«Людей теряют только раз…»

В конце минувшей недели исполнилось бы 75 лет Геннадию Шпаликову. Почему бы нет – Иосифу Кобзону, вон, только что публично и помпезно отпраздновали такую же дату со дня рождения…

Скульптурная композиция, посвященная трем знаменитым выпускникам ВГИКа, появилась к 90-летию кузницы отечественных кадров кинематографии накануне 1 сентября у главного входа в старое здание: в полный рост стоят – Геннадий Шпаликов, Андрей Тарковский, на ступеньках сидит Василий Шукшин, в той же позе, будто на крестьянском поле в фильме «Печки-лавочки». Имена всех трех кинодеятелей многим известны, сотворен памятник по инициативе студентов, хотя они, по словам закончившего режиссерский факультет Сергея Соловьева, не были ни профессорами, ни руководителями института, ныне - университета, ни членами ученых советов, но «у них хватило сил определить художественное лицо отечественной и мировой кинематографии ХХ века». А скульп-тором стал Алексей Благовестов, известный по памятнику Виктору Цою на мотоцикле – авторская специализация, выбор, так сказать, понятны.

Этот вузовский юбилей был немногословным и деловым, в отличие от прошлого, на котором много вспоминали, например, Никита Михалков, рассказывал о своей юности и знаменитом молодежном фильме тех лет «Я шагаю по Москве», очень светлом и позитивном, сказали бы нынче, где он сыграл одну из главных ролей. Дебютанты показали себя: и Михалков, и Стеблов, и Галина Польских. Снимали свободно, так, как жили двадцатилетние. Сценарий же и песню к нему, ее иногда поют и сегодня, как раз и придумал Геннадий Шпаликов. Ушедший раньше коллег – в 37. Как писал знавший его Высоцкий, «кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт…»

«Бывает все на свете хорошо – в чем дело, сразу не поймешь»

Геннадий Федорович Шпаликов родился 6 сентября 1937 года в небольшом карельском городке Сегежа. В 1939 году вместе с отцом, военным инженером, переехал в Москву, а с началом войны Академию имени Куйбышева, где тот работал, эвакуировали в Уфу. В январе 44-го он погиб в Польше. В 45-м Гена с матерью вернулся в столицу, и, как сын погибшего фронтовика, он был направлен для дальнейшей учебы в суворовское училище. Где и начал писать стихи, рассказы, позднее редактировать молодежную газету и регулярно вести дневник. На родину он уже не вернулся.

Привычку к слову он сохранил навсегда. Свое первое стихотворение опубликовал в центральной печати в 1955-м:
Не смотри на будущее хмуро,
Горестно качая головой…
Я сегодня стал литературой
Самой средней, самой
рядовой.
Военная карьера у младшего сержанта Шпаликова не задалась: не только из-за травмы колена его комиссовали из училища, вольнолюбивой натуре претили условные рамки поведения и ограничения училища, и он легко поступил во ВГИК. И быстро стал в доску своим парнем – веселый, талантливый, общительный – умел ладить с людьми и дружить, удивительно работоспособный, он мог в ночь после студенческой пирушки написать десяток страниц нового сценария. Еще студентом был приглашен в качестве сценариста фильма М. Хуциева «Застава Ильича» (вышел в прокат под названием «Мне 20 лет»). В этой ленте есть кадры с его дня рождения (засветились в эпизодах друзья – А. Кончаловский, А. Тарковский, С. Светличная, в будущем слава нашего кино), а сам фильм и сегодня относят к новаторским. А тогда, в 1962-м, он был снят с проката, был подвержен критике лично Никитой Хрущевым, и появился на экране сильно порезанный, в сокращенном варианте лишь через два года, и потом надолго исчез.
Не менее сложная судьба была и, как ни странно, у лирической комедии Г. Данелия «Я шагаю по Москве» по его сценарию. Ленте пришлось пробираться через частоколы различных инстанций, у каждой были свои замечания и придирки, например, это гарнир, а где утка? Кстати, песню для этого фильма он сочинил прямо на съемочной площадке, что еще добавило ему популярности в его среде… Он вообще был любителем веселых розыгрышей, большим выдумщиком, в документальном фильме 2005 года о нем (были созданы и в 2006-м, и в 2008-м), скажем, Александр Митта вспоминает о якобы присланной аж из НАСА телетайпограмме, приглашающей персонально Шпаликова – он же сочинял и как бы отправлял – принять участие в космическом эксперименте. Шороху было! А в первый студенческий день во ВГИКе написал о самоубийстве некоего гр. Шпаликова – смеялись взахлеб, читая…
А 1 ноября 1974 года Геннадий поднялся на второй этаж одной из писательских дач в поселке Переделкино и повесился там на собственном шарфе.

Невостребованность и «лютая нищета»

стали, наверное, причиной его ухода, и неустройство в личной жизни. Хотя успел снять по своим сценариям еще несколько хороших фильмов (в том числе «Долгая счастливая жизнь», «Я родом из детства», «Ты и я» и другие), один собственный фильм как режиссер, выпустить книжку стихов, жил в коммуналке на ул. Тверской-Ямской, после второго развода – где попало. И, конечно, пил: его перестали звать в кино. В дневнике он писал: «Успел я мало. Думал иной раз хорошо, но думать – не исполнить. Я мог сделать больше, чем успел. Не в назидание и оправдание это пишу – пишу лишь, отмечая истину. У меня не было настоящего честолюбия…»

Вспоминают – Евгений Евтушенко:
– Лучшие из «шестидесятников» добились большего, чем просто вписаться в пейзаж – они сами создали пейзаж, а вернее, выдышали, что получило название «оттепели». Но обманчивая оттепель перемежалась заморозками, и молодые идеалисты то поскальзывались на предательском льду, то попадали под ржавые сосулищи обвинений, которые рушились на их горячие головы с партийных крыш. После речи Хрущева многие интеллигенты, в частности, Булат Окуджава, даже вступили в партию, однако пейзаж истории, казалось бы, стремительно менявшийся к лучшему, вторглись танки, подавившие венгерское восстание.
Вот какие исторические перепады выпали «шестидесятникам», к которым принадлежал и Геннадий Шпаликов. Большинство из нашего поколения, пусть наивно, но искренне верило, что можно очистить от крови и грязи древко красного знамени и спасти идеалы социализма…

Белла Ахмадулина:

– Некогда, много лет назад, я увидела его веселым, сияющим, источающим сияние: глаз, лица, улыбки. Я видела его последние, вернее, предпоследние дни. Трагическая, как бы несбывшаяся жизнь, совершенное одиночество, лютая унизительная нужда. Геннадий Шпаликов – есть самый хрупкий трагический силуэт и символ этого промежутка между временем и временем. Некоторые – и я – как-то выжили, прижились. Шпаликов – не сумел, не выжил. Это благородно.

Петр Ефимович Тодоровский:

– Трудно представить Генку Шпаликова серьезным шестидесятилетним мужчиной – он остался в памяти молодым, обаятельным парнем с широко расставленными глазами и вместе с тем одиноким, заброшенным, неустроенным. Я с ним познакомился, когда он работал с Хуциевым над «Заставой Ильича», — в огромной коммунальной квартире у него была маленькая комнатушка, где он жил с женой и ребенком, однако собирались в этой коммунальной квартире замечательные персонажи.
Вообще же мы по-настоящему познакомились на съемках фильма «Никогда». Он вдруг сказал мне: «Слушай, я НИКОГДА не видел моря». И я взял его с собой – он всю неделю купался в море, пил вино и пел песни.
Знаете, я вначале не прислушивался к его стихам. А мелодии у него были одни и те же, непритязательные. Так что поначалу его не воспринимали в нашей компании как какого-то серьезного барда, как, допустим, Булата. Казалось, ну да, пишет какие-то песенки, пишет для себя, а потом, когда я вчитался, вслушался, то понял, какой это серьезный замечательный поэт… Когда набрел у него на эти строки: «Рио-Рита, Рио-Рита, вертится фокстрот, на площадке танцевальной сорок первый год» — я просто задрожал, я понял, что мой фильм (снимал тогда «Военно-полевой роман») в чем-то без этих слов в чем-то потеряет… Эта песня, легкая такая стилизация, стала частью драматургии нашего фильма.