1984 год, весенний призыв в армию. Окончив первый курс Ставропольского государственного педагогического института, Саня Рыбальченко и еще 25 таких же, как он, мальчишек-студентов пришли на призывной пункт. После недолгих процедур их отправили в Баку, а там уже бравый майор сообщил: «Так, ребята, вы пойдете в Афган».
О том, что там идет война, пацаны, конечно, знали. Но вот страха пока не было. Он появится позже. Даже не в первые дни службы, не после первого обстрела, а уже после приказа на дембель – когда они начнут понимать, что выжили здесь вопреки всему и что дома их ждут...
После четырех месяцев медицинской учебки в Ашхабаде готовых санинструкторов из Ставрополя распределяли по военным частям. Как-то так получилось, что в одно из подразделений никто не пошел. «Что это за часть?» – поинтересовался Александр. «Э, сынок, там сразу или ранят, а то, скорее, убьют. Это разведбат». Так он и попал в легендарный 783-й Отдельный разведывательный батальон, который больше знают как Кундузский разведбат.
Боевое крещение
К месту расположения части Александр прибыл 4 ноября, а уже 8-го отправился в свою первую операцию. Помимо стандартного для бойца снаряжения у сержанта была с собой и медицинская сумка с перевязочным материалом, лекарствами, главное из которых, как он понял позже, – промедол, быстро снимающий боль и дающий раненым передышку.
Начало ноября выдалось тихим, внизу – довольно теплым. Желтая листва и запах костров живо напомнили мальчишкам дом, студенческие походы, ровесников, которые остались там, где-то вне новой реальности...
Взвод разведчиков, с которыми обязательно шел медик, традиционно отправлялся вперед, а уже за ним шла пехота. Ночью разведчики сидели в засаде, где «деды» проверяли, как справляются с ночным караулом «духи». Многие из «зеленых» пацанов засыпали, не выдерживая нового для них ритма. Александр как-то сразу очень четко понял, что именно от этого зависит жизнь и его самого, и всего взвода, и ему довольно быстро начали доверять ночные дежурства без подстраховки.
В такую тихую и темную ночь неожиданно начался бой, первый для молодого санинструктора, который оказался почти учебным – без раненых и погибших. А вот на следующий день, ближе к вечеру, после того как взвод взял высотку, завязался уже серьезный бой. Первым Александру пришлось перевязать раненного в лицо афганского солдата, рота которых шла вместе с нашими. А закончился бой довольно неожиданно: во время маленького затишья командир взвода Юрий Габрус поднялся в полный рост и с гранатой в руке побежал в сторону разлома, из-за которого бил пулемет. Видимо, не выдержали нервы у моджахедов, все четверо кинулись оттуда наутек. Комвзвода был совершенно героической личностью, вспоминает Александр Алексеевич. Другие командиры слегка придерживали солдат, а он, чуть затихло, сразу двигал вперед.
Выходили на два-три дня, соответственно, брали с собой сухой паек на это время, а кружить по горам пришлось уже шестой день. Все грязные, голодные, валятся с ног, но идти надо. Везде вокруг укрепрайоны, все заминировано, на каждой высотке – дзоты. Сколько раз за это время их обстреливали, уже и не вспомнить точно: высунул голову из-за камня – выстрел; спустились к ручью за водой – стреляют. На шестой день вышли по рации на связь, сообщили, что разведданные не подтвердились, идем обратно. Вот тут все и началось: стреляли сразу со всех сторон. Благо, рядом оказались несколько дувалов – маленьких саманных домиков, в одном из которых взвод и укрылся. После того как заняли круговую оборону, смогли немного осмотреться. Оказалось, что афганские солдаты куда-то моментально исчезли. Дувал, стоящий метрах в 20-30 от первого, оказался более выгодной позицией, и капитан начал постепенно всех переправлять туда. Этот коридорчик, простреливаемый со всех сторон, преодолеть было сложно не физически – морально. «К тому моменту я понял, куда попал. Думаю, какая разница, не сегодня, так завтра... и рванул. Пули свистели не то что над головой – везде».
Неожиданно стрельба затихла, и ребята услышали голос, усиленный громкоговорителем: «Шурави, сдавайтесь! Вы окружены!», а потом бравая музыка, и снова стрельба. После того как обстреливать позицию советских солдат начали из гранатомета, лейтенант-наводчик, который не расставался с рацией, вызвал огонь на себя. Александр, воспитанный на книгах и фильмах о Великой Отечественной войне, не думал, что ему тоже придется услышать эту полную героического отчаяния фразу: «Вызываю огонь на себя!». Следующие 40 минут были похожи на страшное землетрясение: свист, грохот, осколки. Снаряды ложились в нескольких метрах от разведчиков. Как только все стихло, капитан скомандовал отход: быстро уложили раненых на плащ-палатки и двинулись почти бегом вниз, к выходу из ущелья, опять вверх, снова вниз... Погода к этому времени успела испортиться, туман и слякоть еще сильнее затрудняли движение. Грузин-пулеметчик, раненный в оба бедра, видя, что ребята буквально выбиваются из сил, поднялся на ноги и пошел сам, опираясь на плечи товарищей. Вернувшись в расположение части, разведчики спали больше суток. Боевое крещение было пройдено...
Прощались с погибшими тяжело и часто
11 декабря, в ходе такой же операции по реализации разведданных, при прочесывании кишлака близ Кундуза, погиб ротный капитан Александр Каратаев, с ним еще семеро парней, несколько человек были ранены. А 9 февраля погиб комбат Алексей Козлов. Тогда поднялись высоко в горы, сильный мороз не давал расслабиться. Санинструктор шел вместе с фельдшером-прапорщиком, когда его окликнули. Александр остановился, обернулся, а через несколько секунд его накрыла ударная волна, от которой он потерял сознание. Очнулся – кругом дым и жуткий запах горелого тела. Оказалось, в кишлаке находился заминированный склад боеприпасов, комбат вошел туда первым...
Командира любили все. Он не особо муштровал разведчиков, понимая, что ребята и так ходят по краю пропасти. Прощались с ним тяжело и торжественно, при полном построении. Когда взлетевший с мрачным грузом «Черный тюльпан» помахал остающимся солдатам крыльями и резко взмыл вверх, мало кто сумел сдержать слезы...
Из сорока пришедших вместе с Александром бойцов погибли 18. А ровно через месяц после того, как он улетел домой, разведбат попал в засаду, где сразу в одном бою потерял 19 человек.
А дома ждали с замиранием сердца
«Только теперь, когда выросли собственные сыновья, я в полной мере понимаю, что чувствовали родители, когда узнали, что я попал в Афган, – рассказывает полковник внутренней службы, заместитель начальника управления МВД России по г. Ставрополю Александр Рыбальченко. – Мама засыпала и просыпалась с мыслями обо мне. Старший брат рассказывал, что каждый раз, когда к дому подъезжало такси, внутри все сжималось – только бы не телеграмма!»
И сейчас полковнику иногда хочется взять билет на самолет до Кабула, посмотреть на места, ставшие в чем-то даже родными. Никогда не забыть поле красных маков, раскинувшееся до горизонта, звуки взлетающих и садящихся вертолетов, сорванную политруком иконку с груди командира взвода, который вернулся в часть после ранения...
Там, в Афганистане, они всегда знали, что товарищ прикроет спину. Слова «один за всех и все за одного» не были для них пустым звуком. И тогда еще чувствовалась мощь государства, стоящего за ними, и искренней была гордость за свою страну. И очень хочется, чтобы страна, отправившая их на войну, тоже гордилась своими солдатами, прошедшими не только Афган...
