Неопределенное время России

Меня ждал обычный редакционный день. Какой-то материал был в работе — все мысли об одном: успеть, не забыть, позвонить, записать, проверить. В этой суете едва замечалось, что день набирает обороты. Я шла к своему кабинету, когда в коридоре раздались слова нашего замглавреда Саши Федорцова: «В Буденновске стреляют!». Не поверила. А уже через час смотрела в окно, провожая взглядом нашу журналистскую бригаду, отправляющуюся на восток края — Михаила Василенко, Жанну Щелкунову, Вадима Дубило и водителя Виктора Толмачева. 

Сотовых телефонов тогда не было, связь с коллегами мы держали по редакционному пейджеру - до Светлограда. Последнее их сообщение приняли: идем на Благодарный. Потом связь прервалась.

Мы, оставшиеся в редакции, весь день ничего о ребятах не знали — доехали, не доехали, где они, как? Да и о событиях в Буденновске толком судить не могли — только по выпускам новостей.

Чтобы хоть как-то пробить информационный вакуум, «не слезали» с телефонов. Звонили куда могли — в Ставрополь и в Нефтекумск, в Буденновск — по «нефтянке». Информацию получали от знакомых знакомых — отрывочную, непроверенную, порой — пугающе-паническую. И всё — по какому-то наитию — записывали на обычных листках бумаги, которые под руку попадались. Потом это станет поминутной хроникой событий — как мы увидели их из Ставрополя. Собранное нами по крупицам ляжет в общую картину трагедии — болью, отчаянием, страхом, растерянностью. Про то, как в ночь с 14 на 15 июня 1995-го мы слышали шум тяжелой техники на улицах города. Она шла на восток края. Про то, как 16 июня в Ставрополе стали появляться люди с тонкими бинтами на сгибе локтя — это те, кто сдавал свою кровь. Среди них были и мы, сотрудники «Вечерки», которые потом написали про то, какие тихие очереди стояли на станции переливания крови на ул. Лермонтова... 
Мы в те дни еще не знали, что «Степное эхо второй кавказской» отзовется Дубровкой и Каширкой, что почти через 10 лет оно откликнется другой болью — Бесланом, потом — оно же застонет Цхинвалом. И еще многим-многим другим.

Но только Буденновск 1995-го дал нам силу, которая теперь уже не отнимется: мы прильнули к России. Еще неуверенно, с оглядкой на полуголодную, почти проданную страну, будущее которой было туманно-призрачным. В том числе и потому, что степной город оказался заложником «темной стороны». Буденновск был ей, этой стороне, по сути, проигран. И стал точкой отсчета тому, как нельзя такого допускать...

«Неопределенное время» мы продолжаем переживать. Другими понятиями, событиями, людьми. Хотя о чем это я? Люди-то остались прежними. И, увы, именно они, думают и сейчас о России как о стране потерянной, как о территории без будущего... 
9 августа 2009 года моя коллега Елена Павлова в материале о трагедии в Цхинвале «Не забыть, не простить и не потерять» написала главные строчки про все, о чем я тут толкую: «В той беде, к которой все стали сопричастны, мы проявили себя как народ, как братья. Впервые за последние 20 лет... (Вот и «Вечерке», кстати, исполняется этот самый «двадцатник»! - Л. Р.). Окончательную победу на кавказских рубежах праздновать скоро не придется, слишком много геополитических интересов здесь пересекаются. Но главная победа год назад все же состоялась — Россия вновь стала страной, с которой приходится считаться и в которую можно верить. И это завоеванное такой высокой ценой не утратить бы»...

Мне больно было читать на нашем сайте некоторые отклики на этот материал. В них торчит, гвоздем сидит НЕНАВИСТЬ к России. А еще — недоумение и несогласие с Еленой: как, мол, она смеет, нас называть народом? Мы — никто, и звать нас никак — это читалось в откликах. Порой откровенно, порой насмешливо-завуалированно. Их было немного — таких вот комментариев. Но они были.

А еще у меня было письмо, которое я не опубликовала в своей подборке. По сути — на ту же тему. Но только о большой ВЕРЕ. Вере в Бога. Автор оскорблял эту веру — в особенности православие. Потом этот человек позвонил мне и сказал: вы боитесь публиковать мнение атеиста, потому что прогибаетесь перед Церковью. Я ему ответила: да, боюсь. Но не потому, что отлучат меня от храма и предадут анафеме. Просто тема Родины и России, тема веры и ВЕРЫ еще с того Буденновска для меня и, смею надеяться, для всех моих коллег-вечеркинцев — священная. Трогать ЭТО не надо! Пусть даже в неопределенное время и в неопределенной форме. Хоть глагола, хоть существительного. Даже в сослагательном наклонении...