История большой трагедии маленького города

Всего от рук оккупантов в Ставрополе погибло четыре тысячи человек, в числе которых 660 душевнобольных, 33 сотрудника Ставропольского медицинского института и 39 членов их семей.

Никогда не знаешь, говорят ученые, откуда может прийти новая и бесценная информация, но, когда такое происходит, исследовательский азарт разыгрывается с неудержимой силой. Так произошло пять лет назад в музее СтГМУ, когда студентка вуза Ольга Гейко выиграла грант на форуме «Машук». Специалисты начали создавать уникальную базу данных погибших в оккупации людей. Казалось бы, сделано большое дело, чего еще можно желать? Но тут студентке-лауреату приходит интересное письмо…

В нем Елена Климова из Новосибирска благодарит создателей базы данных, ведь в ней она отыскала информацию о своем предке – профессоре Федоре Бриккере. Так очень неожиданно биография исследователя злокачественных опухолей, найденная в архивах РАН, пополнилась информацией, которая раскрыла Федора Бриккера не только с профессиональной, но и с неформальной стороны. Женщина подарила музею часы профессора, которые были с ним до самой смерти, фотографии и подлинники писем, которые он писал своим родным из Ставрополя. Благодаря этим документам историки, в частности, узнали имена жены и дочки ученого.

Профессор Федор Бриккер родился в Запорожье в 1895 году. Будущий специалист любил учиться, окончил частную гимназию с золотой медалью, поступил на медицинский факультет Харьковского университета, прошел службу в армии. В 1925 году Федор Бриккер успешно защитил докторскую диссертацию, спустя два года получил звание приват-доцента, а еще через год вступил в должность заведующего кафедрой патофизиологии Днепропетровского медицинского института.

Сотрудники кафедры во главе с профессором Бриккером искали способы лечения злокачественных опухолей, они занимались вопросами противоопухолевого иммунитета, взаимосвязи опухолей и организма, работали с экспериментальной терапией раковых опухолей. Под его руководством на кафедре также проходили исследования нарушений углеводного, жирового, белкового и газового обмена, их динамики во время воспалительного процесса. Результаты научной деятельности профессора и его коллег внесли большой вклад в изучение воспалений, а Федор Бриккер стал кандидатом в член-корреспонденты АН СССР. Он был признал в СССР как передовой исследователь проблем рака. Федор Бриккер возглавлял работу институтской методологической комиссии, он сумел объединить работу кафедр, направить ее на важнейшие проблемы развития медицины. В год проведения Олимпийских игр в нацистской Германии Федор Бриккер получил должность заместителя директора института по научной части, а в год начала Второй мировой войны – звание профессора.

Когда война добралась до Советского Союза, Днепропетровский институт эвакуировали в Ставрополь (Ворошиловск). Федор Бриккер с женой Идой и дочерью Натальей остались с коллективом вуза в нашем городе, хотя, как стало известно из письма, переданного в музей Еленой Климовой, была возможность поехать дальше, в Иркутск или Душанбе (Сталинабад).

Свой путь из Украинской ССР до Ворошиловска Федор Бриккер описывает в письме брату и отцу 28 февраля 1942 года.

«[…] За последние дни мы получили папино письмо. Я очень рад, что вы уже наконец получили деньги. Кроме 250 и 100 телеграфных вы еще должны получить 100 по почте. Хотелось бы вам в скором будущем отправить деньги, но их сейчас у меня нет. Всё же думаю кое-что реализовать на базаре и тогда переведу вам. Вас интересует, как мы сюда ехали. Так вот: как вам известно, сначала я отправил Иду с Натой санпоездом в Ростов. Сам я выехал с госпиталем. Попал в Ворошиловград, а оттуда пробирался с большими трудностями к своим. Из Ростова мы решили ехать в Ворошиловск, хотя я имел возможность поехать в Иркутск или Сталинабад. Мы остановились на Ворошиловске, решив не оставлять своего коллектива. Между прочим, наш институт приехал сюда эшелоном. Я выехал раньше, так как начальство настояло, чтобы я выехал с госпиталем: оно не было уверено, что удастся организованно эвакуировать институт. Вещи мы кое-какие всё же с собой умудрились привезти. Но многое, конечно, осталось. Спасибо, что наша домработница догадалась передать эшелоном моё теплое пальто, зимнее пальто Наты, тёплые одеяла и подушки. А то мы бы, как говорится, имели бы хороший вид. Дома осталась вся посуда, много вещей и продуктов, которые я успел привезти из Сталина, где я провёл май и июнь.

Жаль, конечно, ибо потерянного мы уже не возместим, но всё же, мы не хандрим, считая, что главное в победе. Для неё мы готовы на всякие лишения. Комната у нас хорошая, очень тепло. Институт дал нам 3 кровати, 2 стола, шифоньер и 3 стула. Таким образом, жаловаться нам нечего. Только здоровье стало хуже. Будьте здоровы. […]»

Профессор искренне верит в победу, хоть в следующих письмах он и признает, что «цены скачут», придется «подтягивать животы» и «в комнате не тепло», ведь в Ворошиловск Бриккеры приехали фактически с пустыми руками.

«5 апреля 1942 года. […] В квартире на произвол судьбы было оставлено всё, то есть, и вся столовая с пианино и часами, вся спальня и весь кабинет с библиотекой. Осталась вся столовая, чайная и кухонная посуда, весь фарфор, много всяческих мелочей, заготовленные на зиму продукты (сахар, мука, крупа, варенье), немало носильных вещей, и вообще, всего не перечесть. Но всего этого не жаль, лишь бы дожить до победы. С наступлением весны эти наши чувства еще более обострились. С беспокойством, волнением и надеждами читаем газеты и слушаем радио. Уповаем на Сталина. Верим в его победоносные способности. […]»

Когда над Ворошиловском появились самолеты с крестами и свастиками, была предпринята попытка эвакуации, но в поезд, на котором Бриккеры могли уехать, попала авиабомба. Это был тот же единственный эшелон, в котором попытался спастись и Яков Шварцман с семьей.

3 августа 1942 года город оккупировали, а большая часть населения, противоречащая расовой политике третьего рейха, была истреблена.

Однако успехи Бриккера в области медицины нацисты не оставили без внимания: ему и группе ученых и врачей позволили продолжить работы под надзором гестапо.

Так продолжалось почти полтора месяца, пока 20 сентября всех оставшихся в живых не схватили. Почти всех убили сразу. Федора Бриккера арестовали, но вновь не тронули. Некоторые связывают это с научными изысканиями профессора.

Сбежавший из гестапо студент мединститута Борис Каменко вспоминал, пишет в конкурсной работе Анжелика Багдасарова, что ходили слухи, будто бы Адольф Гитлер болен раком, поэтому нужны были специалисты. Ученый пробыл в подвалах гестапо почти до конца ноября. Между 25 и 28 ноября 1942 года к нему в камеру пришли каратели из гестапо.

В советском акте, составленном после освобождения города, говорится: «Профессору Бриккеру в день его смерти было обещано свидание с семьей, давно уже уничтоженной. Для этого ему дали возможность побриться, после чего повели на смерть».

Трудно представить, но даже за две недели до начала оккупации Федор Бриккер с горечью и тоской читает полученные от родителей письма,  не может смириться с тем, что теперь ему не по силам обеспечивать их, как прежде. Но он продолжает верить в победу Красной Армии и надеется решить  финансовые проблемы.

«20 июля 1942 года. […] У нас нового ничего нет, хотя фронт и приблизился, но мы всё же не унываем. Надеемся, что остановим бандитов. Папа спрашивает, когда у меня каникулы. Теперь не такое время, чтобы заниматься каникулами, и я работаю сейчас очень много. Правда, и работа у меня сейчас полезная, как никогда. […] Урожай здесь блестящий, и хлебом край будет обеспечен. Немало останется и для других краёв. […]»

Остается только гадать, что за полезную работу проводил Федор Бриккер. Возможно, это были уникальные исследования в области онкологии. До сих пор неизвестно, сколько исследований профессора остались неопубликованными, сколько идей увязло на полпути и какие возможности могли бы открыться перед медициной, если бы медик реализовал то, о чем мы уже никогда не узнаем.

Фото предоставлены музеем истории медицины Ставропольского государственного медицинского университета.

Читайте также: История профессора Якова Шварцмана.