Подвальный «освенцим» для Виктории

Сначала был звонок в милицию: председатель 30­го микрорайона предположил, что в подвале вышеупомянутого дома скрывается молодая мамаша с ребенком. Когда оперативники прибыли на место, то у них волосы зашевелились от ужаса: ребенок был! И какой! Замотанная в жуткие лохмотья девочка сидела в зловонной луже на брошенных рваных матрацах. Вокруг был помоечный мусор, тряпки, ржавые консервные банки. По «протокольному» это называется «социально опасное положение», по­людски – кошмар. Обитавшая там же, в подвале, парочка мужчин­бомжей, пояснила, что у девочки есть мать, но сейчас она отсутствует: «Пошла искать чего­нибудь на опохмелку». В подвале не появлялась давно, а девочка «сидит себе и сидит и никому не мешает». Ребенок и впрямь мало кому уже мог помешать: на вид ей лет пять, а, может, и меньше. На самом деле восемь с половиной. Внешне – как из Освенцима! Маленький скелетик не испугался новых людей в подвале, он вообще никак не отреагировал на их появление. Девочка не говорит, толком не ходит, ее тело было покрыто годами несмываемой грязью. Мамаша, похоже, совсем ее не кормила, и ребенок перебивался подачками взрослых бомжей. В этом мокром подвале она тихо ждала смерти…

Но милиция помешала девочке угаснуть окончательно. Кстати, в составе группы милиционеров были две женщины, и им было все равно как и куда пристраивать маленькую Викторию. Они просто взяли да и привезли ее прямо в отдел! Там, наплакавшись вволю, дожидались врачей. А те, в свою очередь, отвезли малышку в тепло, безопасность и поближе к еде – в городскую детскую больницу имени Филиппского. Тамошним сотрудникам, похоже, не привыкать к таким вот «социально запущенным» малышам. И для начала девочку попытались накормить. Не удалось. Выяснилось, что она и жевать­то толком не может, отсутствуют необходимые навыки. В общем, врачам пришлось проводить социальную реабилитацию вкупе с лечением.

В понедельник из больницы пришли первые хорошие новости: девочка научилась сидеть, ест сама и даже улыбается! Сотрудники ОВД Промышленного района теперь как «крестные» ребенка справляются о состоянии здоровья Виктории и радуются всякой обнадеживающей новости. Вот, к примеру, скоро девочку обследуют на предмет всевозможных заболеваний.

Головную боль доставляет т. н. «мамаша»: мамой назвать ее невозможно. Пока она в бегах. И непонятно, откуда она пришла и когда бросила ребенка. Если объявится – ее лишат родительских прав однозначно. Если у нее (скорее всего!) не окажется документов, то девочка все равно не пропадет. Суд решит ее судьбу, и в подвал она уж точно не вернется. Может, читатели и не поверят, но первое слово, произнесенное несчастным ребенком, прошедшим едва ли большинство кругов подвального ада было «мама»…