ПОД зеленью плодовых и ореховых деревьев, или Каким был наш город

днодневную перепись населения, дворов и домов статистики Ставрополя и их добровольные помощники проводили в декабре 1872-го, а потом еще более года приводили в порядок и анализировали полученные данные. Большая часть из них с некоторыми комментариями была опубликована в Сборнике сведений о Северном Кавказе к 125-летию города. Итак, если бы существовала машина времени, что бы увидел и узнал нынешний репортер на осенних улицах губернской столицы той поры?

…И редкая коза у колышка на отшибе

Во-первых, он бы растерялся, потому что у 26 из 51-й улицы… не было названия! У половины то есть, и ведь обходились как-то. Нанятый извозчик без всяких опознавательных «шашечек», наверное, с недоумением переспрашивал бы: «Так вам все-таки куда?». Ответить по незнанию реалий, даже со старинной картой в руках, естественно, было бы нечего. И после предложения: «А давайте просто прокатимся, осмотрим окрестности» – он, может быть, подъехал бы к одному из ближайших 4-х полицейских участков (столько их было тогда на почти 30 тысяч человек населения). Мол, странная особа, одета чересчур вызывающе: то ли иностранка, то ли из приезжих клоунов (про инопланетян тогда еще не придумали), и вообще непонятно, чего ей надобно. А может, наоборот, воспринял бы просьбу как забавное приключение, подмигнул, надеясь на достойное вознаграждение (в каких купюрах, интересно?). И мы бы неспешно, вдыхая чистейший в отсутствие автомобилей воздух, двинулись мимо каменных, деревянных, турлучных и саманных домов, просто утопающих в садах (тогда их в городе было свыше 1700).

В основном, разумеется, одноэтажных (высотой в два этажа было всего 122 строения из почти 8,5 тысячи, в три – лишь 8, а уж в четыре этажа – небоскребами, наверное, виделись – и вовсе 2). Благодать, да и только: не еле заметным муравьем в суетливой толпе себе подобных, как сейчас в «спальных» районах, а человеком себя чувствуешь. Заборы из разнокалиберных, пригнанных друг к другу, обломков ракушечника или из колючих кустов не очень высоки, не то что нынче из железобетона или декоративного кирпича в некоторых заповедных местах Ставрополя. Правда, из-за множества плодовых и ореховых деревьев в начинающей желтеть листве не сразу разберешь: фрагмент жилья, амбара, сарая, конюшни, каретника (гаража по-современному) или бани промелькнул. Кстати, помывочных, так сказать, учреждений тогда в городе было 140. В самых дешевых, наверное, вода могла быть и солонцеватой, из колодцев (именно таких существовало более 600), которую использовали для тушения пожаров, мытья посуды и поения скота. В тех, что подороже, – годной и для питья (прямо из водопровода, к примеру, куда она попадала из родника Карабин).

Добротные бани с хорошей водой в личной собственности, скорее всего, располагались у домов с крышей из железа и теса, под редкой в те годы черепицей (всего два здания ее тогда имели, владельцы явно были прогрессисты, с инновационным мышлением, как сказали бы сегодня, и люди точно не бедные). У строений с земляной крышей или из камыша бани в собственности находились вряд ли, наверняка их обладатели мылись в общедоступных заведениях (между прочим, покрытия из почерневшего камыша, по воспоминаниям старожилов, встречались еще в 1960-х, на улице Ломоносова, например).

Словом, пока неназойливо, чтобы не привлечь излишнего внимания горожан, катили мы (надеюсь, на рессорах и по булыжнику) мимо домов и того, что вокруг них, нас с извозчиком обгоняли бы кареты, двуколки и отдельные лихие наездники по казенной надобности – казаки. В городе на день переписи оказалось около 2,5 тысячи лошадей. Их, породистых и не очень, как и сегодня автомобили, иногда воровали. Как и сейчас, украденное находили не всегда, если обратиться к уголовным делам, а если и отыскивали в дальних уголках губернии, то порой возвращали владельцам для отчета лишь шкуры – в яблоках, гнедые, каурые и так далее. Это машины могут без бензина стоять, лошади без корма во время стоянок на перегонах дохли, предоставленные сами себе: траты на сено-солому в смете по содержанию полицейских участков отсутствовали. А кто будет от своей лошадки чужому коню охапку отрывать?

… Но вот между делом и – слышим мы с извозчиком – коровы замычали, возвращаясь под приглядом пастухов с общественных пастбищ в округе к вечерней дойке. Буренок в Ставрополе на день переписи насчитали более 3500 голов – нынче для иного сельхозпредприятия просто блестящий показатель. Но статистики конца ХIХ века признали его, по действующим тогда понятиям, для города «очень незначительным». Держали и свиней, и овец, но тоже, по их мнению, мало: 905 и 54 соответственно. А коз – и вовсе кот наплакал: 21 блеющая рогатая скотина на всю столицу губернии. Кур и прочую птицу, а также кошек и собак при переписи живности не учитывали. Но, надо полагать, квохтали, мяукали и лаяли почти в каждом дворе.

Доступное жилье еще тогда было проблемой

В публикации статистиков прямо говорится: «В последнее время так называемый «квартирный вопрос» поставлен в ряду важных социально-экономических вопросов… В больших провинциальных городах год от году, все чаще и громче, слышатся жалобы на недостаток квартир и на прогрессивное возвышение квартирных цен».

Домовладения в Ставрополе разложили на 4 группы. Помимо казенных (преимущественно войсковых), церковных (храмы, монастыри), общественных и разного рода зданий для учения (женская гимназия, к примеру), их разделили еще и по имущественному цензу: на владельцев и нанимателей квадратных метров. Причем на 60 первых приходилось аж 40 вторых. Не зря же и на более поздних фотографиях городских зданий можно прочитать: доходный дом такого-то.

Если бы репортер «Вечерки» прибыл в 1872 году на машине времени в Ставрополь и решил бы снять самую дешевую квартиру (иначе бухгалтерия будет шуметь), то ему пришлось бы выложить самое малое 25 копеек в месяц (не 2,25 целковых же за апартаменты отдавать). Кстати, наибольшее число горожан снимало тогда более приличную квартиру по рублю–два в месяц. В год снятое жилье, в зависимости от площади и комфорта, обходилось от 3 (примерная стоимость коровы) до 40 рублей. А самую высокую плату 11 тысяч в год за здания целиком могло себе позволить лишь государство, расположив в них губернские присутственные места, к примеру. В собственности, в отличие от дня сегодняшнего, когда здания перешли к нынешней власти от прежней, некогда национализировавшей все и вся, оно тогда мало имело и преимущественно арендовало.

Что же касается стоимости личного недвижимого имущества, то, как не без некоторого ехидства замечают авторы публикации, ее владельцы при проведении переписи в беседе явно занижали. Порой «до несообразности», например, деревянное здание оценивали в 15 рублей, то есть дешевле сажени дров. Это объяснимо, если пролистать несколько страниц сборника дальше: надо платить налоги, квартирную повинность в казну, взносы в страховое общество от огня. И если добавить траты на ремонт, то и дохода от сдачи жилья внаем, если не уклоняться от поборов, никакого не будет… Ну это нам понятно, недаром же в наше время появился рекламный слоган: уплати налоги, и спи спокойно. А остряки придали ему характер эпитафии, добавив в конце: дорогой товарищ.

Город вдов, холостяков и отставников

Любопытно, что в 1872 году супругов без законной второй половины оказалось в Ставрополе более 1700 человек, а жен без мужей – около 600. Крестьяне и тогда уже тянулись в город на заработки, в так называемый отхожий промысел: урбанизация уже давала о себе знать. Видимо, частью и по этой причине было зафиксировано 53 рождения внебрачных детей, причем именно у православных, что по тем временам чрезвычайно презиралось. Но длительная разлука еще никогда не укрепляла семьи.

Не менее интересен и другой факт: неженатых мужчин от 18 до 60 было зафиксировано почти в два раза больше, чем невенчанных женщин от 16 лет. С чем это связано, можно только предполагать: преобладающее число женихов, по статистике, располагалось на территории 4-го полицейского участка, в месте нахождения губернского батальона и различных учебных заведений для мальчиков. Ставрополь оставался тревожным приграничным кавказским городом. Да в целом мужчин проживало в Ставрополе почти на 4 тысячи больше. Зато, с другой стороны, число вдов в четыре раза превышало количество одиноких стариков. Тенденция, однако: и сегодня женщины живут дольше, хотя тогда с демографией дела обстояли вроде бы лучше. В 1872 году были обнаружены три долгожительницы: 106, 110 лет, и некая Софья Васильевна аж 120 годков.

Впрочем, как на демографию смотреть. Статистики вывели некую закономерность «плодовитости населения» в зависимости от вероисповедания. Оказалось, что в православных браках (чисто русских, а их доля в городском населении составляла около 89%, и небольшом проценте смешанных) детей рождалось заметно меньше, чем в армянских, раскольничьих, протестантских, католических и еврейских семьях. «Выводы эти, – сделали резюме статистики, – дают моралисту тему для глубоких размышлений…» Полтора века спустя, пожалуй, тоже. И не только моралисту.

Что касается сословий, то в Ставрополе тогда преобладали, по понятным причинам, мещане, крестьяне, военные, включая отставников, затем – по убыванию – разночинцы, купцы, представители духовенства и дворяне: потомственные, служащие и прочих видов. Кстати, отставные разного рода службы, включая гражданскую, составляли около 70 процентов населения. При этом калек, инвалидов статистики, не скрывая удовлетворения, обнаружили всего лишь 23 человека, а просящих милостыню – около 280. Жителей же в производительном возрасте от 21 до 60 лет в городе оказалось более 39%.

Ну тогда в модистки или актрисы…

Не в акушерки же или, извините, легальные проститутки идти? Если, прибыв на машине времени в 1872 год, следовать известной рубрике «Журналист меняет профессию». «Ночных бабочек», кстати, на день переписи в Ставрополе обнаружили 28 человек. Приличных женских профессий тогда было раз–два и обчелся. Отсюда в определенной степени и малая цифра занятости населения (отставники после той же военной службы ведь где-то, наверное, продолжали трудиться). В строке статотчета «Чиновники разных министерств и классов» – женщины ни одной нет, среди юристов, врачей, даже почтальонов, штукатуров, парикмахеров и продавцов мороженого – прочерк. Куда можно было устроиться обычной гражданке на работу полтора века назад? В богоугодные заведения органов призрения, например. А еще легче – в прачки, больничные сиделки, кухарки, горничные, няньки, чулочницы, возницы дров и песка, швеи, хлебопашцы, рабочие в садах и огородах…

Ну так это и сегодня – зеленая улица. В купчихи (четверть от общего числа в городе – 228 дам из более чем 1200 представителей торгового сословия) не взяли бы, ясен пень, даже на время, как и в приказчицы лавок и магазинов (всего-то было 6 товарок на весь город). На лице написано: точно проторгуюсь… Недаром же все-таки при родителях, мужьях и родственниках (более-менее обеспеченных материально, надо полагать) в Ставрополе жили почти 9 тысяч женщин.

Может, в учительницы или классные дамы женских учебных заведений податься? Но по данному ведомству в целом мужчин все равно в два раза больше! Да и с педагогическим даром проблемы… Нет уж, как не хотелось бы познать ту эпоху в ощущениях, гони, извощик (так писали тогда), назад, к машине времени, сказала бы я. И категорически добавила: немедленно – в ХХI век! С его автомобилями, самолетами, телевизорами, стиральными машинами, мобильниками и прочими прибамбасами. А он, сидя на облучке, наверное, и не понял бы – что конкретно имею в виду.

Проникнуть
в прошлое пыталась

Наталья ИЛЬНИЦКАЯ.