лет, но Тамара Васильевна и сегодня не может забыть малейшие подробности лагерной жизни. Как и другим подросткам, ей приходилось много работать. Батрачила на фермера. Гер Кальвайт очень строго следил за тем, чтобы голодные девчонки, убирая на его полях и садах урожай, не смели ничего даже попробовать. Были и другие немцы. В лагере, где Тамара помогала на кухне, была фройлен Рекс, молодая немка из гражданских. Она позволяла девочке выскрести остатки еды из котла, чтобы отнести маме и детям.

Вечерами подростки собирались под бараком. Они уже привыкли к мысли о том, что в любой момент могут погибнуть, и почти не боялись смерти. В этом не было обречённости, скорее — защитная реакция. Говорили, как хорошо будет тем, кто доживет до конца войны, и мечтали, что среди тех счастливчиков окажутся и они сами.

В очередной раз Тамара мысленно распрощалась с жизнью, когда в столовой сильно обварилась кипятком. Её поместили в лагерный медпункт. По слухам, оттуда еще никто не выходил живым. Наутро, когда ноги покрылись сплошным волдырём, в палату пришёл врач. Он молча стоял возле кровати, глядя, как корчится от невыносимой боли русская девочка. Тамару предупредили, что ничего хорошего от него ждать нельзя: на днях у него в Одессе погиб сын. Врач дал какие-то указания двум медсёстрам. Те привязали Тамару к кровати и без какой-либо анестезии пинцетами стали снимать обожжённую кожу. Удивительно, но эта садистская методика в сочетании с использованием какой-то желтой мази дала положительные результаты, и девочка пошла на поправку.

Снова дома

Впервые надежда на лучшее появилась вместе с известием о победе нашей армии в Сталинграде. Но сколько ещё надо было вынести до весны 1945 года... Советские солдаты освободили лагерь в начале марта. Но родной Ставрополь Синельщиковы увидели только поздней осенью. Старая знакомая, тётя Паша, что жила в одной из комнат бывшего дедовского особняка, увидев вернувшееся из неволи семейство, всплеснула руками: каким-то немыслимым образом все уцелели в нечеловеческих условиях, да к тому же на руках у Валентины Рейнгольдовны была малышка - появившаяся на свет в лагере Лидия.

Понятно, что ни денег, ни тёплой одежды, ни карточек, по которым жила тогда страна, у Синельщиковых не было. Тётя Паша, добрая душа, приютила огромное семейство у себя. Василий Михайлович после лагеря не мог устроиться на работу. Валентину Рейнгольдовну из-за её немецкого происхождения никуда не брали даже уборщицей. Выручали талантливые дети - старшие девочки мастерили из картона рамочки для фотографий, а мама носила их на базар. Удавалось выручить немного денег на еду или поменять на продукты.

Через некоторое время Василию Михайловичу удалось устроиться на работу в артель. Он был мастер на все руки, мог чинить часы, собирать приемники, но место для него нашлось только в пуговичном цехе. Он рад был любому делу — надо было кормить семью, в которой к 52-му году было уже восемь (!) детей. Жили в ужасающей тесноте, на 12 квадратных метрах, в комнатушке при артели в районе крайзо. При этом более дружной семьи было трудно представить, дети никогда не слышали, чтобы родители разговаривали на повышенных тонах, а тем более ругались. Удавалось устраивать семейные праздники, на дни рождения дети рисовали поздравительные стенгазеты, устраивали концерты. Все, кто бывал у них дома, удивлялись и завидовали тихому счастью, в атмосфере которого жили родители и их многочисленные дети.

Должно быть, из зависти кто-то организовал донос на Василия Михайловича — он-де высказывался против советской власти. Пришли за ним в четыре часа утра 29 апреля 1952 года. В поисках неизвестно чего перерыли весь нехитрый скарб, напугали младших детей и увезли с собой единственного кормильца. По статье 58.10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) был вынесен приговор — 25 лет лагерей. Так Василий Михайлович оказался в местах, очень отдалённых от южного Ставрополя. Постаревший раньше времени, тяжело больной, но он вернулся домой после смерти Сталина, добился полной реабилитации и несправедливо рано ушёл в мир иной, оставив о себе добрую память.
Валентина Рейнгольдовна пережила мужа, глядя на повзрослевших детей, радовалась их успехам. Все восемь, несмотря на материальные трудности, получили хорошее образование, нашли своё место в жизни. Тамара Васильевна более тридцати лет проработала в краевом управлении профтехобразования. Анна Васильевна была начальником цеха на фабрике «Восход». Ольга Васильевна трудилась на главпочтамте. Лидия Васильевна и Виктор Васильевич стали железнодорожниками. Адольф Васильевич был бригадиром в «Севкавкоопстрое». Эдуард Васильевич - строителем. Василий Васильевич исполнял свой воинский долг в районе чернобыльской аварии и до сих пор востребован как профессионал высокого класса. Уходя в мир иной, их добрая мама, на долю которой выпало столько испытаний, сказала: «Я спокойна за вас».
Родители оставили своим детям в наследство поистине бесценные сокровища: свои таланты в музыке и живописи, умение жить по совести, быть благодарными за добро и удивительно бережное отношение друг к другу.

* * *

…Стоит на улице Горького в Ставрополе остов старинного особняка, даже в нынешнем своём плачевном виде сохранивший черты былого величия. Дом, построенный купцом первой гильдии Михаилом Синельщиковым, за свою вековую историю был и отделом милиции, и большой коммунальной квартирой, и автостанцией, и художественным салоном. После двух пожаров пустые глазницы его окон глядят с немым укором на многолюдный город, который никак не найдёт средств на восстановление и реставрацию одного из самых красивых в прошлом ставропольских зданий.

Фото из семейного архива 
Тамары Васильевны 
Недашковой (Синельщиковой), 
Александра ПЛОТНИКОВА 
и автора.