Патриотическая авантюра

Судьба превращала Романа Медокса то в Хлестакова, то в Жанну дАрк, то в князя Пожарского, а то и в маленького Бонапарта. Закончилось все Шлиссельбургом.

Рафаел Айрапетян
Киновед, сценарист, автор и соавтop сериалов «Марш Турецкого», «Ключи от бездны», «Зона», «Автономка», «Мы странно встретились» и других.
1975 — Окончил Ереванский государственный пединститут имени В. Я. Брюсова.
1977 - 1992 — Редактор в Бюро пропаганды советского киноискусства.
1987 — Окончил сценарно-киноведческий факультет BГИКа.
1997 — Ученый секретарь Музея кино в Москве.
В настоящее время занимается подготовкой проектов православных фильмов под эгидой медиахолдинга «Мироздание».

Представим нашего героя — Роман Медокс, авантюрист, сын англичанина Михаила Медокса, одного из создателей московского Большого театра. Портретов Медокса-младшего не сохранилось, но мы можем нарисовать его в своем воображении, воспользовавшись подробным описанием, составленным бывшим московским губернатором Федором Ростопчиным (тем самым, что сжег Москву): «Ростом два аршина семь вершков (1,7 м), лицом бел, худощав, волосы на голове и бровях белокурые, глаза серые, от роду ему лет двадцать. Говорит по-французски, по-немецки, по-английски и хорошо по-русски; заикается». «Воспитывался в Петербурге, — продолжает Ростопчин. — Отец его имеет жительство Тульской губернии, в селе Притыкине Каширского уезда, но сына он за распутство у себя не держит. Сын же был писарем при полиции. Определился унтер-офицером в какой-то армейский полк, бывший в походе во время последней войны с Швециею в Финляндии (1809. — Р.А.). Оттуда, по-видимому, утек, и… при наборе Московской военной силы (август 1812) пристал к формирующемуся полку в Дмитрове, коего шефом был… князь Касаткин, у коего Медокс, взяв 200 р. для доставления его людям, пропал из Тарутина, и здесь его до сих пор нет...» Правда, Ростопчин заблуждался, Роман Медокс в октябре 1812 года оставил Тарутинский лагерь, прикарманив не 200, а 2000 рублей, выданные ему на хозяйственные нужды. Что подвигло его на это? Банальная ссора с полковым командиром, авантюристические наклонности или же им двигали благородные чувства? Документы, по которым восстанавливалась эта история, показывают, что в его поступках смешалось все.

На полученные деньги Медокс заказывает у портного мундир поручика лейб-гвардии (войск, предназначенных для охраны коронованных особ) и под именем флигель-адъютанта конногвардейского поручика Романа Михайловича Соковнина, адъютанта министра полиции Александра Балашова, отправляется по подложной подорожной на юг России, в город Георгиевск, бывший тогда центром Кавказской губернии — Кавказской линии. Все документы были подделаны им самим, в том числе и особая инструкция от имени военного министра, дававшая ему самые широкие и неопределенные полномочия для действий на Кавказе от высочайшего имени.
Впоследствии выяснилось, что в губернских городах (Ярославле, Воронеже и др.) Медокс вел себя как заправский гоголевский Хлестаков, выманивая у местных властей где 200, а где и 300 рублей якобы во исполнение высочайшей воли царствующего монарха. Не исключено, что Пушкин подарил сюжет «Ревизора» Гоголю, прослышав о проделках Медокса, хотя, впрочем, еще в 1827 году вышла пьеса украинского писателя Квитки-Основьяненко «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе», где описывалась аналогичная ситуация.

Магия мундира

В Георгиевск Роман Медокс прибывает 13 декабря 1812 года. Согласно рапорту главнокомандующему в Грузии и главноуправляющему по гражданской части Николаю Федоровичу Ртищеву от статского советника Марка Леонтьевича Малинского, направленного для разбирательства этого дела и впоследствии назначенного кавказким губернатором (В соответствии с рапортом исполняющего должность кавказского грузинского гражданского губернатора, статского советника М.Л. Малинского Н.Ф. Ртищеву от 6 августа 1813 года.), Соковнин тотчас явился к вице-губернатору Врангелю. Скорее всего, так оно и было, но вначале на коменданта Георгиевской крепости плац-майора Булгакова пало подозрение в том, что именно он первым встретился с Медоксом и спустя рукава отнесся к своим обязанностям. Именно поэтому Булгаков в рапорте Следственной комиссии от 12 февраля 1813 года вынужден оправдываться (В соответствии с рапортом Следственной комиссии над назвавшимся подложно поручиком и адъютантом господина министра полиции Соковниным от Правившего в крепости Георгиевской должность коменданта плац-майора Булгакова от 12 февраля 1813 года.). Он отрицает, что познакомился с Медоксом в тот же вечер, утверждая, что встреча произошла на следующий день на приеме у командующего войсками на Кавказской линии генерал-майора и георгиевского кавалера Семена Андреевича Портнягина. Булгаков объяснял, что Медокс без его ведома получил от полиции квартиру для постоя. Возможно, так оно и было, но, как бы то ни было, самооправдание майора касалось его прямых обязанностей — именно он должен был проверить подорожную Медокса, и если бы он это сделал, то, возможно, миссия мнимого поручика Соковнина пресеклась бы, не начавшись, поскольку комендант без обиняков обязан был отправить его на гауптвахту.

Булгаков мог бы распознать лживость миссии Медокса, стоило ему только внимательнее вглядеться в обязательный для всех путешественников документ для проезда по дорогам России. Подорожная со многими подчистками и исправлениями не имела номера — вещь совершенно немыслимая для документов такого рода. Мало того — в титуле министра полиции была ошибка, а печать стояла не министерская, а какая-то, как сказано в одном из рапортов, «безобразная». Но магия мундира поручика лейб-гвардии — великое дело в стране, где люди носят либо военный мундир, либо вицмундир — форменный сюртук гражданских чиновников. Медокс, безусловно, как все великие авантюристы, обладал огромным даром убеждения и, очевидно, со свойственным ему мастерством произвел впечатление на провинциального майора, тем более что разговаривал с ним в доверительном тоне как с человеком, которому он поверяет тайны государственного уровня.
В это время гражданский губернатор Кавказской губернии Яков Максимович Брискорн был жестоко болен, и его должность исправлял вице-губернатор коллежский советник Петр Карлович Врангель. Нанеся визит Врангелю, Медокс предъявляет ему предписание министра полиции Балашова (который в то время уже не занимал этой должности!). В оном говорилось, что по повелению императора поручик Соковнин уполномочен из преданных России князей, «живущих в Кабарде и других местах за Тереком», сформировать ополчение — кавалерийскую сотню «для поражения общего врага». Врангель, не обратив внимания на формальные неувязки — чрезвычайную юность поручика (Медоксу исполнилось 19 лет), отсутствие у него прогонных денег и денег на организацию порученного ему предприятия, соответствующих распоряжений, получаемых с фельдъегерской почтой или с эстафетой, взялся за исполнение воли императора с невиданной энергией и предприимчивостью.
Объяснение столь скоропалительного поведения вице-губернатора кроется, возможно, в том, что идея организации горской сотни действительно изначально принадлежала не кому иному, как самому Александру I. В 1811 году в Санкт-Петербург с петицией прибыла делегация от кабардинского дворянства. Александр I удовлетворил большую часть их просьб, которые касались торговых отношений и прав на использование «пустопорожних» земель.
Именно тогда кабардинские депутаты согласились сформировать вооруженную сотню для службы в царской гвардии. В грамоте, данной депутатам Александром I, говорилось, что он «соизволил» иметь при себе «конную сотню из почетнейших владельческих и узденских (дворянских) фамилий». Но в результате кабардинская сотня по каким-то причинам так и не была сформирована, и вице-губернатор Врангель воспринял приезд Соковнина как начало исполнения планов императора.

Медокс и компания

В истории создания горского ополчения три главных героя. Конечно, прежде всего это Медокс — инициатор и организатор дела. Но без помощи двух человек — исполняющего обязанности гражданского губернатора Кавказской губернии Врангеля и командующего войсками на Кавказской линии генерал-майора Портнягина — Медокс ничего бы не добился. Это были разные люди: один — ловкий царедворец, другой — отважный командир, о котором главноначальствующий в Грузии и астраханский генерал-губернатор князь П.Д. Цицианов в донесении царю в 1803 году после взятия Гянджи писал: «Титло храброго не я даю ему, а солдаты, которых он водил на ганжинский приступ».

Уже 14 декабря Врангель отправляет распоряжение ногайскому султану, генерал-майору и георгиевскому кавалеру Менгли-Гирею, исправлявшему должность ногайского пристава, явиться в Георгиевскую крепость для исполнения высочайшей воли. В тот же день он знакомит Медокса с Портнягиным и предлагает помочь ему в исполнении поручения, данного императором.
Портнягин оказался в сложном положении. Именно в этот момент у него были серьезные трения с Менгли-Гиреем, потомком Чингисхана и одним из наиболее влиятельных владетельных ногайских князей. Еще в 1809 году родной брат Менгли-Гирея абадзехский князь Бахты-Гирей был убит абазинским князем Лоовым. Убийство было совершено на русской территории, и Менгли-Гирей потребовал, чтобы убийцу судили по русским законам. Сам Лоов бежал в горы, но его обманом заставили приехать в Георгиевск якобы для примирения с Менгли-Гиреем. Едва он переступил границу Кавказской линии, как был схвачен, привезен в Георгиевск и посажен в тюрьму. Портнягин явно симпатизировал прямодушному Лоову и не торопился отправлять его в Астрахань, хотя имел на этот счет прямые указания от нового главнокомандующего на Кавказе Ртищева. После жалобы Менгли-Гирея он все-таки вынужден был отправить Лоова в Астрахань, но тот по дороге сбежал вместе со своим охранником. Менгли-Гирей, возможно, не без оснований полагал, что Портнягин помог тому, так что отношения между ними были натянутыми. Это противостояние очень печально закончилось для генерала, поскольку он был отстранен от должности в 1813 году именно из-за вражды с Менгли-Гиреем. Но во исполнение распоряжения императора генерал приложил все силы для того, чтобы Соковнин добился успеха в порученной ему миссии, и в этих целях тесно сотрудничал с ногайским князем.
Предусмотрительный Медокс уже при первой встрече с Врангелем подает ему письмо от 24 ноября 1812 года за подписью министра финансов Дмитрия Александровича Гурьева, согласно которому Кавказской казенной палате надлежало «немедленно отпустить все нужные суммы денег, числа коих по экстренности сделанного ему поручения означить невозможно». Врангель тотчас же передал это письмо в Казенную палату с устным предписанием выдать Соковнину 10 000 рублей ассигнациями и 2000 рублей серебром, как того требовал Медокс. Но по поводу выдачи денег в Казенной палате разыгралась целая драма.

Благородный вор

Запрос о деньгах поступил в тот момент, когда советник губернской палаты Иван Иванович Хондаков тяжело болел, но в связи с чрезвычайными обстоятельствами он был вызван на службу. Прочитав предложение министра, изумленный нарушением всех и всяческих правил сношений с министерством финансов, Хондаков сличил надпись на конверте с самим письмом и обнаружил, что они написаны одним почерком. Затем он сравнил подпись под письмом с подлинной подписью Гурьева на имевшихся в палате документах и увидел их совершенное различие. Вместе с губернским казначеем Сирским они пришли к выводу, что письмо фальшивое. После чего был приглашен губернский прокурор Озерский, который подтвердил их худшие опасения. Но вице-губернатор Врангель, поставленный об этом в известность, не попытавшись выслушать никаких доказательств, с азартом принялся убеждать их, что он имеет предписание от императора об оказании помощи Соковнину (В соответствии с рапортом исполняющего должность кавказского грузинского гражданского губернатора, статского советника М.Л. Малинского Н.Ф. Ртищеву от 6 августа 1813 года.).

(Журнал «Вокруг света» № 9 (2864), сентябрь 2012).

Продолжение следует.