Подвиг жизни верша

Несколько лет назад ему довелось побывать в Нальчике. Бродя по городу, где прошли его отроческие годы, он не узнавал его: красивый город, ничего не скажешь, но совсем не тот, что остался в его памяти, как будто даже и вовсе не знакомый. И вдруг, когда проходил по площади перед Дворцом пионеров, словно тёплая волна прихлынула к сердцу. Взгляд его, скользнув снизу вверх по сизо­зелёной пирамиде голубой ели, остановился на плоской макушке: характерного для хвойной красавицы остроконечного пика не было. Несомненно, это та самая, в ту пору ещё совсем юная, зелёная жительница Нальчика, пострадавшая в памятном сорок втором от бомбового удара с воздуха фашистских стервятников. Эта неожиданная встреча с живой свидетельницей событий грозовых военных лет словно бы открыла шлюзы его памяти, и воспоминания хлынули широким потоком.

Вот с соседскими пацанами, проникнув в актовый зал бывшего Дворца пионеров, водружает он верёвочную петлю перед огромным, чуть ли не на ползадника сцены, портретом грозного фюрера; вот они, незадачливые диверсанты, единым духом перемахивают через высоченный забор кондитерской фабрики, спасаясь от погони немецкого охранника, и пули свистят им вдогонку. Партизанили мальчишки и таким образом. Вместе со взрослым населением немцы сгоняли их на укладку камня ­ мостить подступы к городу для тяжёлой военной техники. Это было днём. А ночью шли ребята за три километра и разбрасывали уложенный в полотно дороги камень. И ведь знали, что грозит им в случае провала ­ это видели они собственными глазами, когда, забравшись на высокую ограду стадиона, со смешанным чувством страха и острой жалости к осуждённым на казнь наблюдали, как падали они в противотанковый ров под автоматными очередями гестаповцев. Земля, которой засыпали тела казненных, ещё некоторое время шевелилась...

Много лет спустя Игорь Романов в одном из стихотворений, обращаясь памятью к тому времени, напишет:

Четыре долгих года война чёрным вороном кружила над нашей отчизной. И хотя личную судьбу Игоря Романова она задела лишь краешком крыла, всесветное горе, человеческое страдание оставили в его юной тогда душе неизгладимый след.

Восемнадцатилетним пареньком в составе автополка, входившего в конно­механизированную группу под командованием генерала А. И. Плиева, Игорь Романов принимал участие в войне с Японией. Ему довелось по разбитым авиацией противника дорогам перевозить грузы и раненых на «студебеккере» ­ эти машины поставляли нам союзники. Та малая и скоротечная война, отозвавшаяся эхом Великой Отечественной, была не менее кровопролитной и унесла миллион жизней наших солдат. Того же, что пареньком испытал и увидел своими глазами, Игорь Романов не позабыл до седых волос: останки наших бойцов, невзначай раздавленных гусеницами своих же танков; безусый парнишка, расстрелянный перед строем как дезертир только за тo, что, изнемогший на марше, уснул под кустом; девчонка, ревущая от отчаяния в безлюдной степи у своего «студебеккера» с заглохшим мотором... Некоторые из этих эпизодов позже войдут в стихи Игоря Романова.

Трудной и многострадальной была судьба его поколения. Со школьной скамьи ­ на фронт «в шинельке не по росту», из пекла войны ­ в послевоенную разруху. Но это было поколение, воспитанное на высоких гражданских идеалах, с чувством долга и ответственности за настоящее и будущее страны. Нынешние призывы идеологов нового времени типа «бери от жизни всё» и «оттянись со вкусом» вызвали бы у них, тогда отчаянно молодых и дерзких, лишь презрение. Восстанавливая страну из руин, они учились, с надеждой и верой смотрели в будущее, их руки тянулись к перу, чтобы в красках и в слове выразить всё, что успели увидеть, познать, прочувствовать.

Армия не отпускала Игоря Романова целых семь лет. Когда демобилизовался, днём осваивал рабочую специальность лепщика, а вечером шёл в школу рабочей молодёжи, поскольку до войны успел закончить лишь восемь классов. А потом был в его судьбе Ставропольский педагогический институт, филологический факультет. Диплом получил с отличием. И всё, что довелось ему пережить, было лишь подготовкой к самому главному делу его жизни ­ писательству.

Можно только поразиться тому упорству, той воле, с которой он шёл к заветной цели, не снимая с себя груз повседневных обязанностей. Корреспондент республиканской газеты в Калмыкии, затем «Молодого ленинца» в Ставрополе, редактор краевого книжного издательства, ответственный секретарь альманаха «Ставрополье» ­ таков вкратце послужной список И. С. Романова. Всегда в упряжке, всегда в делах и заботах, отнимающих, кажется, всё время и силы. Однако человек, испытывающий голод, как бы ни был занят, найдёт время, чтобы поесть ­ хотя бы на ходу. Вот так ­ на ходу, на бегу успевал он выхватить зорким взглядом художника слова из житейского потока сюжеты для своих юморесок и сатирических рассказов, басен, стихотворений. А потом в счастливые часы полуночных бдений, когда можно было всецело отдаться любимому труду, запечатлевал всё это на бумаге, оттачивая каждую строку в поисках единственного слова.

Восемнадцать книг, изданных в разные годы, ­ вот итог этого поистине самоотверженного труда. Но дело не в количестве. Обозрев творческий путь И. С. Романова, нельзя не склониться с уважением перед тем, что видим мы в итоге. Из семени того, что называют Божьим Даром, он сумел взрастить своё высокое и разветвлённое древо поэзии, весьма редкостное и необычное. Колючие и задиристые ветви иронии, сатиры, юмора переплетаются в его кроне с ветвями лирики, нежными и грустными, как ветви плакучей ивы.

С Игорем Степановичем в своё время меня, как и многих молодых, только начавших проторять свою тропку в литературе, соединяла та творческая дружба, которая измеряется не количеством встреч и бесед, но дорога самим осознанием того, что ты, твои писания кому­то интересны. Что этот кто­то незримо следит за твоей рукой, когда ты пишешь, ободряет, вселяет веру в твои собственные силы, требует ответственности за каждое написанное слово по большому счёту. Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что Игорь Степанович едва ли не единственный на Ставрополье оставшийся среди нас писатель старшего поколения, который усвоил от своих наставников (таких, к примеру, как М. В. Усов, К. Г. Чёрный) горьковскую традицию бережного и внимательного отношения к литературной молоди. Разглядеть ещё на стадии малька завтрашнего окунька или сома, помочь каждому вырасти сообразно своей природе и остаться самим собой ­ это великое дело. Ведь и сом, и окунёк ­ суть природные сущности, тем они и ценны, независимо от места и объёма, занимаемого ими в водоёме. Целых пятнадцать лет Игорь Степанович возглавлял альманах «Ставрополье». За эти годы это единственное тогда в крае литературно­художественное издание стало истинным разведчиком молодых дарований, он помог в своё время подняться на крыло многим прозаикам и поэтам, чьи имена сегодня мы видим на обложках книг, изданных как в Ставрополе, так и в Москве.

Подвиг жизни. Это понятие пришло к нам из святоотеческого духовно­нравственного бытия. Служение высшему идеалу человечества, заключённому в Божественном, во всю историю христианства на Руси было смыслом жизни святых подвижников веры. Несмотря на десятилетия воинствующего атеизма, дух подвижничества в нашем отечестве не иссяк. Истинное, вдохновенное творчество, обращённое к душе человека, ­ не есть ли сублимация в формах мирской, светской жизни идеи подвижничества?

Я читаю последнюю в ряду изданий поэта Игоря Романова книгу ­ «Круговорот» (она издана автором малым тиражом, за свой счёт) и вижу за нею подвиг жизни её автора, стремившегося в меру сил и дарованного ему таланта служить своим пером любви и добру, этим неизменным и высоким христианским добродетелям.