Пропавшая Люба

Не так давно в газетах прошла небольшая информация: в Русском лесу найден скелетированный труп женщины. Там были и фотографии – увидев их, мама перекрестилась: Люба! То, что фото могли бы и в Интернете взять, уже не волновало. Люба, и все!

Началась история давно, еще в 1945 году. Война закончилась, солдаты возвращались: в каких-то дворах в маленьком переулке Белинского то плакали, то смеялись, то пели песни за столами под яблонями.

Только в одном доме была тишина... Даже не дом, так, хата под соломенной крышей. Жила там одинокая женщина Люба, молоденькая, красивая, но всегда какая-то угрюмая, молчаливая... Многие жалели ее: чуть за тридцать, а все одна. Хата ее под номером то ли 1 то ли 3 разваливалась на глазах, но она никого не звала починить хотя бы крышу. Кто главная милиция на улице? Конечно, бабушки. Бабушки были еще молодыми, 63-й год, еще жива память о войне. И вот однажды одна старушенция (я ее помню, баба Маша) поздно ночью вышла в уборную и (черт-черт-черт!) во дворе Любы увидела угасающий папиросный окурок!

На другой день бабушки собрались на совет: что делать? Кто это был в хате одинокой женщины? Вроде одна живет... Решили партизанить. Ночью заняли позиции: забор Любы выходил на две стороны, и поздно ночью бабули увидели то, чего ждали: огонек папиросы ярко разгорелся и осветил лицо мужчины. Божечки мои.... Петро Пустоселов! После войны скрылся с концами. А во время войны был настоящим садистом, им детей пугали... Это ж сколько он тут прячется? 18 лет? И что теперь делать? Сказать участковому? Сказали. У меня есть знакомые в ФСБ, одного назову по имени, Александр Васильевич: запрета вроде не было. Так вот, мои представления разбились о стенку. Я полагала, что операция поимки военного преступника – это нечто киношное: черные машины, вертолеты, громкоговорители. Ага! Александр Васильевич мгновенно развеял мои голливудские представления. «Наши машины – «уазики», серые, неприметные... Ночью подъезжаем и без всяких вертолетов усаживаем в машину. В те годы таких пособников много было: иной раз падали от усталости наши товарищи: где-нибудь да вылезет, гадина... Ловили, сажали, и ваш случай – далеко не единичный».

Хата у бандита была устроена хитро: посередине стоял шкаф, разделяющий комнату на две части. Петро, отец Любы, проходил сквозь шкаф и оказывался в маленькой комнатке. Ну, в общем, взяли его.

Прошли годы. И вдруг Любе Пустоселовой от фабрики «Восход», где она работала вышивальщицей, дают квартиру! Кое-как обустроилась. А дальше – две версии. Первая: в середине семидесятых (мы уже тоже жили в своей квартире) моя мама встречается с бывшим соседом. Я знаю его фамилию, как зовут, но называть не буду: война длинно стреляет. Захочет – сам объявится. Но месте дома Любы он построил гараж, я была в «гостях». Вообще, чтобы выяснить некоторые детали, пришлось туда ехать. Из старых жителей нашлась только одна женщина. По той же причине не называю ее имя. Итак – версия первая: на проходную, где работала Люба, пришли некие люди, вызвали ее. Больше ее никто не видел.

Версия вторая: сосед Михаил согласился отвезти ее в старый дом, забрать нитки. Больше Любу никто не видел. А на проходную прибегала жена Михаила. Кричала, что у вас человек пропал, а вы не чешетесь...

Собственно, где-то с середины семидесятых она пропала. Искали, но не нашли... И вот, пожалуйста, останки в лесу. У моей мамы нереальная интуиция. И раз заговорили об этом, значит, замолчим не скоро. Я обратилась везде, где могли помочь хоть словом. Полиция, Следственный комитет, архив ФСБ. Самое странное – разочаровали меня в полиции: мы ничего не знаем! Девчонки смеются, мужчины хмуро: не знаю! Как теперь детективы смотреть?

Ну что? Экспертиза заверила, что останкам примерно 25 лет. Это по возрасту. По «пропаже» – четыре года. Но единственное подразделение, которому я вообще не верю – как раз судмедэкспертиза. И у меня есть что сказать по этому поводу: в 1998 году эксперт не смог отличить человеческую кровь от сока клубники. Ну там много всего было... Люба пропала давно. Очень давно. Но кости-то не пропадают веками... Может, когда-нибудь мы и похороним ее...

А если я что и не так написала – так толком никто ничего уже и не помнит: полсотни лет прошло. Но если где-то была не права – переулок Белинского может меня поправить. И может... Да я уже писала об этом... Еще есть надежда.

Анна Мелихова.