Сегодня об этом Дне помнят больше сами жертвы. В большинстве — дети репрессированных, расстрелянных, уничтоженных. Те, кто стал наследником мучительных воспоминаний и раздумий. Кто живет с незабываемой болью, с бесконечным поиском ответа на вопрос — за что, как это могло случиться? Как, например, моя собеседница Степана Степановна Степанова. Ей было всего два годика, когда отец ее «по постановлению тройки УНКВД по Донецкой области за антисоветскую деятельность (без указания статьи) подвергся расстрелу». Закавыченная часть — фрагмент из присланной справки о признании ее пострадавшей от политических репрессий. Получила она ее в 1958 году.
Отца забрали в роковом тридцать седьмом. Он был коммунистом, работал в Краснодоне директором школы мастеров социалистического труда. Как рассказывала тетя Степаны, Степана Теодоровича Вивчарик обвиняли в шпионской деятельности, его пытали, загоняли под ногти иголки.
Кроме того, что отец был «шпион», жизнь семьи, в которой росли две маленькие девочки, отягощало еще и то обстоятельство, что мать — немка. Пусть обрусевшая, корнями где-то в петровских временах, но все равно — вражеской национальности.
Черный декабрьский день
В первые дни войны к ним в дом пришел военный и приказал в 24 часа собраться для переезда. Степане шел шестой год, она хорошо помнит, как дедушка, бабушка и мама спешно набили два мешка книгами, жалко было оставлять хорошую библиотеку, и собрали пожитки. Их отвезли на станцию, выделили угол в товарном вагоне, набитом людьми. Привезли в Казахстан, где они поселились в маленькой мазанке. Какие-то начальствующие люди сказали маме, что поскольку она врач, то будет обслуживать пятнадцать колхозов.
А дальше…
— В один из дней приходит к маме казах, показывает простреленную руку и просит выдать справку об освобождении от военного призыва. Это был самострел, мама отказала. Парень ругался, грозил ей расправой. Однажды за мамой приехали на лошади, сказали, что нужна срочная помощь женщине.
Она уехала — день нет, два, три… Дедушка с бабушкой забеспокоились, пошли к начальству — «давайте искать дочь». Маму нашли в 15 километрах от села задушенной. Было это 15 декабря 1943 года. Я так все четко помню… Стояли страшные морозы, под сорок, эти задубевшие раскинутые в стороны мамины руки….
Мама хоть что-то приносила домой, семья этим и выживала. А после нее мы стали пухнуть от голода. Тронуться с места нельзя было — спецпереселенцы, обязаны были каждую неделю отмечаться.
В Новосибирске жила сестра мамы, стала она звать к себе.
От отца осталось хорошее пальто. Оно и сыграло спасительную роль. Имеющий волов человек вывез за него глухой ночью бабушку, дедушку и девочек на станцию. Потом они долго добирались до Новосибирска.
Исполнение мечты
Жизнь — она идет неумолимо. В Новосибирске Степана окончила вечернюю школу, по настоянию тетки выучилась на повара. Работала в общепите на заводе и мечтала о большой любви, о семье. О том, чего так рано трагически лишилась. Как-то приехал на побывку ее друг, рассказывает, что есть у них в гарнизоне офицер, такой добрый и душевный, каких мало. И хоть был это всего лишь словесный рассказ, поселила Степана этого офицера в своих мечтах. Мечты вызревали-вызревали, и однажды Степана взялась за перо: «Извините, Григорий Александрович, хоть мы с вами и незнакомы, я пишу, потому что очень интересуюсь Дальним Востоком…». Вскоре и ответ пришел с предложением переписываться. Женская душа — она тонкая. Нашла Степана клевер с четырьмя лепестками, положила в конверт: «Пусть это будет символом нашей дружбы». После этого переписка и вовсе стала бурной. В 1956 году Григорий приехал в Новосибирск, через три дня предложил Степане пойти в загс. При этом сказал: «Я тебе ничего хорошего не обещаю. Живу в бараке, среди серых шинелей, постоянно на службе, свет у нас гасят в 6 вечера…».
При знакомстве я первым делом спросила, откуда такое цельное сочетание: Степана Степановна Степанова.
Собеседница улыбнулась:
— Отец сына, видно, ждал, Степана, а тут я — ну и стала Степаной. Но меня все звали Светланой, настоящее имя было только в паспорте. Григорий Александрович оказался Степановым, вот так все интересно сошлось.
В общем, зарегистрировались и сразу — на место службы, на Дальний Восток. Работала завмагом, окончила институт советской торговли. Родились дочка и сын. Хорошая семья, счастливая.
В Ставрополь Степановы приехали в 1977 году. Сначала его освоил сослуживец мужа, Николай Иванович Кравцев, а потом и другу посоветовал — город южный, уютный. Тогда отставникам квартиру в течение трех месяцев давали. У них так быстро не получилось, но все равно — в 1979 году уже отпраздновали новоселье вот в этой квартире, по улице Доваторцев.
Измененный статус
А трагедия отца всю жизнь покоя Степане Степановне не давала. Написала письмо в прокуратуру Москвы. Однажды получила долгожданную справку о том, что «Дело по обвинению Вивчарик Степана Теодоровича пересмотрено президиумом Луганского областного суда 16 апреля 1958 года. Постановление от 13 ноября 1937 года, которым он осужден, отменено, делопроизводство прекращено с реабилитацией».
А в восьмидесятых годах пришла другая справка: «Ваш статус изменен, вы признаны подвергшейся политической репрессии и реабилитированной как оставшаяся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам».
Строчки, строчки — а за ними трагедии, поломанные судьбы, несостоявшиеся жизни.
Не должно повториться
Вряд ли в стране есть семья, которой бы не коснулась эта национальная трагедия — беспощадный массовый террор. После революции он обрушился на священнослужителей, дворян, рабочих, интеллигенцию, крестьян. За годы коллективизации было уничтожено более миллиона крепких крестьянских хозяйств, около пяти миллионов человек были высланы на спецпоселения. Пик репрессий пришелся на 1937 — 1938 годы.
Официально День памяти жертв политических репрессий стал отмечаться в России с 1991 года.
Сегодня, 30 октября, в Ставрополе, у мемориала «Холодный родник» соберутся люди на митинг, посвященный Дню памяти жертв политических репрессий. Он будет немноголюдным, немногословным и скорбно-тихим. И только стремление собравшихся передать миру боль, напомнить, что трагедия не должна повториться, будет огромным.
