История болезни, или Как мы деда спасали...

Дальше делаю маленькое отступление: все мои знакомые врачи (а их много) знают, что я с особым почтением отношусь к медицине. Отчасти из­за того, что не стала хирургом, и теперь, как «не хирург», завидую им страшной завистью. Отчасти из­за того, что сама отношусь (тьфу­тьфу) к нечасто болеющим гражданам. В общем, друзья не обидятся за мой выпад на нашу, ставропольскую, медицину. В этой статье не укажу ни одного имени тех, кто чуть не свел в могилу дорогого всей нашей немаленькой семье человека. Они сами себя узнают, надеюсь. Да и суд расставит все по своим местам. Если у супруги Деда, моей свекрови, хватит сил судиться с ними. В любом случае поможем, чтобы сил хватило.

МОЛЧАНИЕ… ЯГНЯТ?..

В общем, попадает Дед в больницу. Там три раза его кладут «на стол» и три раза снимают. Перед каждой попыткой вдруг выясняется, что Дед недообследован, давление высокое, еще какие­то проблемы. Когда прооперировали, удалив желчный пузырь с камнями, часть печени, хирург мне разъяснил, что операция «прошла чисто» и все удачно. Разговор мы вели по телефону. Потом начался кошмар с «выздоровлением»: дед слабел на глазах, желтел, температурил, худел. Врачи разводили руками, ничего, впрочем, особо не разъясняя: возраст, такое течение болезни, то, се… Бабушка, то бишь супруга Деда, Надежда Дмитриевна, по три раза бегала в больницу, но картина оставалась совсем неутешительной. Врачи молчали, а случалось, что и откровенно отворачивались от плачущей немолодой женщины, инвалида второй группы, кстати. Дед бухтел: «Ну что ты к ним пристаешь! Все будет нормально, что ты тут раскисаешь». Но и сам уже стал намекать докторам, что что­то не так: все после такой операции на пятый день или чуть позже домой уходят, а он уже две недели тут лежит. Да еще и денежки немалые уходят: все приходится покупать, начиная от пипетки, заканчивая бахилами, по пять рублей пара. Постельное белье бабушка без конца стирает, таскает чистое в больницу. О бесстыдных поборах она тоже расскажет в суде. Я не буду сейчас. Через две недели Деда вдруг выписывают. На другой день он, желтый как лимон, с температурой под сорок на «скорой» возвращается в больницу. К явному неудовольствию врачей. Еще через месяц «лечения», когда ни разу (!) ему не сделали банального УЗИ, а только проливали бесчисленное количество литров различных растворов капельницами, уже стало понятно: если мы не изымем Деда из этой больницы и не придумаем, что делать, он просто умрет. Доказывай потом врачебную ошибку! Да и статьи такой нет в УК.

УЕЗЖАЕМ В БЕЛЫЙ СВЕТ

Я за этот месяц искала людей с похожими проблемами, спрашивала, может, кто знает больницу, куда его можно перевести. Знакомые, потерявшие в этом году родственника, чуть не плакали: «Везите в Краснодар! Там есть гастроцентр, в краевой больнице! Мы опоздали со своим больным, так, может, хоть вы успеете…». Дали телефон своего бывшего лечащего врача. Мы созвонились, и он сказал, чтобы везли больного.

Когда мы забирали Деда, на лицах «наших» докторов просто радость была: «Да­да! Там «другим глазом» посмотрят!.. Сейчас выписку принесем!». Ну и почему же молчали полтора месяца, что надо бы «другому глазу» показать?! Знали же, что человек обречен, сами говорили, что не понимаете, что происходит? Почему молчали?!

Ну да ладно… Деда усадили в такси, выбранное вечером еще на улице. Машина нужна была новая, чтобы не дай Бог, нигде не остановиться. Спасибо тебе, водитель Сергей! В Краснодаре мы были часа через четыре. Сергей за все это время толком глотка воды не сделал, гнал машину, понимая, что каждая минута дорога.

Мы ехали в больницу, вооруженные только номером сотового телефона одного единственного доктора! В белый свет! Не знали толком, как правильно называется место, куда направляемся. Отчаяние, перемешанное с надеждой, – лучший компас! Точное место подсказали всезнающие краснодарские таксисты.

Точное место оказалось Российским центром функциональной хирургии гастроэнтерологии (ЦФХГ).

А ВЫ ПОВЕРИТЕ?

Дальше буду задавать читателю только один вопрос: а вы поверите?

Вы поверите в то, что нас ПРИНЯЛИ? Пока бабушка с Дедом сидели во дворе, я уже побывала с выпиской из ставропольской больницы, пообщалась с директором центра профессором Владимиром Оноприевым, нам нашли место в палате, застелили кровать чистейшим бельем. Больничным! А мы свое тащили…

ПРОФЕССОР ОНОПРИЕВ

Сразу хочу рассказать о профессоре. «Коллега» нашего Деда. Только наш на даче профессор, а у этого профессора – другие грядки. Доктор мединских наук, профессор, Заслуженный врач РФ, заслуженный деятель науки, лауреат Государственной премии в области науки и техники 2000 года, академик и председатель Краснодарского отделения академии медико­технических наук, Академик РАЕН, член правления и почетный член российских, европейских, американских обществ хирургов… Дальше продолжать? Друзья продсчитали: шесть с половиной лет профессор провел в операционной практически безвылазно. Сделал сам 16 тысяч (!) сложнейших операций! И вот этот человек, кажется, целиком состоящий из званий и наград, абсолютно спокойно общался со мной, как с равной. Да нет, даже не так… Поверите ли в то, что он обыкновенный, хороший человек? Без чванства, без «профессорских заморочек»? Я от такой неожиданности (ничего себе, полтора месяца медицина к нам спиной стояла!) только и смогла сказать первое, что в голову пришло: «Какой же Вы красивый!». Он разулыбался. А ведь и правда, ко всему прочему чертовски обаятелен: когда улыбается, похож на артиста Ланового чем­то…

Вы поверите, что профессор, подходя к постели пациента (слово «больной» тут, по­моему, не приветствуется), пожимает ему руку, расспрашивает, разъясняет ход лечения… И вообще относится к пациенту как к человеку, временно попавшему в сложную ситуацию. А вовсе не как к убогому больному, родственники которого только и делают, что ноют и отвлекают. Причем такие «профессорские обходы» могут происходить по нескольку раз на дню.

При всем том, несмотря на все заслуги Вадимира Ивановича, ну никак не хочет Россия признать, что делает он поистине святое дело: возвращает к жизни людей, от которых медицина других городов давно отмахнулась. А сколько изобретений на счету профессора – не сосчитать. Сколько спасенных людей!

А ВДРУГ ОН УЕДЕТ?
В ДРУГУЮ СТРАНУ?..

Что­то родина никак не хочет этого замечать: центр российского значения, принадлежащий России, арендует половину этажа краевой больницы города Краснодара. Теснотища там ужасная, пациенты подолгу ждут свободную койку. Профессор – человек деятельный. Он умудряется разом в трех местах находиться: только что вот рядом стоял, а через минуту уже в палате, а еще через минуту уже на стройке рулит. Он строит новый шестиэтажный корпус для своего центра. Как ему это удается, такая вот стройка, Бог весть, при общем­то положении нашей медицины… А ведь его активно переманивают в другие республики и в другие государства. Что будет с нами, если он соберется да и уедет? То­то… Сейчас новому корпусу не хватает всего­то миллионов двадцать, копейки в масштабах государства, но и эти копейки ему приходится выбивать с боями. Зато с ним за руку здороваются и губернаторы, и президенты, и забывают все они, что язва желудка и рак вполне могут и их посетить. Господа! Давайте потеряем профессора Оноприева, так же как мы потеряли почти миллион ученых, покинувших страну…

ПЕРВЫЙ БОЛЬНИЧНЫЙ ДЕНЬ

Мы не поняли, что происходит в первый обход: огромное количество врачей еле протиснулось в палату. Мы ждали в коридоре. И вот к нам подходит доктор, который впоследствии и занимался «нашим» лечением. Коллективным. Потому что мы в первое время вообще отойти не могли от того, как с нами тут обращаются.

Вы поверите, что лечащие врачи не отходят от своих пациентов? Через каждые полчаса, а то и чаще к нам подходил Евгений Владимирович Найденов, «наш» доктор, и говорил, что с Дедом будет сейчас, а что через час. При всем при этом «наш» доктор такой молодой, что мы, путаясь в его сложном имени, стали звать его просто Маленький. Постоянно «на связи» с нами был и Сергей Эдуардович Восканян. Боюсь ошибиться, в суматохе всех этих дней не запомнила точно все должности, Сергей Эдуардович – заведующий отделением. Вот человек: спросишь – тут же ответит! На нормальном, понятном языке. Потом уже выяснилось, что у него, как и многих в центре, есть и научные звания, и около двухсот опубликованных научных работ, и специальные разработки, сродни инженерным изобретениям… На сегодня в центре работают 10 профессорских хирургических бригад, в «активе» медицинского учреждения – около сорока профессоров. Я не привожу точные цифры специально: каждый месяц там кто­то защищает диссертацию, повышает свой профессиональный уровень. И еще: ни один врач, ни одна медсестра, санитарка, сестра­хозяйка, ну никто просто, ни разу не повысил голоса, не позволил себе раздражения. Кто­нибудь поверит, что стоило немножко испачкать простыню раствором или кровью, постельное белье тут же заменялось на чистое? И все: «Да, пожалуйста. Ой, простите, через минутку…» Где обучали ЭТОТ персонал? Существует такая наука – деонтология. Наука о взаимоотношениях врача и пациента. Вот здесь, похоже, персонал подбирают очень тщательно. Так, чтобы и без того несчастные люди не чувствовали себя униженными ситуацией.

ВРАЧЕБНЫЕ ОШИБКИ И УНИЖЕНИЕ БОЛЕЗНЬЮ

А пациенты здесь очень и очень сложные. Наш Дед – еще «красавчик» по сравнению с теми «врачебными ошибками», которые позволяют себе совершать иные эскулапы. Дед лежал в одном боксе с ростовчанином Сашей, молодым совсем парнем. Его близнецам только годик исполнился. Сашу в Ростове пытались оперировать по поводу язвы двенадцатиперстной кишки. Язву то ли не нашли, то ли не ушили как надо… А за компанию (зачем­то) отрезали чуть не пол­желудка, сломали ребро, обломок ребра забыли изъять, все это дело зашили непонятными нитками да еще мурыжили парня со всем этим набором три (!) месяца, оттопыривая губы: «Ты за инвалидностью погнался! Молодой еще!» Врачи гастроцентра, бригада хирургов, анестезиологов, девять часов боролись за Сашину жизнь! А потом эстафету приняла реанимация, от пациента не отходили круглые сутки. И когда ему наконец­то через десять дней разрешили сделать первый глоток водички, был праздник.

Вы поверите, что мы не заплатили ни за одну таблетку? Ни за одну капельницу? Нет? А зря… Все, что находится на территории центра – для пациента бесплатно. Помню картину: увозят мужчину на операцию, врачи почти бегут. А за ними бежит с кошельком супруга «увозимого»: «Ой! Надо же анестезиолога «проплатить!». Я ее за рукав поймала: стой у стенки и молчи! Так она еще и от меня пыталась отбиваться: у них так не принято в районе! «У нас без денег в операционную не завезут». Вот так мы привыкли к унижениям, что нормальное к себе отношение расцениваем неадекватно.

НУ И ЧЕЙ БОГ
ГЛАВНЕЕ, А?

Больница – это место где отсутствует слово «толерантность». Оно там не нужно. Толерантность там живет без всяких определений. К нам положили симпатичного молодого мужчину с большим «пивным» животиком. Мы думали – русский. Оказался адыгом. Ибрагим – истинный папаша семейства, расторопный. Он, как шарик от пинг­понга: успевает за десять минут сделать десять звонков, повеселить нас с Дедом, рассказать про сложную свою нацию, про внучку, про жену: «Вот она у меня шустрая!» Его увозят уже на операцию, а он кому­то ЦУ даёт по телефону. У Ибрагима в животе непонятно что: в Армавире врачи решили, что это увеличенная почка. Потом передумали: печень! Потом всерьез собрались удалять то одно, то часть другого: «Пока мне знакомый не сказал: «Собирайся, и дуй в Краснодар, а то тебе тут все подряд отрезать будут, пока отрежут то, что нужно!» В результате из живота Ибрагима извлекли доброкачественную опухоль весом в 3 килограмма 200 граммов! Его жена, Мерем, сокрушалась: «Ребенка выносил! Ну что ты будешь делать!» Дагестанец Нур­Магомед ждет пересадки печени. Операция сложная и длительная, но Магомед готов на все: ему так больно, так его «крючит», что боль буквально выливается из огромных глаз густым потоком! Праздник был, когда его «отпустило» вдруг: врачи разрешили еду после двухнедельного голодания, помогли лекарства. Когда все увидели, что он просто идет по коридору да еще и улыбается, чуть не упали от изумления. «Магомед! Пойдешь на операцию, успей перед наркозом сказать: «Бисмилля!» ­ «Вах! Откуда по­нашему знаешь?» Оттуда… Магомед – простой сторож, двое деток у него, и умирать ему никак нельзя: донором будет его родной брат. Праздник был, когда операция у молодой девушки Оли прошла удачно. Ей тоже делали пересадку печени. Все переживали и за ее маму Нину, и за отца, ставшего донором. Праздник был, когда наконец­то появились признаки улучшения у армянина Левушки: теперь его русская жена Оля сможет поспать хоть часок в ногах у красивого, как артист Жан Рено, небритого и измученного мужа. А то все урывками, сидя на крошечном стульчике, прислушиваясь к его хрипу. У Левы удален пищевод: онкология. Но особой тревоги у него по этому поводу нет: «Я красиво пожил! Ничего не боюсь! Бор­р­рис! Новый год встречаем вместе!» Наш желтый Дед улыбается: «Ага! С шашлыками и без баб!» Хотя куда вы теперь без «баб», дорогие наши мужички?.. Восстанавливать пищевод Леве будут здесь же, осенью. Смотрю на них, сомучеников, и кричать хочется: люди, да научитесь же ценить мелочи жизни! От них зависит ВСЯ жизнь! Надо просто научиться любить ближнего.

ОПЕРАЦИЯ

Сегодня Деда второй раз уже прооперировали. Вчера у докторов не получилось ничего: дала о себе знать давняя резекция желудка. Чтобы попасть куда нужно, и под рентгеном разобраться, что же у пациента внутри, врачи разработали за сутки новую медицинскую инженерную систему, позволяющую проникнуть в брюшную полость «бескровно». Теперь вот Дед снова на столе. Оперирует сын профессора Оноприева, Александр Владимирович, тоже профессор. Минут через сорок выходит из операционной, мокрый, как мышь «Все. Обнаружили «забытые» камни в протоке… Всего четыре штуки, некоторые пришлось дробить… Очень серьезно все, возможен панкреатит, а возможно, и другие неприятные последствия. Пусть он поспит немного, потом перевезем…». Ну да, Дед поспал! Через минуту слышу, как он слабеньким голоском отвешивает комплименты даме, врачу­рентгенологу. Нас камнями не запугать!

ДЕЛА КРОВАВЫЕ И НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ

Сегодня меня огорошили: «Нужна кровь! Доноров должно быть не менее пяти человек. Лучше семь, причем имеет значение группа крови. Двое должны сдать четвертую группу, положительный резус…» Что делать? Паника накрыла с головой. Город чужой, знакомых нет, слезы лить бесполезно. Стою на улице, вытираю глаза насквозь промокшим платком. Из Ставрополя помощи можно не ждать: плазму не примут, даже если я привезу грамотно упакованный контейнер, да и доноров собирать нужно и обследовать дома, а потом со справками везти для сдачи крови в Краснодар. «Операция», в принципе, выполнимая. Но нет же времени: кровь нужна сегодня, максимум, завтра! Спасения ждать неоткуда… Уставшие извилины цепляются за слово «спасение», а палец уже жмет кнопки сотового. «Борис Всеволодович! Что делать?! Я в Краснодаре…» Хлюп­хлюп носом… Из трубки — голос Скрипки, нашего начальника городского управления ГО и ЧС: «А ну возьми себя в руки! Устраиваешь там истерики. Слушай меня, я тебе говорю!» Через десять минут мне уже звонит командир краснодарских спасателей, Вячеслав. «Мы приедем. Говорите, куда и сколько доноров нужно». Утром следующего дня все собрались, несмотря на жуткий дождь и холод… Веселые и «прыгучие» ребята­спасатели весело спасали Деда. На прощание мне вручили пачку сигарет: «Покурите, и не плачьте!» Теперь я точно знаю: Господь, создавая мужчин, слукавил отчего­то. Одним дал внешние отличительные признаки. Другим – умение спасти и ближнего и дальнего. Только почему они в меньшинстве? Я благодарю всех, кто помог нам тогда с кровью.

ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ

Почти месяц Дед находится в гастроцентре. За это время он пять раз был прооперирован. Под общим и местным наркозом провел на операционном столе более пяти часов. Теперь осталась всего одна, но самая страшная, самая многочасовая, самая «кровавая» операция по восстановлению искалеченных органов. Дед похудел почти на двадцать килограммов. Держится молодцом.

Я все это пишу ночью. Всего одна ночь отделяет жизнь нашего «дачного профессора» от жизни или от… Ничего, мы справимся. Правда же, Дед? 

В органосохраняющих и реконструктивных хирургических технологиях профессора В. И. Оноприева ежегодно в Краснодарском крае нуждаются до 20 тысяч, а в России — до 500 тысяч больных со сложной и тяжелой патологией органов пищеварительной системы. За 15­летний «организационный» период Центра произведено более 40,5 тысячи сложных, по новым технологиям, операций. Из них более 4,5 тысячи — радикальных дуоденопластик и более 650 радикальных гастропластик.

Хирургическая гастроэнтерология Центра благодаря высоким технологиям выведена на качественно новый уровень. Технологии атравматичны, гарантируют жизнь, комфортное пищеварение и высокое качество жизни пациентов.

Следует особо подчеркнуть, что мало кто знает и мало кто верит в реальное существование этих сказочно­эффективных новинок, как среди врачей, так и среди их пациентов.

Как сделать эти сказочные методы лечения доступными для всех нуждающихся в них больных? Профессор В. И. Оноприев считает, что чрезвычайно наукоемкие и дорогостоящие методы диагностики и лечения по силам только новому типу Федерального лечебного учреждения, где наука, учеба и практика слиты воедино, на принципах глубоко специализированной индустриальной медицины.

Чудеса медицины стоят дорого! Оплатить их сможет только государство! Этими средствами должны управлять профессионалы — создатели новых технологий. Сами спасенные и возвращенные к прежней работе пациенты за год своим трудом окупают все расходы даже на самое сложное дорогостоящее лечение.

В Центре ежегодно обследуется около 15 тысяч, оперируются и лечатся более 3 тысяч больных.

Возможно, судьба новых высоких медицинских технологий профессора В. И. Оноприева в другом регионе России была бы более счастливой? Создается Центр чрезвычайно медленно, порой драматично, из­за искусственных многочисленных препятствий «специалистами­экспертами», чиновничьей некомпетентности и консерватизма, на преодоление которых потрачены десятки золотых творческих лет создателя высоких технологий. Тысячи больных не спасены! Десятки книг не написаны! Сотни специалистов не подготовлены! Такова минимальная цена бюрократического «замораживания» новых высоких медицинских технологий профессора В. И. Оноприева». (По материалам краснодарских СМИ и интернет­сайта ЦФХГ).