Как мы работали во время войны
Прочитал в «Вечернем Ставрополе» мнение Л.М. Саенко «Труженики тыла и проезд в транспорте». Хорошая, справедливая заметка. И сразу вспомнилось, как будто это было вчера, как я работал во время войны.
Год и три месяца — трудовой стаж военного времени, когда после оккупации я работал слесарем по ремонту сельхозтехники в Дмитриевской МТС Красногвардейского района. Трудились мы по закону военного времени. Девятичасовой рабочий день, включая часовой перерыв на обед. Рабочий день начинался в 7 часов по удару в диск автомобиля. Жил я на окраине села, до МТС — 3 километра. Работали в две смены, опоздания строго пресекались: два предупреждения, а на третий раз — явка в политотдел. Там поднимали личное дело до «седьмого колена»: кто твои предки, не дай Бог, обнаружат отношение к кулачеству.
Приход на работу отмечался личным номерком, который ты должен был повесить в номерной. В 7.00 номерная закрывалась на замок. Для меня самой трудной была первая смена зимой: часов в доме нет, ходики остановились (им было много лет), электричества тоже нет, керосиновая лампа — гильза от артиллерийского снаряда. Дабы не опоздать на работу, просыпаясь, смотрел в окно (сереет рассвет или нет). Ничего не понять — белым-бело. Вроде выспался, собрался, пошел. Снег по колено, на голове — буденовка с красной звездой, на ногах — поршни (самодельная обувь такая) с соломой и онучи — тепло. Поршни можно было сделать любого размера из кожи крупного рогатого скота, который массово умирал в период эвакуации в первый год войны. Вот так добираешься иной раз в 6 часов, а то и раньше, вешаешь свой номерок и идешь в моторную досыпать, там тепло от двигателя.
Некоторые пацаны работали, стоя на ящике, потому что не доставали до токарного станка. Был у нас такой Коля Карпенко, может, даст о себе знать.
Сельхозтехника находилась в период ремонта в гаражах, где температура была не намного выше, чем на улице.
Однажды было так: иду на работу в буденовке, морозец минус 18 — 20 градусов, уши у меня открыты (что это за буденновец с закрытыми ушами). Уши немного пощипывает. Механик МТС И.В. Плотников уже на работе, встречает в основном пацанов, по-отечески улыбаясь. Вдруг, увидев меня, изменился в лице: «Сынок (он так всех называл), что с тобой? У тебя же уши обморожены!».
Я взялся за уши, а они хрустят. Плотников, обеими руками схватив снег, стал оттирать мне уши. Добрый, внимательный человек был, царство ему небесное.
Кормили нас всех рабочих один раз в день — горячий наваристый борщ и каша в обед, это нас очень поддерживало. Кроме того, был сухой паек на две недели: 4,5 кг муки, правда, очень плохого качества. Но всё же лучше, чем ничего.
Семья моя состояла из четырех человек — мама и нас, детей, трое, я — старший.
После войны я был мобилизован в ФЗО (фабрично-заводское обучение) в город Новошахтинск Ростовской области. На восстановление народного хозяйства. Работал на шахте ОГПУ электрослесарем (в лаве работали военнопленные). Мы, пацаны, ОГПУ (орган госполит-управления) расшифровывали по-своему: «О, Господи, помоги убежать». А если наоборот прочитать, то получалось: «Убежишь, поймают, голову оторвут!» Но это уже другая история.
Николай Михайлович МАЛОВ, инвалид 2-й группы, 82 года. Имею награды за доблестный труд и юбилейные ВОВ.
