Из урядника – в кондукторы… Или трех рублей рядом и не шуршало, забирайте свои 63 копейки!

Вроде бы сейчас ведется речь о создании госмонополии по продаже алкоголя. Было же когда-то. Как это скажется на торговом малом бизнесе, потреблении напитков с градусами населением – вилами по воде.

Но заметим при этом, что в своем последнем интервью в 1991 году автор известной поэмы «Москва – Петушки» Венедикт Ерофеев назвал пьянство четвертой по счету бедой в нашем Отечестве (после дураков, дорог и проч., сейчас бы точно добавил коррупцию и олигархов). Без натяжек гениально, во многом автобиографично изобразившему в поэме «русского алкоголика с нежной душой» писателю, наверное, можно верить. Хотя нас периодически так и тянет вытолкнуть пьянство в первый ряд, недаром время от времени возникают запретительные кампании в общегосударственном масштабе. Больно уж занозисто выпирает черта в национальном характере?

Васильев против Васютина

«Сердце мне говорило: «Тебя обидели… Поди, Веничка, напейся». Так говорило мне прекрасное сердце. А мой рассудок?
Он брюзжал и упорствовал: «Ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь. А сердце на это: «Много пить не надо, выпей четыреста грамм и завязывай».
(«Москва – Петушки»).
1906 года февраля 20-го дня к помощнику пристава 3-й части города Ставрополя Плавинскому явился мещанин Архип Васильев и заявил о краже.
18 февраля вечером, возвращаясь с работы, зашел он в казенную винную лавку и там напился до бессознательного состояния. Каким образом добрался до своей квартиры – в памяти образовался полный провал. Лишь наутро выяснил у соседей, что его доставил домой на извозчике городовой Иван Васютин. Не в участок «впредь до отрезвления», как положено, а в «порт приписки» препроводил.
Только успел мещанин Васильев испытать глубокую душевную благодарность к городовому Васютину, как ткнулся за кисетом, чтобы с помощью порции никотина в себя прийти, а кисета-то и нет. В нем же, пронзило Архипа Васильева, еще и деньги должны были быть – «останки», так сказать, с получки! Выдали на руки, с трудом вспоминалось, четыре рубля 20 денег, свел он наконец сальдо и бульдо, малость табаку купил, затем 27 копеек прокутил в лавке. «Нет, пожалуй, все 40», — самокритично дошел до истины Архип Васильевич (на такую сумму – и до беспамятства: о времена, о цены! - Прим. ред.). Короче, прикинул произведенные накануне траты и, мучительно превозмогая похмелье, обтекаемый людьми дрогами, побрел объясняться к городовому.
Тот, как ни странно, без разговоров кисет вернул. Деньги тоже выложил. Но… лишь 63 копейки. Мол, десять извозчику заплатил за доставку («Очень вы, господин, куражились, однако»), а трех рублей, мол, и близко с мелочью не шуршало.
– Как же так?! – вскричал в негодовании и несколько даже нервически Архип Васильевич. – Кисет при вас, табак на месте, а денег нет! Требую дознания!
Но в тот же день обращаться в участок не дерзнул, потому что испытывал дрожание в членах, томление духа и болезненно всяческую суету. Позже на дознании городовой сослался на свидетелей, в присутствии которых вроде бы осматривал без желания вертикально и самостоятельно передвигаться по Госпитальной улице мещанина Васильева.
Из свидетелей в итоге разыскали только одного, он городового поддержал, словом, открыли тогда дело по уголовной части третьего марта 1906 года, и в тот же весенний день благополучно закрыли. За недоказанностью и отсутствием преступного лица. Бросил ли пить после этого вообще Архип Васильев – архив сведений не содержит.

Честь имею…

«Граница нужна для того, чтобы не перепутать нации. У нас, например, стоит пограничник и твердо знает, что – это не фикция, не эмблема, потому что по одну сторону границы говорят на русском и больше пьют, а по другую – меньше пьют и говорят на нерусском».
(«Москва – Петушки»).
Но бывало, что дела по обвинению полицейских чинов в должностных преступлениях расследовались дольше и по-настоящему. К примеру, одно из них началось с документа, который в материалах наблюдательного производства прокурора Ставропольского краевого окружного суда значится как «донос». «Прошу покорнейше Вас, Господин Исправник, – говорится в нем, – сделать дознание, так как у нас в селе Безопасном полицейский урядник 4-го стана Яков Наконечный роскошно гуляет и берет взятки, а именно…»
И машина поначалу закрутилась споро, несмотря на анонимность послания. Исправник сразу же приказал снять показания с упомянутых в нем лиц. Крестьянин Дмитрий Ляхов (50 лет, православный, судим не был) степенно повествовал (а секретарь записывал. – Прим. ред.): «В начале 1917 года, какого числа я не помню, ко мне пришел урядник Наконечный и произвел обыск. Им было обнаружено четыре ведра виноградного вина, в одном бочонке около четырех ведер, в другом – не менее ведра. Я попросил не составлять протокол, а Наконечный мне сказал: вы много продаете вина, много зарабатываете. И дал мне понять, чтобы я дал ему что-нибудь. Я угостил Наконечного вином и предложил 15 рублей. Он взял их и, несмотря на это, составил протокол».
Подобные признания сделали и другие, в том числе Иван Чуднов: «На первой неделе Великого Поста в прошлом году ко мне пришел с обыском урядник Наконечный, обнаружил около четырех бутылок кишмишевки, которая была отобрана. Дома у меня была лишь невестка Евдокия Чуднова. После того как я узнал об обыске, пришел к Наконечному просить дело замять. Он предложил мне мириться и потребовал триста рублей. Я стал на колени перед ним и начал просить простить, так как у меня совсем нет денег. Наконечный сказал: давай десять рублей. Я ему их выложил сейчас же, а на другой день послал ему курочку и десяток яиц. Через некоторое время Наконечный поймал какого-то мужика, не знаю, в чем обвинявшегося, и, узнав, что водку ему продал я, курицу и десяток яиц возвратил мне лично, когда вызвал на дознание, а деньги остались у него. Курицу я не донес до дома, продал ее, а с яйцами вернулся домой».
Кишмишевка все же, заметим, не ерофеевский коктейль «Слеза комсомолки», в рецепт которого входят одеколон «Лесная вода», лаванда и лак для ногтей. Натуральный продукт таки, да и начало прошлого века ведь. И тем не менее – не отсюда ли произрастают исторические корни глухой обороны к известным указам и постановлениям по борьбе с пьянством и алкоголизмом и их возникновением? Брали-с, так и просится, исходя из сегодняшних реалий и наблюдений…
Но познакомимся с мнением другой стороны. Каким виделось (или хотелось видеться) происходящее уряднику Наконечному?
«Вследствие предписания… о даче объяснения по анонимной жалобе о роскошном гулянье и братии взяток от крестьян за торговлю водкой имею честь сообщить следующее, – писал полицейский приставу. – За время с 1 января по 1 марта сего года за тайное винокурие и торговлю водкой-варенкой мною составлено двадцать протоколов. За таковые мои действия возросла против меня сильная вражда со стороны винокуров и торговцев. В особенности в последнее время, когда 31 января при содействии стражника Колесникова раскрыл тайное винокурие Григория Курбатова и Семена Губанова, у которых захвачен самогонный аппарат и отобраны ведра спиртной жидкости и раскрыта торговля ее соучастником Ильей Чудновым… Больше объяснить ничего не могу и виновным себя в вышеуказанной кляузе не сознаю».
А теперь заглянем в справочный листок архивной папки и внимательно полистаем. В нем, помимо всего, значится: обвиняемых – нет, вещественных доказательств – нет, приложений – нет, и в целом – недостаточность улик, потому дело прекращено.
Да… Много вина, кишмишевки и водки-варенки утекло за два года, пока были разысканы и допрошены все свидетели. Тем временем урядник Яков Наконечный ушел в кондукторы Благодарненской ветки Армавиро-Туапсинской железной дороги, а потом и вовсе пропал. Подкрался май 1919 года. До того приказало жить царское самодержавие, а вот уже те, которые временные, слезли. И вот-вот расцветет сирень 2012 года… Госмонополия на торговлю алкоголем вроде бы возвращается; ждем кишмишевку и водку-варенку? А также урядника Наконечного или подобных ему, честь имеющих? Его же не зря в контролеры-кондукторы жэдэ взяли… Тогда это было почетно, денежно и престижно.