Как становятся легендой...

7 декабря 2012 года. День этот для семьи Шепитько стал и черным днем, и одновременно — днем проверки на прочность, любовь, верность и, наверное, на все, что может преподнести нам жизнь. В этот день, в половине седьмого вечера, Сергей сгорел. Горел заживо, буквально открытым пламенем. И спасал людей! Вот уже год мы общаемся, и год этот — на раздумья мои: как это?!

ОГНЕННОЕ БЕЗУМИЕ

...Вез людей вечером в своем «пазике» («наемный» водитель, до пенсии два года осталось) в Надежду. Тут пути от силы полчаса, но за эти полчаса все и случилось, и простой водила стал героем. На дорожном спуске автобус загорелся — пламя вырвалось из моторной части, что в передней части автобуса. Сергей Васильевич не замешкался: выругался от неожиданности и повел горящий автобус с пассажирами в безопасное место, в «карман» на обочине... Как мог, стал туда - автобус уже горел вовсю, и задние двери заклинило. Открыл передние и, стараясь не довести дело до паники, выводил народ на улицу: на снег, в поле, подальше от горящей машины, которая могла еще и взорваться: газовые баллоны на крыше. Вышли все, хоть и пострадали, так сказать, материально: кто-то от страха забыл сумки в салоне. Они сгорели.

А вот дальше... Ну никак не укладывается в голове: Сергей остается в пылающей кабине и держится правой рукой за раскаленный рычаг тормоза! Рука мгновенно прикипела к белому от огня железу: Сергей стал уводить еще послушную машину с дороги! Ему уже сигналили вовсю, машины пытались окружить автобус, чтобы как-то отсечь его от трассы. Кто-то не выдерживал, уезжал: шутка ли — едешь себе по делам и вдруг видишь горящего заживо человека!

Как-то выбрался в безопасное место. К нему подбежали ребята из легковушек, стали тушить автомобильными огнетушителями. А тут и пожарные подоспели: тушили автобус и «проливали» водителя. Пожарная часть близко, в километре: они через минуту после звонка прибыли.
Кто-то помнил, что водитель, черный, обгоревший, сидел на бордюре, курил (Сергей не курит вообще), кто-то вроде видел его лежащим на земле... А он, уже будучи в «несознании», все еще боялся, что автобус покатит по дороге: там впереди полицейский пост, машины на дороге: неуправляемый автобус мог принести еще много бед. Но все это беспокойство было уже, скорее всего, в бреду... Когда везли в больницу, еще шутить пытался, но не помнит, о чем.

БОЛЬНИЦА

Жена, Людмила Михайловна, приехала на место трагедии буквально через минуту после того, как Сергея увезли в больницу. И рванулась за ним... «Когда увидела, как его завозят в больницу, черного, чем-то накрытого, не узнала сначала. Думала, все — неживой! От ужаса сознание теряла, а он, Серега мой, мне из-под одеял говорит: «Ничего, Люд, обойдется!»

Через несколько минут он был без сознания и в реанимации: начался его крестный путь.

Я не могу рассказывать о том, как лечат тех, кто получил ожоги. Сама когда-то побывала в шкуре «ожогового» пациента. Сейчас понимаю, что мой дурацкий ожог — фитюлька по сравнению с половиной сгоревшего тела Сергея Шепитько. Врачи с первой минуты, без всяких поблажек, сочувствий и прочих сантиментов, начали очищать обгоревшие куски кожи. Процедура жуткая, доложу вам. Перевязки — под наркозом. Бесконечные провалы в сознании, бесконечная пытка бинтами. Сергей плакал, просился на «тот свет», но кто ж даст? Заведующий отделением второй городской больницы не оставлял его наедине с плохими мыслями: Александр Евгеньевич Рыбалко (отныне он — медицинский бог семьи Шепитько) приходил к Сергею каждую свободную минуту. Интересно, он сам верил, что шофера можно спасти? Верил, конечно! Да и весь медицинский персонал верил. И не только в этом отделении: вся больница знала, какой сложный пациент лежит в ожоговом.

ГОРОД УЗНАЛ...

А потом об этом узнал и весь город: нам в газету позвонили и спросили: что с водителем? Может, знаете? Позвонили, познакомились, написали самый первый материал. И как-то сразу стали друзьями: супруги оказались безмерно обаятельными даже в такой страшной беде. Люда держалась, плакала только за углом больничного корпуса. А так — все дни рядом, в ногах у мужа. Или если повезет, то на свободной кровати в его же палате: ни на одну минуту нельзя было оставить. А Сергею что делать? Его спасло, видимо, еще и крепкое здоровье: в армии понтонером был, в Тюмени. Закалился.

На сиделок денег не было. Да денег вообще ни на что не было: материальное положение семьи стремительно неслось к нулю: накануне трагедии выплатили какие-то кредиты. Еще и должны остались. Спасли супругов простые горожане: после первой же публикации в больницу потянулись люди, все, кто мог добраться по февральской распутице. Шли поодиночке, семьями, студенческими группами, шли батюшки из церквей, русские-нерусские и, не поверите, даже из сект! Приходили люди с деньгами, борщами, бинтами, самодельными мазями и всем, что, по их мнению, могло помочь обгоревшему шоферу. Я помню, как однажды зашла в палату, а там тетеньки из какой-то религиозной организации гимны исполняют. Бинты принесли, закупили какие-то лекарства. Теперь скажите мне, что все эти организации, объединенные по интересам, хоть и религиозным — плохие. Не поверю. Под свою опеку взяли семью и клубы собаководства и коневодства (как-то так называются): они вообще без особых финансов. Что могли, собирали и шли на помощь. Женщина-коммерсант, не из бедных (я ее нашла потом, но она очень просила себя не называть), пришла с солидной суммой денег. Приходила одинокая бабуля, Лидия Ивановна, ей девяносто лет... Теперь Люда и Сергей проведывают бабушку, общаются. Да, в общем, как дети с мамой. А она всего-то молилась за него: денег нет, ничего такого, кроме материнской молитвы за болящего Сергия... Жизнь устроена так, что и не просечешь ее: где что найдешь и где что потеряешь. Теперь у бабушки есть родные люди на этой земле — Людмила и Сергей Шепитько из села Надежда.

ДОМОЙ!

Весной, когда уже травка вовсю зеленела, Серегу впервые вывезли на улицу. Плакал, хоть и стеснялся... А мы радовались и подначивали: помереть же хотел! С этого апрельского дня дела пошли на поправку: стали заживать раны, хоть медленно, но все-таки верно. Уже можно было его помыть: похудел на тридцать килограммов, но жилистый оказался, как Дон Кихот. Отпаривала его болячки Людмила и радовалась: чистый муж — здоровый муж!

И... выполз наш Сергей! Выбрался из этого ужаса! Домой отправился ближе к лету, весь в рубцах и шрамах, но живой. В дом заносили: устроили ему ложе, на котором и двух недель не полежал - надо ж проверить, как тут хозяйство велось? Стал делать первые шаги: ноги тряслись, но Сергей с помощью Людмилы штурмовал лестницу, ходил сколько мог. Помню, звоню им, а хозяин дома стоит на верхней ступеньке лестницы. Надо ж вниз идти... Пришел. Это каждодневный подвиг человека, на минуточку, который не просто обжегся. Он сгорел! Правая рука, которой хватался за тормоз, так и осталась скрюченной, пальцы срослись, верхние фаланги практически утрачены. Правый бок, нога, живот — оплавлены (есть такие рубцы). Правая сторона головы и ухо тоже сгорели. Да и вообще, сегодня Сергей Шепитько чем-то напоминает творение безумного доктора Франкенштейна: весь в шрамах и рубцах разного цвета и «заплатках» от пересадок кожи. Но «наш» - добрый! Ну, не знаю: добрый до слез! Казалось бы: горит машина — убегай! Так ведь обиделся. Лежит весь в мокрых желтых бинтах, а сам: «Ты что? Как я мог бросить автобус? Там, знаешь, сколько людей бы еще пострадало?» Я ему про «спасаться надо бы», а он мне: «Да ты что!.. ты хоть представляешь, кого бы я бросил в салоне? Там женщины, дети, народ-то с работы да с учебы ехал. Да я ничего не чувствовал сперва! Потом уже, когда сгорел...» И потом полчаса расписывает подетально, почему нельзя было бросать автобус... И сижу я у койки и ничего не понимаю, кроме одного: вот он, герой. Я бы не смогла. Наверное...

РУБАНОЧКИ, СТАМЕСОЧКИ...

«Сергей Васильевич! А когда дома первый раз нервы сдали? Теперь-то все левой делать надо...» - «Да знаешь... Когда в свою мастерскую зашел. Да... Заплакал, чего уж: мои молотки, отвертки, стамесочки всякие, рубаночки... Эх...» Через пару месяцев он уже водил машину. И сейчас рулит левой, помогая сгоревшей правой рукой. Поправился, снова стал красавцем. А шрамы? Они, как известно, украшают мужчину. Настоящего мужчину, конечно.

Сейчас в семье Шепитько все вроде пришло к какой-то норме. Людмила Михайловна работает в столовой, кормит солдатиков в воинской части. Дети — частые гости. И шестеро внуков! Сергей получил пенсию, всю, за несколько месяцев. Супруги ждут квоту от минздрава: на реабилитацию, возможно, на операцию или несколько операций: в Нижнем Новгороде планируется восстанавливать сгоревшую руку. Шансы есть.

Надо разглаживать и рассекать рубцы: сильно они мешают, больно тянут кожу. Все могут сделать в специализированных клиниках и санаториях Волгограда или Астрахани.

Есть и нехорошее. Так никто и не отметил подвиг нашего земляка. НИКТО! Уже даже и не смешно: наши властные товарищи и господа не зашли в больницу пожать обгоревшие руки, не принесли пакет молока... О чем это я? Об ордене?! Да полноте...

Они всегда рядом, супруги, съевшие вместе не пуд соли — выпившие океан своих слез и страданий. Они как бойцы, стоявшие, в прямом смысле, насмерть, спина к спине, когда смерть прогуливалась у их ворот. Не открыли ей...