Маленький милиционер Колпакова
Наталья БуняеваАрина Колпакова – старший лейтенант милиции, старший инспектор по розыску людей, пропавших без вести.
«Знаешь, моя жизнь разделилась надвое после прихода на работу в милицию. На «до» и «после». Родители, отправляя меня учиться на юриста, были уверены, что стану я каким-нибудь мирным адвокатом в тихой конторе. И при деле, и при деньгах… Я даже соглашалась с ними на первых порах, до тех пор пока окончательно не поняла, что в тихой конторе я тихо и помру. Организм такой вот деятельный, что тут поделаешь? Пришла в милицию. Вернее, когда меня привели, как-то сразу поняла, что это вот и есть мое рабочее место. Да ещё так поняла! Не поверишь, девять месяцев работала бесплатно. Ничего у меня тогда не было, ни опыта, ни навыков, даже печатной машинки, моей вечной подружки, и то не было. Приняли меня спокойно, без особого любопытства. В первый же день дали эту самую машинку — и вперед: перепечатывать запросы. Спасибо моим ребятам: все эти месяцы никто не задался вопросом: «А чего это она сюда ходит?». У меня ведь даже удостоверения внештатника не было.
Иногда кажется: все. Силы кончились… Ведь что такое розыск пропавших людей? Приходят родные, и сквозь слезы и рыдания я пытаюсь добиться хоть каких-то сведений. А потом их нужно «в кучу» собрать, опрашивать знакомых, друзей, бог знает кого еще… А сколько бумаг, а сколько запросов? Вот я как-то передачу смотрела. Там в подробностях рассказали, как плохие милиционеры не хотят искать хороших людей. По мнению авторов, они просто складывают в стопочку дела, показавшиеся бесперспективными… Ну неправда же это все! Вот посчитай. За месяц на моем участке пропадает примерно восемь человек. Практически всех находим. В эту статистику входят и те, кто в самом деле, по какому-то несчастью пропал. Но в основном – подростки, бегающие из детского дома или благополучные «домашние» детки, решившие наказать таким образом родителей. Пусть, мол, помучаются. А еще алкоголики. Веришь, я некоторых уже как облупленных знаю. Пытаюсь их воспитывать, как могу, пожилых дядек и тетек, забывших дорогу к родному дому, родителей. С детьми сложно очень. У меня один мальчик раз пятнадцать убегал из детского дома. Потом подрос, начались у него настоящие конфликты с законом… Сколько же мы с ним повозились! Всем коллективом. Теперь, хоть и не стал он ангелом, но иногда подсказывает, где можно отловить его «бегающих» собратьев.
Был случай такой тяжелый. У вполне благополучной мамы из Буденновска пропала вполне нормальная дочка. Ну как сквозь землю провалилась, и все тут! Я ее искала по всей стране года три, куда только не посылала запросы. И ничего. А тут отпуск у меня начался, ну я и поехала к родителям в Москву. Наши сотрудники из Ставрополя позвонили мне: вроде в гостинице московской ее видели, нужно проверить регистрацию. Отыскала ее, и точно – моя гулёна. Господи, я ей пытаюсь объяснить, что у нее мама из-за всего этого здоровья лишилась, постарела, от слез высохла, брат с Дальнего Востока приехал, службу бросил, чтобы ее поддерживать… Глаза пустые: «Меня это не интересует. Я туда не поеду». Вот так. Пришлось девушку чуть ли не под конвоем домой везти. Мать вообще сил лишилась, когда дочку встречала, а той хоть бы что, стоит как чужая… Оказывается, она в Ставрополе училась в институте, что-то там не сдала, завалила очередную сессию и «от стыда» умотала в Москву с несколькими сотнями в кармане, покорительница больших городов. Как она там существовала, на что жила, остается только догадываться. Мать чуть не угробила… Да сколько таких случаев!
Самая главная беда, на мой взгляд, в розыске, а может, и во всей милиции – несогласованность региональных подразделений. Тормозит дело еще и то, что отправлять запросы мы можем только почтой. А сколько письмо будет идти в Красноярск, к примеру? А обратно? Бывает, что обращаешься в какую-нибудь службу, в больницу в другом городе. Так ведь зачастую не удосуживаются ответить. Приходится отправляться туда самой, выяснять. Но время-то уходит… Кстати, проще договориться с Ростовом или Краснодаром, а здесь, в крае, зачастую ответственные работники разных учреждений крайне медлительны, а порой и глухие вдобавок.
Розыск – это еще и нервы. Так надеешься, что найдешь человека живым! Сколько ночей бессонных, сколько слез, и моих в том числе. Находим уже тело… А что страшнее может быть, когда к тебе в кабинет приходят убитые горем родные, женщины в черных платках?.. Спасибо моим ребятам, сослуживцам. Они золотые просто! Всегда поддержат, за эти четыре года они мне стали как вторая семья…
Мне повезло в жизни. Меня родители никогда не ограничивали особо. Но как-то так всегда направляли, что я и не чувствовала давления. Ни разу при нас, детях, не поссорились, мы с братом никогда не слышали от них брани, скандалов. Я не помню запретов… Ну, к примеру, девчонки на танцы идут. Я тоже собираюсь мазюкаться, наряжаться чуть ли не с утра. Мама: «Пожалуйста, иди. Но сначала клубнику прополи». И вот надеваешь сапоги резиновые — и вперед на клубнику, бороться с сорняками. А я вообще эти земельные работы не люблю. Но ради танцев… Приехали мы в село Левокумское из Томска, большого сибирского города. Так получилось, что пришлось климат менять. И ничего, я прижилась. Потом в Ставрополь перебралась. А родители, особенно мама, без большого города не смогли, уехали в Москву. Мама скептически (но не без гордости) относится к моей работе. Звонит по вечерам: «Ну что, горе-милиционер, как дела?» А бывает, что звонит на работу: «Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, старший лейтенант милиции Колпакова еще служит?» Ребята мои смеются: «Служит, а как же!».
Боюсь заглядывать в завтра. Да и нет на это времени. Работа не дает…».
СЕКРЕТ ПОХУДАНИЯ
ОТ АРИНЫ КОЛПАКОВОЙ
«Я пришла в милицию этаким восторженным колобком. Ну толстая была, чего уж там… Однажды решила: хватит мучить джинсы! И два месяца питалась одной овсянкой. Три ложки геркулеса и три изюминки заливаем горячей водой, и все. Можно есть. Но кроме этого – ничего вообще! Через два месяца я весила на восемнадцать килограммов меньше. После этой диеты мне еще пару месяцев ВСЯ еда казалась кашей. Ничего, пережили… Тут главное, чтобы здоровья хватило, так что я не советую никому повторить мой «подвиг». Больше не поправляюсь. Порхаю, летаю…»