Прикосновение к вечному
Александр ПлотниковТурбаза Осетия. Июль 1985 года
Насколько глубоко можно окунуться в своё прошлое? А самое главное – насколько подробно?
Я стал обдумывать возможность восстановить по памяти поездку в горы в июле 1985 года, когда почти случайно в старой технической тетради с описанием маршрутов и картами нашел запись, где указано, что из этой поездки у меня есть дневники. Тут я вспоминаю, что на одной из немногих фотографий, где я сижу на камне, у меня в руках дневник. Эврика! Более подробного описания я не найду и деталей, конечно, уже не вспомню. Единственное, чего у меня почти нет, – это снимков. Тогда я ещё не фотографировал, поэтому приходилось обращаться к кому-то за помощью… Но сегодня это не проблема, я вытаскиваю несколько снимков из своего собственного горного фотоархива, потом лезу в сейф, вынимаю дневники и… вуаля – нахожу искомое.
После того как я, полный восторга, приезжаю домой из турбазы «Кахтисар», мама, видимо, делает для себя какой-то вывод и на следующий год покупает мне путёвку на турбазу «Осетия» в Цейском ущелье.
Впервые я приезжаю в Цей в 1979 году вместе с братом, нас привозят туда на один день из пионерского лагеря «Нефтяник» в городе Орджоникидзе.
Меня потрясает скала Монах, нависающая над нами, в то время как всех остальных это практически не трогает.
Второй раз однодневная экс-курсия в Цей состоится лишь в июле 1984 года, мы приедем туда из «Кахтисара». Так что, по большому счёту, горы начинаются для меня с Северной Осетии, которую, благодаря людям, там работавшим, мне довелось увидеть почти всю. Начнём?
Величие дикой природы
Итак, я в Цее. Июль 1985-го. Едем мы сюда с пересадками восемь часов, часто ломаются автобусы. И вот я здесь, можно считать, один: группа большая, но я никого не знаю, друзей у меня здесь нет, а это значит, что буду предоставлен сам себе. У меня есть желание увидеть горы, и я попытаюсь реализовать его в полном объёме.
Когда мы подъезжаем к турбазе, начинается дождь, и кончается он только через час. Мы идём в гостиницу «Горянка», это километра на три выше по ущелью. Все ребята из нашей группы остаются там, смотрят телевизор, а я, улучив момент, тихо выхожу из холла и по довольно широкой тропинке в сосновом лесу отправляюсь дальше.
Шел долго, пока не услышал впереди грохот шагов. Появляется группа альпинистов, усталых настолько, что им уже всё равно, куда ставить ноги. Это они грохочут своими ботинками, как лошади копытами. Их появление производит на меня сильное впечатление. Не представлял, что в горах можно настолько устать! Они возвращаются в альплагерь, а я иду им навстречу, наверх.
У меня на ногах кеды, иду долго, но довольно быстро и настойчиво. Лес сменяется редколесьем. Земляная тропинка, усеянная небольшими камнями, становится похожа на пересохший ручей.
Постепенно растительность вытесняют камни. Их становится всё больше и больше, и наконец кроме камней не остаётся ничего. Я выхожу на простор, турбазы остались далеко внизу. Там, где кончается зона леса, виднеется селение Цей. Теперь меня окружают лишь груды камней да угрюмые горы. А вверху виднеется грязно-зелёный лёд Цейского ледника. Туда я и держу путь.
Остаётся примерно половина пути. Я спускаюсь вниз, к морене ледника, чтобы рассмотреть лёд вблизи. Издалека мне казалось, что это просто ущелье, усеянное камнем, но они лежат на льду.
Долго взбираюсь, ноги заплетаются в лабиринте камней. Сверху дует холодный ветер, я надеваю капюшон, застегиваю куртку и продолжаю идти вперёд. Начинает закрадываться какое-то ещё не осознанное мной чувство – на меня всё больше и больше давит угрюмая тишина окружающих гор.
До чистого льда на леднике остаётся километра два-три, и я понимаю совершенно отчётливо, что охвачен паническим ужасом. Ощущение своего ничтожества перед дикой природой, перед этим седым и непоколебимым величием. Но я решаю испытать свою волю и продвигаюсь дальше. Если уже отмахал добрый десяток километров, а осталось совсем немного, нужно дойти до конца. И я достигаю своей цели – стою на льду, меня окружают трещины, промоины, ледяные пики и нависшие стены. Где-то наверху, среди вершин, раздаётся приглушённый грохот и шум осыпи: наверное, сошла лавина. Мне страшно, и в то же время очень интересно, появился азарт. Я даже представить себе не мог, что человеком могут владеть настолько противоречивые чувства!
Вокруг очень красиво, однако пора возвращаться. С трудом нахожу в лесу дорогу обратно, и тропинка выводит меня на асфальт. Тут я обращаю внимание на подошвы своих кедов и вижу, насколько сильно резина потрепалась на камнях, и это – за одну прогулку. Мне становится ясно, зачем альпинисты надевают на ноги тяжёлые ботинки там, где, казалось, можно идти в лёгкой обуви.
Мужское и женское начало
Во второй день утром за нами никто не пришел. Накануне нас заселили в отдельный деревянный домик, а столовая расположена на основной базе, куда надо идти через речку метров пятьсот. В обход же, вдоль реки, по мосту и обратно вниз – больше двух километров. Поэтому на завтрак мы пришли последними, и на турбазе нам сообщают, что наша группа уже ушла на святилища. Мы отправляемся за ними в надежде найти сразу и святилища, и свою группу.
Весело идём вчетвером по лесной тропинке метрах в сорока над рекой, бушующей внизу. До святилищ добираемся довольно быстро, там уже есть две группы, но они не наши. Нас это нисколько не обескураживает, и мы проводим самостоятельную экскурсию.
Реком – это древнее мужское святилище, деревянный домик довольно просторной и оригинальной конструкции. Говорят, что он построен без единого гвоздя. Внутрь попасть нельзя, дверь обита клёпаными листами и закрыта на замок. Для того чтобы посетить святилище, нужно очиститься от грехов, пройти ритуал посвящения. И даже после этого войти туда могут только мужчины. Перед святилищем, на полках, лежат черепа и рога животных, оставшиеся от жертвоприношений во время праздников. Окон нет, вместо них сделаны небольшие щели, похожие на бойницы.
Мы идём дальше по тропе, и через несколько минут видим девичье святилище. По сравнению с Рекомом оно совсем крохотное, похожее на детский домик, сложенный из брёвен. Раньше сюда приводили молодых невесток и просили Мады Майрам, покровительницу материнства, чтобы они были плодовиты и подарили своему роду по семь сыновей и одной дочери. Возле этих святилищ совершались ритуальные действия, которые символизировали будущие роды. У девушки вырывали одну из нагрудных пуговиц, развязывали пояс и просили Мады Майрам о даровании мужского потомства.
Ниже по тропе, через несколько минут хода, стоит примерно такое же женское святилище, но о нём я пока ничего не знаю.
О чём думал человек лет двести назад?
Тропинка выводит нас на дорогу к мосту, и мы идём в селение Цей, до него километров десять. По дороге пьём воду из ручьёв, часто оборачиваемся и с восторгом смотрим на ледники. Их красота поистине восхитительна. У меня в нашей маленькой группе уже появляется авторитет – я в одиночку сходил на ледник, на такой шаг в обычных туристических группах не решается никто.
Находим камень, где с одной стороны портрет осетинского поэта Коста Хетагурова, а с другой – вождя всех народов, товарища Сталина.
Подходим к дороге, сворачивающей к селению Цей. Такие тропы можно встретить только в горах – твёрдая земля, усеянная осколками камней, ведёт наверх, петляя по зелёным склонам.
На очередном повороте открывается вид на само село, видна башня, и мы идём к ней. До первых домов остаётся какая-то сотня метров, когда нас догоняет четвёртый товарищ, отставший ещё в лесу, у святилищ. Мы уже и думать о нём забыли, но он понял, что пропускает приключение, и решил нас догнать.
В селе нет ничего особо интересного, оно похоже на все советские деревни, и мы поднимаемся к древней башне. Вход расположен в двух метрах от земли, но это не останавливает, мы залезаем внутрь, и нас сразу же обнимает прохлада. Мы сидим, смотрим из дверного проёма на горы и размышляем: о чём думал человек лет двести назад, сидя на этом месте? Я стараюсь представить мысли и чувства людей, живших в этих местах, любующихся окружающей красотой, и, кажется, у меня немного получается.
Отдохнув, спускаемся вниз и там, где через дорогу течёт ручей, по тропинке поднимаемся наверх, к склепам. Почти все они пусты или завалены землёй, у некоторых обвалилась кровля. Но в одном кучами навалены скелеты, один череп лежит прямо у входа. Когда-то местные жители хоронили умерших в склепах, где происходила естественная мумификация тел, и они могли сохраняться десятилетиями. Можно было прийти в свой родовой склеп и посмотреть на своего деда, прадеда… Очень сильное впечатление, не находите?
Я чувствую вечность и себя в ней
Осмотрев склепы, выходим на бровку холма. Внизу, метрах в ста пятидесяти, дорога. Бегом спускаюсь, жду остальных, и мы идём обратно, на турбазу. Мне нравится сегодняшний день. Погода солнечная, я уже давно снял рубашку и загораю.
Добираемся до турбазы, обедаем и отдыхаем в своем домике, когда нам сообщают, что в пять часов мы опять пойдём всей группой на святилища. Никто не знает, что мы там уже были и всё увидели, однако с удовольствием сходим туда снова и посмотрим всё ещё раз. Надо же в конце концов хоть куда-то сходить вместе с нашей группой?
Время до пяти часов пролетает быстро. Мы взбираемся по тропинке к женскому святилищу, я иду последним. Останавливаюсь у домика, все уже ушли, а я всё смотрю на крохотный деревянный сруб. Какие-то чувства, наверное, связи времён, волнуют меня. Иду дальше, у девичьего святилища – снова мысли, вопросы. Как давно приходили сюда девушки? Как они выглядели? О чём думали и мечтали? А вот и мужское святилище Реком. Здесь меня интересует сама постройка. По бокам домика крыша опирается на резные столбы из цельных брёвен, образуя два навеса, я сижу под одним из них и пишу. Моя группа ушла – уже давно идёт дождь. Его шум вызывает у меня новые поэтические ассоциации.
Внизу беснуется река, отсюда отчётливо слышен её рёв. Прямо передо мной растёт берёза, давным-давно кто-то посадил её здесь, и она сильно разрослась. За спиной, на лавке, лежат рога и черепа животных, судя по чистоте белой кости – тоже древность. С какого-то времени во мне поселилось острое чувство старины, я ощущаю вечность и себя в ней. Это чувство грандиозно, жаль, что оно не повседневно.
А сейчас я ухожу в дождь и шумы ущелья – хочу побродить один, наедине со своими чувствами.
Фото из архива автора.
Продолжение следует