Легенды и были из истории ставропольского Немецкого моста
.Часть 3
(Части 1 и 2).
9 августа 1872 года очередным владельцем хутора на речке Второй Мамайке, где теперь стоит Немецкий мост, стал бывший лютеранский дивизионный проповедник пастор Иоганн Буркгарт. В русских войсках и военных учреждениях было много приглашенных на службу офицеров-лютеран, в основном немцев, которым государство гарантировало удовлетворение религиозных потребностей. Поэтому деятельность лютеранских дивизионных проповедников, как, впрочем, и другого инославного духовенства, финансировалась из военного бюджета. Дивизионные пасторы обеспечивали духовную опеку и гражданского населения в городах, и крестьянского в колониях до тех пор, пока лютеранские общины во второй половине XIX века не окрепли и не получили собственных пасторов.
О Буркгарте известно немного. В должности дивизионного проповедника он служил в 1859–1865 годах и был первым пастором учрежденного в Ставрополе в 1859 году лютеранско-евангелического прихода. Регулярно посещал для исполнения христианских треб немецкую колонию Иоганнесдорф близ Ставрополя, ставшую впоследствии колонией Молочной, а еще позже хутором Молочным, получая за это от общины 40 рублей в год. По долгу службы много разъезжал по нашему региону. В те времена это было небезопасно и требовало большой выносливости. Служили ему «немецкий фургон с простыми грядками и будкой», потертые кавалерийские седла, овчинная шуба, крытая солдатским сукном, черный сюртук, ружья, дорожные сундуки и саквояжи, курительные трубки и более тысячи книг, в основном духовного содержания. Он был человеком с характером. Когда в Иоганнесдорфе некоторые колонисты занялись корчемством, то есть незаконным изготовлением и продажей водки, и, пьяные, дрались, ссорились и даже оскорбили пастора, Буркгарт потребовал от окружного полицейского начальника наказать виновных прилюдно розгами. До этого дело не дошло, но зло искоренили.
После 1865 года Буркгарт ушел в отставку. Его жену звали Каролиной, а родившуюся в 1868 году дочь – Альмой. Девочка была крещена в ставропольской лютеранской церкви. Где Буркгарты жили в Ставрополе, не известно. Они имели фисгармонию, пили кофе, готовили еду в медных кастрюлях и на чугунных сковородках, что было типично для быта немецких переселенцев. О прежних служебных поездках главы семьи напоминали сувениры – два турьих рога да морские раковины.
Надо сказать, что бывшие владельцы имения купцы Плотниковы никогда не жили на хуторе. Дом на Второй Мамайке был дачей, куда не привозили ничего ценного. Буркгарт переехал сюда на постоянное место жительства. Сколько ему было лет, как он решился поселиться в столь «отдаленной и пустынной местности» с женой и маленьким ребенком - неизвестно.
За 30 лет своего существования дача постарела. Постройки сильно обветшали, дом требовал «ремонтировки». Отставного пастора это, кажется, не смущало. Он, видимо, намеревался возродить хозяйство. Все работы велись под его постоянным личным наблюдением. Содержались три лошади, три коровы, два быка, пара бычков и телка. В хлопотах прошел год. Стояла золотая осень – середина октября 1873 года. К зиме уже было запасено 4 скирды и 4 стога сена, 600 мер (то есть 12-литровых ведер) картофеля, 7 саженей (56 куб. м) дров.
Однажды вечером шайка из десятка злодеев напала на хутор. Они пришли из города, спустились от дороги напрямую по склону к дому, прошли мимо жилища к поленнице дров. На шум вышли хозяева. Сбив с ног пастора, идущего с лампой, грабители задушили его. Каролине не давали кричать, повалив в бурьян. Потом повели ее в дом, где выстрелом из пистолета ранили в шею, забрали из названного ею места все деньги – 1800 рублей, начали ссориться и делиться, перевернули вверх дном сундуки и ушли, забрав с собой два жилета, ружья, шпаги, серебряные часы и приказав никуда не выходить и вести себя тихо. Женщина с пулей в теле бросилась спасать мужа, нашла его в темноте, срезала шарф-удавку, ставшую позже уликой, но уже ничем помочь не могла. Дома не спала пятилетняя свидетельница разбоя Альма.
Каролина смогла описать следователю троих грабителей. У двоих были лица, «обнаруживавшие юношеский возраст». Один вымазал лицо известкой или мелом, другого, помладше, отличал «нос, большой и заостренный над верхней губой». Третий, в старом сюртуке немецкого покроя, поверх шапки набросил кусок шерстяной ткани, закрывавший лицо. Это были ставропольские мещане Антонов, Семененко и Краснояров. Когда первому, уже признанному Каролиной на очной ставке, «для большей наглядности» лицо намазали мелом, с женщиной случилась истерика. У второго в сундуке хранился принадлежавший ему сюртук немецкого покроя, а мать третьего, остроносого, узнала шарф сына.
Преступление было задумано загодя. Об этом рассказал арестант Кириченко, который, «будучи в бегах из Ставропольского тюремного замка, сговаривался с некоторыми лицами ограбить Бургхардта», и среди тех лиц были Семененко с Краснояровым. Самого же его изловили, водворили назад в камеру, и он в шайке не участвовал.
Через два месяца девять из одиннадцати грабителей благодаря оперативным действиям судебного следователя Бибикова уже содержались в тюремном замке, причем Бибиков просил тюремное начальство держать обязательно всех вместе, кроме Семененко, возможно, малолетнего. Еще двое посвященных были арестованы за то, что не сообщили о преступлении куда следует. На этом усердие следователя закончилось. Через год двое оставшихся членов шайки были все еще в бегах, 11 арестованных ели казенный хлеб в тюрьме, не преданные уголовному суду, а общее собрание отделений суда рассматривало вопрос «о беспорядках... Бибикова при производстве дела об убийстве пастора Буркгарта». Бибикова, как это бывает в России, вопреки законам права и логики, оправдали тем, что и другие следователи медлят в работе, и простили. А чем закончилось дело, мы не знаем.
Хутор на Второй Мамайке вновь осиротел. Потрясенные Каролина с дочкой сразу переехали в город. Они остались практически без средств к существованию. Некоторые документы позволяют предположить, что вдову поддержали в трудное время горожане-немцы, возможно, друзья семьи: владелец магазина с мастерской Оттомар Беринг и провизор Бернард Иванович Лилиенкампф, с именем которого связана история «Верхней» аптеки на углу нынешних улицы Дзержинского и проспекта Октябрьской Революции.
Имение на Второй Мамайке опять оказалось в управлении Ставропольского сиротского суда. Хутор в очередной раз описали, оценив в 4000 рублей. Опекуншей назначили Каролину. Вдова начала распродавать имущество. Деньги с продажи повозок, лошади, дров, сена, картошки, утвари пошли на оплату квартиры, дачного сторожа, налогов. Четыре головы крупного рогатого скота приобрел колонист из Иоганнесдорфа Клёксин. Небольшой ежегодный доход давали продажа дров, овощей и фруктов да сдача земли в аренду под огороды и сенокос.
Спустя год после гибели мужа Каролина обратилась в Сиротский суд с просьбой разрешить ей продать хутор. В прошении она приводила убедительные доводы, что сама распоряжаться «поземельным хозяйством» не умеет, жить там опасается, дача отдана «на произвол рабочих людей», доход от хозяйства даже в урожайные годы не обеспечивает ей с дочерью содержания, а в неурожайные – имение приходит в упадок и обесценивается. Деньги от продажи она обещала «внести в кредитное учреждение для приращения процентами». Кроме того, писала, что, если ей придется умереть, дочь останется совершенно одна, поэтому надо уезжать на родину, к родным.
В ноябре 1875 года Правительствующий Сенат своим указом дал Каролине разрешение продать в связи с бездоходностью имение «по вольной цене» при условии одобрения сделки Сиротским судом. 21 января 1878 года земля «с разными ветхими строениями» перешла к колонисту из Иоганнесдорфа Мартыну Ивановичу Августу за 5000 рублей. Часть денег Август отдал сразу, а окончательно расплатился с Каролиной в 1881 году. Так на хуторе Бургхардта появились Августы.
Ну а что же госпожа Буркгарт? Она купила на вырученные от продажи участка деньги государственные пятипроцентные билеты, летом привезла из Цюриха десятилетнюю Альму, которая три года воспитывалась там в пансионе госпожи Босс-Боллер, и отдала девочку в Ставропольскую Александровскую женскую гимназию, где первоклассницам преподавали «обязательные предметы», а также французский и немецкий языки, танцы и музыку. Из ежегодных отчетов сиротскому суду и прилагаемых счетов можно узнать, как мать-опекунша заботилась о дочери, покупая в магазинах и лавках ставропольских купцов шерсть, фланель, парусинку, ситец для платьев и полотно для белья, резиновые калоши, домашние туфли, прюнелевые (с тканевым верхом), кожаные и на меху сапожки, железную кровать с матрацем и скамеечку к роялю, теплое пальто и летнее манто, гарнитур и приборы к шляпе, перчатки, зонтик, «две вуали для глаз», учебные книги, музыкальные ноты, грифели, карандаши и тетради, а также «продовольствие с пищею, чай, сахар и кофе». Каролина заботилась, чтобы девочка получила хорошее образование. В первые годы нанимала учителей для дополнительных занятий по русскому языку и подготовки к экзаменам. Постоянно оплачивала домашние уроки французского и игры на фортепиано. Мать потихоньку тратила основные средства, принадлежащие дочери, за что ей предъявил претензии сиротский суд. Она с достоинством отвечала, что доходов в 170 рублей с процентных бумаг на воспитание Альмы не хватает, особенно на «свойственное званию ее образование, о распространении которого... правительство наше употребляет свою заботливость в виду существующей в том пользы», и что при малочисленности процентов «капитал не может навсегда оставаться неприкосновенным». В 1885 году, когда Альме исполнилось 17 лет, мать уволили от обязанностей опекунши и утвердили попечительницей. Больше отчетов не требовалось.
В 1883 году, после десяти лет вдовства, Каролина стала женой аптекаря Лилиенкампфа. Она пережила и второго мужа, и дочь, которая не выходила замуж, и умерла от порока сердца в 1905 году. За год до своей смерти Альма Буркгарт оформляла завещание в конторе ставропольского нотариуса Г.К. Праве. Свидетелем при этом был коллега покойного Бернарда Лилиенкампфа, еще один городской провизор и тоже немец, Август Петрович Норман.
Август Норман был не только аптекарь, а первый ставропольский ученый-ботаник. В 1881 году в книге «Ставропольская флора» он зарегистрировал 700 видов растений, произраставших в разных уголках Ставропольской губернии. Место, где теперь стоит Немецкий мост, было исхожено Норманом вдоль и поперек. Без сомнения, он собирал здесь лекарственное растительное сырье. А еще всегда искал растения, которых пока не было в его гербарии. За 1877–1881 годы на «хуторе Буркарта» Норман собрал образцы более ста видов трав, кустарников и деревьев. На гербарных листах, хранящихся в Ставропольском музее-заповеднике, можно увидеть точные даты посещения провизором дачи на Второй Мамайке.
Наступила весна. Самое время посетить бывший хутор Бургхардта вслед за «пионером в области флористических исследований Ставропольской губернии» Норманом. Только осторожно! В лесу под ногами сплошь растения из Красной книги. Здесь сохранилась крошечная популяция ветреницы нежной, сплошные коврики образует эндемичный вид хохлатка кавказская. На открытом месте увидите новый проблемный сорный вид – ваточник сирийский. На его мощных прошлогодних стеблях из причудливых растрескавшихся плодов торчит «вата» – длинные волоски крупных семян.
Нина ГАЛЬФИНГЕР, главный хранитель фондов,
Валерий ОЛЬХОВСКИЙ, младший научный сотрудник Ставропольский государственный музей-заповедник.
Фото авторов.
