Разведчик Вован

Что ни говори, а август — самый лучший месяц в году. Лес, плотно покрывший склоны гор вокруг Нажаюрта, похож на палитру пьяного художника — яркие краски разбросаны как попало и создают ощущение детского калейдоскопа. Все умиротворяло, настраивало на лирику. Сержант Владимир Мастюгин поправил бронежилет, накинутый прямо на потное голое тело, с удовольствием подставил загорелое на кавказском солнце совсем не типичное для этих мест круглое, скуластое лицо, выдававшее уроженца Средней России, и вместе с десятком солдат потихоньку двинулся вниз, к роднику, бившему из скалы километрах в двух от базы. В такую погоду неохота даже ехать в кабине «газона», на что он, как «старик», имел полное право — все-таки уже вторая за полтора года службы в разведбате командировка в Чечню. Поэтому сержант, забросив автомат за спину, спокойно двинулся не вслед за грузовиком-водовозом по крутой извилистой дороге, а по узенькой тропинке, вившейся почти параллельно трассе. Бойцы его отделения, растянувшись в цепь, тихонько продирались через заросли все еще зеленой метровой высоты травы.

И вдруг эту идиллию нарушил блеск «паутины», ненадежно связавшей края тропинки. Натренированный за полтора года войны в Чечне глаз Мастюгина мгновенно нащупал концы «паутинки» — на одном из них покоилась, привязанная к пеньку, мина-восьмидесятка. Крикнув «всем стоять», сержант прыгнул к мине. Чека, вырванная растяжкой-паутинкой, задетой сразу несколькими солдатскими ботинками, просвистела мимо и, зацепившись за ветку боярышника, рясно алевшего ягодами, издевательски закачалась метрах в двух от былого своего места расположения.
Но это Володя увидел чуть позже, а сейчас он что есть силы придавил рукой взрыватель, не дав тому сработать. Солдаты, увидев бросок командира, тут же дружно повалились в траву. Выждав с полминуты, Мастюгин вмиг охрипшим голосом просипел: «Снимите с дерева чеку и дайте мне». Но бойцы почему-то отреагировали на это не быстро. Пришлось, как принято говорить в прессе, повторить распоряжение с применением ненормативной лексики. Подействовало, и сержанту принесли чеку. Не без труда, вспотевшими руками тот вставил чеку на ее рабочее место, откатился на всякий случай в сторону и, опрокинувшись на спину, уставился как-то вдруг посветлевшими глазами в синее-синее небо.
По себе знаю, что в такие минуты почему-то неожиданно перед глазами проходит вся жизнь. Промелькнула она и перед двадцатилетним Владимиром Мастюгиным. Вспомнилась и мама, трагически погибшая, когда Вовке не исполнилось и десяти лет, и любимая бабушка Антонина Федоровна, на чьи плечи легла забота об осиротевшем внуке — отец уехал из родного Чураево, что на Белгородчине, на Север, и бескрайние болота вокруг Нефте-юганска, куда после восьмилетки переехал к отцу, и ставропольское село с красивым названием Надежда, откуда он полтора года назад призвался в армию, и первая командировка в Чечню…
Было это год назад. Такое же тепло, такой же разукрашенный лес, такой же прозрачный воздух, что, кажется, до Эльбруса рукой подать. Тогда ефрейтор Мастюгин в середине колонны вел свой ЗИЛ-131 в горы — вез продукты в первую роту отдельного разведывательного батальона внутренних войск. Бронежилет, чтобы не мешал, повесил на дверь кабины. Как потом выяснилось, именно это машинальное действие спасло ему жизнь. Солнце, едва перевалив за полдень, то пряталось за ближайшую гору, то кокетливо выглядывало из-за нее, словно длинными ресницами, прикрывая взор высоченными елями, взметнувшими свои темные конусы в небесную синь. Выросший на равнине, Вовка с удивлением взирал на эту кавказскую красоту. И вдруг взрыв. Передний бронетранспортер резко затормозил и, уткнувшись в скалу, остановился, растерянно водя из стороны в сторону немым пулеметом. Тут же одна за другой остановились и автомашины. Из «зеленки», вплотную прилепившейся к горной дороге, ударили очереди. Горохом сыпануло и по двери мастюгинского ЗИЛа. Ефрейтор вывалился из кабины. Автомат, ремнем зацепившись за руку, больно ударил по хребту. Боль напомнила, что оружие существует для стрельбы. И Володя резанул длинной очередью по ближайшим зарослям. Стреляли со всех сторон. Наконец ожили пулеметы БТРов. Откуда-то появились вертолеты, поливая лес ЭРЭСами, из расположения первой роты ударили гаубицы. Подбежавший командир колонны приказал выводить машины из-под обстрела — не ровен час и свои накроют. Мастюгин, подхватив раскаленный автомат, вспрыгнул в кабину. Через полчаса, прихватив убитых и раненых, колонна вошла в лагерь первой роты. И только тут ефрейтор увидел, что дверь грузовика по диагонали прошита очередью пуль, которые принял на себя бронежилет. С тех пор Мастюгин, садясь за руль, всегда вешал его на это место.
Хотя однажды и пожалел, что бронежилет остался в кабине. Правда, обстановка не располагала к боевой. Набегавшись по горам за разрозненной бандитской группой, разведчики возвратились в лагерь и, ожидая очереди для душа, курили на пригорке. А тут вдруг звон. Володя сразу и не понял, откуда он идет. Неожиданно чем-то лягнуло по ноге — аж на бок покатился. Глянул — кровь. Доковылял до палатки. Кто-то крохотную ранку помазал зеленкой, и сели за карты. А через пару месяцев из образовавшейся шишки прорезался «росток» — похожий на ржавчину осколок. Оказалось, кусочек срикошетившей от цистерны разрывной пули. Маху тогда дал душманский снайпер — зря деньги ему заплатили — выжил русский сержант.
Да на такие мелочи ни в первую, ни даже во вторую чеченскую кампанию разведчики внимания не обращали. Жили одним днем, думая только о грядущем «дембеле». Правда, после увольнения в запас не все и не так скоро, как думалось в горах, возвратились к мирной жизни, где, как оказалось, воинов никто с барабанами и оркестрами не ждал. Гвардии сержант Мастюгин тоже пару месяцев прожил в пьяном угаре. А потом вдруг уставился на красавицу повариху Анну. Уставился, и в мгновение ока изменил жизнь. Кинулся добывать пропитание. Ездил водителем-дальнобойщиком, пахал сборщиком мебели на какого-то частника, водил грузовик, работал на заводе автокранов — то зерно созидания, которое два с лишним десятка лет назад вложила в десятилетнего Вовку Антонина Федоровна, отправлявшая внука то свеклу собирать на полях, то работать в ночную на зернотоке, дало свои плоды. Бывший сержант Мастюгин зубами и ногтями вцепился в мирную жизнь. А тут еще Анечка родила ему сына Никиту. Появился дополнительный стимул.
Ну а работать Володя умеет. Ночью развозит на «уазике» «Вечерку», днем вкалывает в Надежде «на плане» — очень хочется жить в собственном доме. Об этом они часто мечтали в горах со своими однополчанами. Увы, не все они дожили до этих дней…
А еще любит сержант запаса Мастюгин сидеть на солнце, держа на коленях полуторагодовалого Никитку, который играет медалью Александра Суворова, полученной отцом за подвиги, совершенные в ходе антитеррористической операции, через два года после увольнения в запас. А что, как оказалось, Отечество защищать надо и на территории самого Отечества. Разведчик Вован Мастюгин это умеет отлично…