Мурчела-Тамарчела

Один не разберёт, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мёд,
Дай хлеба одному – навек запомнит,
Другому жизнь пожертвуй —не поймёт!
Омар ХАЙЯМ

 

Августовское солнце палило так нещадно, что казалось, будто Божье Светило в последние дни лета хотело выплеснуть на людей всю свою энергию. Было безветренно и так душно, что порой останавливалось дыхание. Анатолий брёл по расплавленному тротуару, словно по остывающей массе вулканической магмы, всё ещё дышащей жаром. Мысли его ощупывали прожитую жизнь, в которой как зарницы вспыхивали мгновения из прошлых десятилетий…
Ему вдруг как-то ощутимо вспомнились забытые нынешними современниками семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века, которые были для его поколения, а для Анатолия в особенности, самой счастливой порой жизни. И не только потому, что в силу молодости, любви и азарта работалось и жилось им как-то радостно и вдохновенно, но ещё и благодаря той атмосфере, той ауре, которая царила в обществе и, в частности, в комсомоле. Была тогда у нас в стране такая мощная молодёжная организация, которая давала ему и его поколению вдохновение и безоглядность и в делах, и в любви, и в заботах, в возвышенном и в повседневности. И всё это не приходило само собой, а вырабатывалось с юных лет, со школьной скамьи. И потому ему так дорого и то время, и та любовь, которая захватила его и не отпускает уже многие годы… Умом-то он понимал, что любовь, как и праздники, рано или поздно проходит, но душа сопротивлялась и ныла об утраченном, как открытая рана.

Память о прошлом… Она вообще-то такая цепкая. Вспыхнет, как летняя зарница: блеснёт и осветит картинку, а потом погаснет. Так вот и у Анатолия, уже седого, а сердцем молодого, то и дело в памяти что-то проблеснёт и высветит главный эпизод той далёкой поры, а потом вдруг затуманится дымкой… Но бывает и так, что некоторые, как сейчас говорят, сюжеты не забываются, не исчезают, не затуманиваются, а стоят перед глазами, будто это было вчера. Так ощутимо, так остро и так больно, как прощание с родным человеком. Навсегда.
…Он увидел её неожиданно и как-то всю сразу. Многоцветная кошка выделялась на аккуратно подстриженном газоне ярким оранжево-бело-черным пятном. Она лежала на зелёном поле, по-человечески подложив одну лапку под голову, и дремала. Анатолий тихо позвал её внезапно пришедшим в голову именем:
— Мурчела.
А потом чуть громче:
— Тамарчела.
Он вспомнил, что так звала свою кошку его любимая бабушка Дуня: то Мурчела, то Тамарчела, а то и сразу одним дыхом, но нараспев: Мур-чела-Тамар-чела. Перед глазами возникли яркие картинки из детства. Раннее утро. Бабушка только что подоила корову Зорьку, и первыми, кого угостила парным молоком, были внук Толя и кошка Мурчела- Тамарчела. К заветной кружке молока Анатолий получал краюху пахучего хлеба, обильно сдобренную мёдом, а киска, будто спеша куда-то, жадно лакала из своей чашки такой же белоснежный аромат. Сама же Зорька, закрыв глаза, наслаждалась любимым коровьим блюдом, приготовленным из ароматно пахнущего жмыха.
Позавтракав, все трое отправлялись на весь день за село, в поле на выгон, где каждый занимался своим делом. Зорька выбирала траву послаще, а Толюшок, как ласково называла его бабушка, играл с Мурчелой-Тамарчелой в догонялки…

…Анатолий встряхнул головой, но видение не исчезло. Многоцветная кошка по-прежнему лежала на газоне, не меняя положения. Анатолий снова позвал её:
— Тамарчела, пойдём домой!
В следующий момент кошка открыла глаза и внимательно посмотрела на Анатолия.
Он никогда раньше не видел у кошек таких ясных, карих с изумрудным блеском глаз. Они сияли человеческим, осмысленным светом. И, казалось, говорили:
— Ну, здравствуй, Толюшок!
У Анатолия закружилась голова. Перед ним возникли, как во сне, другие волшебные картинки из молодых лет: на него смотрели огромные и ясные девичьи карие глаза с зеленоватым отливом, глаза его любимой…
Видение тут же исчезло. А чудо-кошка уже ласково тёрлась о ноги Анатолия, просительно заглядывала в глаза, мягко и как-то душевно, нараспев произносила своё музыкальное: «мяу… мяу…». Анатолий погладил животное по разноцветной спинке и снова настоятельно повторил: «Пойдём домой!». Он решительно зашагал в сторону дома, и кошка отправилась за ним. Войдя вслед за Анатолием в подъезд дома, она осмотрелась, обнюхала половичок у входа в квартиру и, когда хозяин открыл двери, юркнула в прихожую. Анатолий прошёл на кухню, достал из холодильника пакет с молоком, взял чашечку, вышел на балкон:
— Вот здесь ты будешь жить, пока не найдутся твои хозяева, — сказал он, налил в чашку молока и поставил на пол. — А если понравится, останешься насовсем.
Кошка не сразу подошла к чашке. Сначала она обнюхала стенки балкона, потом взглянула на Анатолия и принялась аккуратно лакать молоко. Хозяин тем временем принёс просторную картонную коробку из-под бананов, застелил в ней фланелевую простынку и пригласил гостью занять место в коробке:
— А вот здесь ты будешь отдыхать.
Завершив процесс питания, кошка, аппетитно облизываясь, залезла в коробку и улеглась на мягкую подстилку. Анатолий нежно погладил животное, и оно замурлыкало свою песню…
Прошёл месяц. Мурчела-Тамарчела, так теперь стал называть её Анатолий, настолько привыкла к своему новому, а может быть, и давнишнему, знакомому ей с рождения имени, что, когда Анатолий звал кошку к обеду, та, как мартышка по лианам, моментально взбиралась на балкон по плетущейся на второй этаж виноградной лозе. Здесь в её, ставшей уже родной, чашке ждали кусочки аппетитной еды под названием Whiskas. Приняв пищу, кошка тем же путём отправлялась по виноградной лозе вниз на прогулку. На зиму жилой кошкин домик Анатолий заносил в комнату, и, когда у неё возникала необходимость выйти, как говорится, на прогулку, животное настойчиво подавало сигнал «мяу». Хозяин открывал двери на балкон, и кошка решительно спускалась по винограду вниз.

Наступила весна. В марте к Мурчеле-Тамарчеле стал наведываться рыжий четвероногий крепыш по имени Василий. Он жил в доме напротив, и, когда кошка отправлялась на прогулку, рыжий сосед, как телохранитель, оказывался рядом. В мае появились на свет четверо разноцветных котят, а пятый был настолько рыжим, что сомнений в отцовстве Василия не было. Через месяц все котята приобрели достойных хозяев, так как многие знакомые и друзья Анатолия знали Тамарчелу и не раз любовались этой статной многоцветной красавицей, когда она, как верный пёс, прогуливалась с хозяином не где-нибудь, а по Центральному парку.
А через год у красавицы кошки появился новый ухажёр — ещё более крепкий, чем Василий. Он жил в этом же подъезде на первом этаже. И, хотя звали его по-простому — Гоша, породы он был знатной — британец, серо-голубого окраса и с шерстью плотной и пушистой. А вот котята по-прежнему рождались трёх-, а то и четырёхцветные — в маму. Побеждали российские гены.
Обычно Анатолий приезжал к Центральному парку на своём миниатюрном автомобиле. И каждый раз люди видели, как из машины выходила многоцветная кошка и направлялась за хозяином в парк на прогулку. Шла она не спеша, так как Анатолий передвигался с тростью тоже медленно. А потом, после прогулки, все видели, как после команды: «Мурчела-Тамарчела, в машину, домой!» кошка направлялась к автомобилю и вслед за хозяином забиралась в салон и укладывалась на панель перед ветровым стеклом.

Любопытные расспрашивали Анатолия о кошке, дескать, как ему удалось так воспитать животное, что оно выполняет все его пожелания. Анатолий отшучивался: «Так она же из питомника Куклачёва».
И это была правда, но не вся. Скажу вам по секрету, что мне удалось кое-что разузнать. Оказывается, Мурчела-Тамарчела появилась в своё время на том газоне, где её встретил Анатолий, не совсем случайно. Она с детства жила неподалёку у хозяйки по имени Тамара, которой в своё время подарил её знакомый, сказав, что котёнок этот не простой, а из питомника Куклачёва. И достался ему по случаю, когда в Ставрополь приезжал известный дрессировщик кошек. Другой, более точной информации никто не знал. Поговаривали, якобы Анатолий в молодости был неравнодушен к особе, которой был подарен этот котёнок. Но это разговоры. Животное выросло и превратилось в смышленое создание, неимоверно красивое и грациозное, но с упрямым и крутым характером, чем-то неуловимо похожее на свою владелицу…
А потом хозяйка при переезде в новую роскошную квартиру, говорят такие сейчас имеют только магнаты и нынешние министры, выбросила киску на улицу. Вот та и оказалась на газоне, где её и встретил наш герой. Анатолий интуитивно почувствовал какое-то родство этого милого животного с его некогда любимой и назвал Мурчелой-Тамарчелой. А та, слыша с детства созвучное слово —
имя хозяйки Тамара, подумала, что так зовут её, и потому сразу откликнулась на зов…
Анатолий уже давно не бывал, как говорится, в просвещённом обществе, т. е. в театре, на концертах, короче, на публике и немножко одичал. Цены нынче стали неуютные, стоимость билета на иное мероприятие на половину пенсии потянет. А тут какая-то благотворительная контора выделила для ветеранов пригласительные билеты на волнующую сердце «Музыкальную осень Ставрополья». И Анатолию достался пригласительный билет, да не на какой-то там балкон, а в партер.
«Идти на праздник без цветов негоже», — подумал Анатолий и с утра напросился к соседу на дачу. Там на полянке насобирал ярких осенних цветов и приготовил скромный букетик, укутал его горящими листьями калины с ярко-красными ягодами и янтарными кистями винограда. А в дополнение внутрь этого необычного натюрморта добавил два оранжевых яблока. Получился не букет, а загляденье. Не то что покупной, магазинный, из холодных заграничных цветов. Эти официозные, купеческие букеты, обмотанные цветастыми ленточками, всегда вызывали у Анатолия раздражение. А ведь он хотел доставить радость и вызвать хоть чуточку внимания к прошлому.
Потом он долго гладил брюки и выходную рубашку, повязал галстук, вымыл трость, а попросту — костыль, и ближе к шести часам вечера заковылял ко Дворцу культуры и спорта. А Мурчела-Тамарчела неслышно поплелась за ним.

н увидел её неожиданно и как-то всю сразу. Она шла такая ловкая и упругая,
как кошка, чем-то похожая своими движениями на Мурчелу-Тамарчелу. Это была её прежняя хозяйка Тамара. Крепкая и уверенная, что мир создан только для неё. Раздобревшую с годами фигуру удивительно элегантно облегал тёмно-серебрящийся костюм, выделяя по-прежнему упругие формы, а воротничок ослепительно белой кофточки ещё больше подчёркивал всю её строгость, недоступность и презрение ко всему окружающему. Казалось, даже он выражал превосходство над всем, что было вокруг.
Волнуясь, Анатолий, оттолкнувшись костылём, ринулся было навстречу ей, протягивая букетик полевых цветов, окутанных оранжевыми листьями и пламенеющими в них ярко-красными ягодами калины. Но тут будто из-под земли вырос крепко сложенный мужчина – то ли охранник, то ли соратник по работе, а может быть, по совместительству, как сейчас модно, ещё и бойфренд – и оттеснил Анатолия. Она же, ускорив шаг, быстро прошла мимо, бросив на ходу, как камень, лишь одну фразу: «Не надо!». И было непонятно, к кому относилась эта фраза — то ли к этому крепышу, то ли к Анатолию, который так и застыл с протянутым букетиком полевых цветов.
Потом он круто развернулся, вручил букетик контролёрше и решительно шагнул к выходу из Дворца культуры навстречу своей преданной Мурчеле-Тамарчеле, которая ждала хозяина неподалёку.

Николай МАРЬЕВСКИЙ