Память, горькая, как полынь
26 апреля - годовщина аварии на Чернобыльской АЭС, страшной техногенной катастрофы, разделившей жизни сотен тысяч людей на «до» и «после». В годы «холодной войны» много говорилось об опасности ядерной войны. Но до апреля 1986 мало кто задумывался, насколько может быть опасен мирный атом. Эту опасность недооценили, даже когда катастрофа уже произошла. Могли ли подумать жители того же Киева, что весенний дождь, от которого многие даже не подумали укрываться, несет в себе смертельную опасность... Многие поймут это очень скоро, но все равно поздно...
Украинский Чернобыль (в переводе - полынь, трава горькая) - это и теперь не заграница. В любом уголке бывшего СССР есть люди, для которых это название приобрело особое значение. Эта авария забрала многое и многих: у одних - возможность когда-либо вернуться в родной город, у других - здоровье, жизнь или любимых людей. Прошло 24 года. И каждый год Чернобыль продолжает забирать...
У Сергея Степановича Колембета тоже есть свой личный счет. Ушли очень многие его однокурсники по Костромскому высшему военному командному училищу химзащиты и те, кто на момент аварии учился на втором курсе Военной академии в Москве. Их бросили сразу в самое пекло. Они выполняли свою работу, зная и о том, какую дозу радиации получают, и о том, что эта доза смертельна. Сергей Степанович помнит, как его друг Виктор Шатохин, вернувшись из той командировки, сказал:
- Я схватил рентген четыреста...
Он совершенно спокойно произнес эти слова, которые означали, что шансов прожить долго после этого у него нет...
Майор Сергей Колембет в 1986-м учился на первом курсе Военной академии химзащиты, так что в самый горячий призыв не попал. Их курс отправили в Чернобыль только через год с лишним. Но и тогда было много и работы, и впечатлений.
Он помнит, какое ошеломление вызвала музыка в совершенно пустой Припяти. Больше года прошло, как отсюда выехали жители, а из окон пустых квартир удивленно таращились детские куклы, виднелись белые занавески... Сам же городок с хорошей планировкой улиц словно вымер. Не было слышно даже птиц. И тротуары заросли бурьяном. Полынь, трава горькая, пробившись на свет между стыков тротуарных плит, успела вымахать на высоту больше метра... А из репродукторов на каждом перекрестке во всю мощь неслась громкая веселая музыка. Радиоточки после эвакуации так и не отключили...
В окрестных деревнях жителей тоже не было. Это впоследствии некоторые старики вернулись к родным очагам, не спрашиваясь никого, по-партизански. Потому сейчас в отчужденной зоне порой встречаются редкие старожилы. А тогда из жителей не было никого. Только бесхозная живность гуляла и паслась по всей округе. Куры, гуси, хрюшки за год совсем одичали, но, похоже, неплохо научились добывать пропитание. К тому же развелось несчетное количество лис.
Фруктовые деревья были увешаны огромными плодами. Но даже если находились отчаянные головы их попробовать, желание повторить дегустацию проходило - стоило экспериментатору проверить себя на соответствующей аппаратуре.
Но вообще-то, конечно, было не до осмотра достопримечательностей. Да, скажем, в лесу, получившем название Рыжий, таковых не было. После аварии уровень радиации там превышал допустимые нормы в миллионы раз. Все выгорело, живого там ничего не осталось... Задачи определялись ежедневно, рабочий день составлял больше 12 часов в сутки. Без всяких выходных. Одной радостью была баня, которую организовывали раз в неделю.
Группа слушателей Военной академии, в которую входил майор Колембет, была направлена в научный центр Министерства обороны, развернутый в Чернобыле. Задачи были разнообразные: испытание новых радиационных приборов, радиационная разведка территорий, на которых воинскими частями проводилась дезактивация местности, обнаружение и нейтрализация горячих частиц.
Последнее относилось к задачам повышенной сложности. Куски топлива (по форме - цилинтрики) разлетелись далеко по округе. Величиной - не больше мизинца, обнаружить такой не так-то просто. А источник радиации - мощнейший.
И еще одна серьезная тема, по которой приходилось работать, - пыленаправление (распространение радиации при разрушении зданий взрывным и механическим способом).
- Потом я почувствовал последствия того, что пылью занимался, - говорит С.Колембет. - Астма началась. Безусловно, работать там было очень тяжело. Но, как ученому, мне было интересно...
...Сергею Степановичу Колембету пришлось служить Отечеству и в другой «горячей точке». В 1995-м он был в Чечне. Уволился в 2002-м в звании полковника, по здоровью. Но пребывать на заслуженном отдыхе не хочет. Работает в охране Ставропольского территориального Центра управления в кризисных ситуациях. Здесь концентрируется вся оперативная и аналитическая информация о происходящих процессах природного, техногенного, социального характера.
В общем, служба продолжается. О Чернобыле, конечно, вспоминает. Жаль, при переезде потерялся ящик, в котором были в том числе и фотографии. Но в памяти-то ничего не утрачено - все живо и все живы. А вот друзей и однокурсников Чернобыль постепенно забирает...
Вот ради этой памяти Сергей Степанович просил выразить в газете просьбу всех ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС. Они очень хотят, чтобы в городе был памятник всем, кто погиб и умер от радиации.
- Люди предотвратили огромную беду, - говорит полковник запаса Колембет. - Они действительно жертвовали собой - особенно в первые месяцы, когда важно было не только установить саркофаг, важно было закрепить днище аварийного блока. Там, прямо под ним - подземное озеро. Если бы бетон прогорел, озеро бы разлилось. Это была бы техногенная катастрофа мирового масштаба, и последствия были бы тяжелее кратно... В большинстве городов есть памятники чернобыльцам. У нас - только памятный камень. Не осталось даже черемуховой аллеи, которую мы сажали на 10-ю годовщину, она «ушла» под стройку. Мы пережили и лихие 90-е, и кризис. Но есть память. Для меня лично важно, чтобы был памятник. Да и для каждого из нас. На нем не поместить всех имен. Их очень много. А мы, кто там был, кого осиротил Чернобыль, приходя к памятнику, своих вспомним - кто друзей, кто отца, кто мужа, кто сына... Так что имена на памятнике незримо, но будут. Это не только для чернобыльцев - для всех нас важно...
Елена ПАВЛОВА.
Фото Юрия РУБИНСКОГО.
