О святой любви…

Трагедия ставропольской семьи переплелась с трагедией народа

На моем рабочем столе лежит толстый фотографический альбом в коленкоровом переплете. Жизнь большой семьи ставропольского священника Павла Панина поместилась на десятке картонных листов. Хозяйка альбома — наша читательница Нелли Александровна Литвинова, внучка священника: «Я много лет жила с бабушкой и дедушкой… И вот ведь как получается: мало что помню об их жизни, да и мало что знаю. Многое скрывалось, о многом умалчивалось, мои родные еще и старались не особо вспоминать свою жизнь — очень уж нелегкой она была…»

С пожелтевших фотографий смотрят на нас чистые, какие-то светлые лица. Юные гимназистки в скромных передниках и форменных платьях. Дамы с высокими прическами, шляпки-банты-монокли. Мужчины — благородные, позируют фотографу почти что робко: редкое это дело и торжественное - посещать салон фотографических портретов.
На этих фотографиях юная Валентина Савина — невеста молодого семинариста Павла Панина. Юная любовь, робкий свет улыбок, тихая надежда на счастье и на много-много весен в медленном вихре белого вишневого цветения… Что знает она о
будущем?

Отец большого семейства Павел Борисович Панин родился в 1891 году в небогатой мещанской семье. Еще в детстве хотел стать священником: по душе городскому пареньку была тихая торжественность соборов и церквей. В 1913 году по окончании семинарии отбыл в свой первый приход, в село Сотниковское. К тому времени уже был женат на Валентине, и вроде бы все сбывалось: хоть и дальнее село, но там было хорошо матушке Валентине, а сам отец Павел был официально в должности учителя. Диакон-учитель.

Через два года семья молодого священника перебирается в другое село, Правокумское, и там проживут супруги много лет, счастливых, радостных и трагических. Благочинный отец Павел так же служил, а еще учил крестьянских детей, руководил светским хором. А матушка Валентина, обладая чудесным голосом, пела в хоре церковном. Так бы и жили, если бы Россию не встряхнул революционный переворот.
Собственно, до богатого села новости доходили редко и не особо пугали народ. Думали тогда, что покричат горлопаны да и успокоятся. В семье священника было уже двое детей: сын Борис и дочь Галина. Ждали третьего… Саша родился, когда уже все поняли, что надо спасаться: надвигался голод… Гремела Гражданская война, чуть не каждый день то в одной, то в другой хате надсадно выли по покойникам казачки. Кровь красная, слезы соленые, и ничего тут не изменишь. Все чаще отец Павел утешал сирот, матушка Валентина подкармливала крестьянских деток, писала письма на неведомый фронт, на удачу или на слезы жен и
матерей.

Гражданская отгремела, кое-как утихомирились непримиримые враги. И началась новая эра испытаний. Новая власть начала наступление на церковь. Я не буду о вере, потому как мало что смыслю и не хочу тут своим невежеством… Но вот в житейском смысле — это был страшный удар для семей священников: церковь – под склад, батюшек – вон. Рушилось все! Дети стали посматривать на новую жизнь: у кого сын, у кого дочь вдруг ушли из семьи. А то и отреклись публично от родителей.
Павел Борисович был неплохим дипломатом. Во всяком случае служил он еще долго, до 35-го года. А до этого — еще один страшный голод, похлеще прежнего. Да еще спровоцированный: ходили комиссии, «выкачивали» у селян все до зернышка, отбирали все, что можно. Семьями вымирали, селами и хуторами. Лепешки из травы за счастье, а уж горсть зерна и подавно… В общем, пережили и этот ужас.
В 1935 году священник Павел Борисович Панин выходит за штат церковной службы. Думаю, что причин тут несколько: количество церквей сократилось в разы. Служить стало негде. И начались не просто гонения на церковь, когда от нее отвращали словом. Начались репрессии. Десятки тысяч церковнослужителей исчезали в адской мясорубке: хорошо, если один. А если семья следом пойдет по этапу? А если и удается еще служить и вроде никто в калитку не стучит, так дети рядом. Они выросли уже и к происхождению самое пристальное внимание. Как тут жить…
В общем, после принятия тяжелейшего решения семья граждан Паниных возвращается в Ставрополь. И тут батюшка находит вполне себе интересное занятие: устраивается в аптеку провизором. А что? Четыре языка знает, свободно изъясняется на латыни. Советских кадров с таким запасом знаний не хватает, и Павел Борисович берется за приготовление микстур и капель, у него это неплохо получается. А до аптеки поработал в госархиве, заведовал книжным складом: как раз для него работа была.
По словам внучки, Нелли Александровны, редко когда можно было увидеть Павла Борисовича без книги или без газеты. И матушка, Валентина Ильинична, ничуть не растеряла своей природной элегантности, живости характера и способности из некрасивого сделать красивое. «Все она сама делала: то вяжет что-то нужное, то салфеточки из остатков материи, и даже ковры вышивала… Все перелицованное, но воротничок на платье кружевной. Откуда силы брались только?»
Силы пришлось собирать не только матушке Валентине. Всей стране: война пожаловала! А у Паниных оба сына в армии. Борис - моряк, Александр — пехотинец.
И снова потянулись дни ожидания… Валентина Ильинична и Павел Борисович будто замерли: сыновья уж больше года как служат. Борис на действительной. Судя по форменной одежде на фото Александра — он учился в военном училище или на командирских курсах. Рослые, сильные молодые люди, сыновья Панины отправлялись на фронт в первых рядах призванных. Александр с первого дня войны на фронте. Больше о нем ничего не известно. Пропал без вести. Где, когда, при каких обстоятельствах — так и не узнали несчастные родители. Архивы дают нам мало сведений об Александре Павловиче Панине. Возможно, погиб у маленького хутора под Харьковом, возможно, умер от ран 1 января 45-го в Польше. Других сведений в архивах нет.

Судьба Бориса известна. Немало военных архивных документов пришлось перебрать, благо, есть к ним доступ в электронном варианте. Борис Павлович Панин воевал предположительно в морской пехоте на подступах к Новороссийску, на Малой земле. Последнее письмо от него родители получили в ноябре 42-го. А потом — зловещая тишина. Молились за сына, но, видимо, войны заглушают слова родительской молитвы. Нашелся циркуляр, в котором страшные, но оставляющие хоть самую призрачную надежду слова «пропал без вести» перечеркнуты красным карандашом: убит 2 февраля 1943 года. Наш ставропольский герой-моряк захоронен в братской могиле в Новороссийске, на территории сегодняшней морской академии.
А на оккупированной ставропольской земле жизнь продолжалась: Павел Борисович больше не работал в аптеке: немцы «сократили». И вернулся батюшка в церковь. Теперь уж нечего им бояться, все, что могла, война отобрала… С 1948-го до самой своей кончины служил отец Павел, Павушка, как ласково называла его осиротевшая без сыновей своих Валентина, настоятелем Андреевского собора. А он ее Валечкой величал. И как бы горько ни было, старались держаться и других поддерживали.
Удалось разыскать соседку Паниных, Екатерину Егоровну Кошелеву: «Я на Шипкинской (улица 8 Марта) 67 лет живу… Уж, наверное, самая старая тут жительница. Очень хорошо помню Паниных — мы огородами соседствовали. Да что говорить: нет больше таких людей! Добрые были, участливые… Пенсию за погибших сыновей получали 23 рубля. Разве прокормишься? А в церковь такие же бедные шли: кто там что даст… Так они, батюшка Павел и матушка Валентина, корову держали. Ну вот: они коровку-то подоят, да и мне молоко несут. У меня только сын родился, а кормить нечем с голодухи-то. Такие были люди… Сад у них был красивый, все матушка сама сажала, за всем приглядывала. Уж отец Павел умер, так она студентов на квартиру пустила: надо дочь поддержать и внучку Нелю. Так пустила-то, а на деньги, что ей платили постояльцы, их же и кормила! Напечет-наварит, и, пожалуйста, кушайте, студенты! Вот так вот…»
Павел Борисович Панин умер в 1963 году. Покоится на Даниловском кладбище.
Матушка Валентина Ильинична на четверть века почти пережила супруга: в 1987 году скончалась в возрасте 87 лет. «Знаете, она такая была… Она была такая аккуратная, такая красавица: все-то на ней было выглажено, подшито, починено. Всю жизнь помню бабушку такой: в старенькой шубке, с неизменными воротничками, бесконечно добрая моя… Каждый день она выходила из дома на прогулку. Сядет в троллейбус и едет по городу: так ей нравилось из окна наблюдать за жизнью родного города. И еще, помню, как они с дедушкой пели. В саду, им посаженном, ею ухоженном, сядут рядышком и поют романсы. У дедушки красивый голос был, у бабушки был идеальный слух, и пели-то тихо, а слышно было далеко».
Закрываю старинный альбом, и под толстыми картонными обложками собирается вся семья: молодая матушка Валентина, верный рыцарь ее отец Павел, дети рядышком. Вот друзья, вот родные, а тут с учениками… И все еще живы и не знают они будущего своего. «Несвятые святые» мои земляки.