Кладбищенские тайны…

Утро. Понедельник. Не успеваю снять верхнюю одежду: в кабинет буквально влетает коллега — Оля Метелкина. «Пойдем со мной! Мне страшно…». Оказывается, пока она шла на работу, недалеко от редакции встретился ей велосипедист и сообщил ужасную новость: «На кладбище новорожденная девочка. Пока живая». И поехал дальше. Оля кричала, чтобы остановился, но мужчина даже не оглянулся…

Вот такие дела. Честно: я в первые минуты после таких сообщений просто впадаю в ступор. Способность соображать появилась, когда мы уже бежали на Даниловское кладбище. Я с кофтой в руках: вдруг малышка еще жива и удастся ее согреть?..

На кладбище все спокойненько… Все пристойно и печально-торжественно. И все это у самого входа, там, где офис мемориальной компании. Женщины там работают, они все поняли с полуслова. Тут же побежали к водителям. Трое мужчин быстро вышли из своего помещения, и мы были уже отрядом. По пути вызвали спасателей. Они, в свою очередь, милицию, поисково-спасательный отряд с собачкой… Короче, народ прибывал. Мы всем в который уже раз объясняли, что ищем брошенного ребенка. Народ грамотно рассредотачивался по кладбищу, и все искали!
Искали везде: под грудами листьев, под наваленными сучьями, в бесконечных свалках! Никогда не думала, что буду усердно разрывать мусорные пакеты, переворачивать старые тряпки, поднимать куски пластика… Через полчаса руки покрылись грязью, сажей какой-то…

И вдруг! И вдруг среди могил вроде лицо мелькнуло. На земле! Мы с Олей туда побежали. Оказалось, что прямо на могилах расположилась семья: мама Таня, 37 лет, двое ее детей и «какой-то муж», то есть — сожитель. Честное слово, поначалу я ее заподозрила: ночью родила и выбросила малышку. Поэтому и лежит не шевелясь. Оказывается, у бедолаги обморожены ноги, ходить она не может, дети при ней. Сейчас просто отошли куда-то…

Вопрос к компетентным органам: это вообще что? Почему эта женщина и эти дети оказались в таком положении?! Его даже бедственным не назовешь. Катастрофа полная… Причем по приятному лицу женщины не скажешь, что она совсем уж алкоголичка. Оно, скорее, измучено, чем обезображено алкоголем. За ней ухаживают ее собратья по несчастью: одеяла, куски целлофана на случай дождя. Даже судно есть: вставать, похоже, несчастная не может… А если заморозки, что тогда? Таня как-то безнадежно: «Не знаю…».

Потом милиция ее пыталась приподнять, перетряхнула тряпье, которым была укрыта бедолага. Ничего подозрительного не нашли. Посоветовали «пробиваться» в Свистухинский дом-интернат для таких вот отверженных. Как, если она не ходит, эта бедная Таня? Ну хорошо. А дети-то как? Где наши органы опеки и попечительства? Кому они помогают и попечительствуют, если вот, на голой земле, живут люди? Или уже и не люди? Ужас…

Пока искали ребенка, все видели громадное количество шприцев, даже капельницы зачем-то. Местами не пройти: сплошной бурелом. Еще мишек посадить на поваленные деревья, и будет прямо как у Шишкина: утро в каком-нибудь бору… С одной разницей — здесь наши усопшие сограждане. Спят они. И устраивать шабаши на их могилах — это даже не кощунство, это уж запредел какой-то… Остатки этих пирушек встречались повсеместно: на столах, на могильных холмиках: банки, бутылки… О поваленных крестах и памятниках не говорю. Набило оскомину уже. На кладбище лишь малая часть могил в надлежащем порядке. Все остальные… Да их уже и не видно под всеми этими свалками. Все это «добро» вывозят, похоже, из близлежащих домов. Или бомжи приносят.

К поискам подключился отряд ПСО МЧС: у них собака. В общем, кладбище подверглось изрядной проверке. Его избороздили вдоль и поперек. По логике — роженица не смогла бы в чащу этого кладбищенского леса забраться: родила бы на обочине. Но мы уходили и в самую чащобу и обходили кладбище по периметру. Сколько километров в этот день намотал на ноги наш большой отряд — кто знает. Вроде убедились, что ребенка нет. Всех встречных просили — если что подозрительное увидите — кричите. Или звоните. Или еще как-нибудь… Встреченная старушка тоже пошла на поиски. Молодой человек «готического» вида так перепугался, что вообще ретировался с места скорби. Семья поминающих кого-то тоже насторожилась: мы посмотрим по сторонам, не переживайте…

Есть еще одно предположение: велосипедист мог принять за младенца как раз «нашу» Таню: уж больно маленьким казалось ее личико, замотанное в кучу платков. В общем, задал задачу — собрал все экстренные службы, какие только можно. Разве что пожарным там дела не нашлось.

Нельзя, чтобы в центре города творилось такое. Не по-людски это: не давать покоя мертвым! Да и живым «жильцам» на кладбище делать нечего. Мы там целые «лежки» находили: зубные щетки, умывальники, ковры — все как положено.
Мне доводилось видеть европейское кладбище: никаких тебе оградок и памятников. Все одинаково. Все засеяно травой. Везде работают газонокосилки. Цветочки невысокие стоят, и все прозрачно. И проезжающие таксисты не останавливаются, чтобы быстренько в кустики сбегать…

Ну почему они могут, а мы — нет? Как сберечь хотя бы то, что осталось от некогда богатого мемориала?

Милиция обещала разобраться с велосипедистом: если увидите еще раз — сообщайте! Сейчас жестокую вещь напишу: если ребенок был — то он уже умер. Если не спасут Таню с детьми, они умрут тоже. Если не приведем кладбище в порядок… Ну так и мы-то все умрем. А наше разгильдяйство останется. Позорище наше…