Русские просторы бесконечны…(часть 1)

Еще зимой мне попал в руки документ из разряда «их много, но никто не видел». Письмо-подлинник, написанное четким почерком, на пожелтевшей бумаге и в конверте, украшенном орлом, сидящем на свастике… Письмо немецкого солдата, воевавшего и, возможно, плененного в Сталинграде. К конверту аккуратно «пришпилен» перевод, сделанный на печатной машинке. Автор — Йохан Шиффтейн, ефрейтор. «… У нас здесь дела неважные, еды очень мало: буханка хлеба на три человека на два дня и очень скудный обед. С какой охотой я поел бы сейчас болтушки, которой дома кормят свиней. Хоть бы разок наесться досыта, мы здесь все страшно возмущаемся… У нас опять очень много обморожений». Датировано 12 декабря 1942 года. Письмо с осторожностью было упаковано в специальный файл и помещено в папку с документами времен Второй мировой.

В детстве я очень боялась слушать рассказы взрослых о войне. Образ «рогатого» фашиста был в книжках, карикатурах, на плакатах. И уже сейчас, когда занялась изучением этой темы, я поняла, что таких испуганных детей было много: всем казалось, что у страшного врага и обличье было страшным. Сотни писем и документов, дневниковых записей и изданных в Германии книг показали, что немцы и, правда, разными были. О том, что двигало солдата вермахта на войну в Советский Союз, я попытаюсь рассказать…

И хочу пояснить: умничать не буду, стратег из меня никакой. А вот людские судьбы, перемолотые войной, динамику изменения сознания рядового немца, пешки в большой и затянувшейся войне, передать попробую. Через те же письма.

Марш на Восток!

Пожалуй, стоит сказать о том, что современные немецкие исследователи до сих пор решают: когда, в какой момент война была проиграна? И очень многие приходят к выводу, что ее конец — как раз в начале. Даже больше, задолго до начала. Ибо ослепленный успехами в Европе, Гитлер и его партай-геноссе при разработке плана «Барбаросса» не учли слова своего первого канцлера, собравшего в рекордные сроки разрозненные земли Германии, Отто фон Бисмарка: «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах русских… Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути. Это — неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами…» Все! Русские топили тевтонцев, гнали Наполеона, били шведа… Нет, не усвоили германцы урока.

Мы знаем, что к началу своей, почти шестилетней мировой войны Германия была высокоразвитой в индустриальном плане страной. Этому служили собственные и промышленные ресурсы оккупированных стран Европы. Но вот в обычном смысле, житейском, как-то не складывалось… Немцам не хватало простого текстиля (все шло на войну), обуви, да и с продовольствием было не очень: бауэры (крестьяне) выращивали все, что могли, но приходилось делиться и с армией, и с городами…

Что представлял из себя немецкий солдат к началу войны против Советского Союза? Обобщенные исследования дают впечатляющую характеристику: в массе своей это был волевой, грамотный в военном отношении, хорошо вооруженный боец, имеющий опыт боевых действий и убежденный в своем превосходстве над противником. Фашистская пропаганда делала свое дело, успешно внедряя в сознание нацистскую идеологию.

Уже через месяц после начала войны в директиве от 23 июля 1941 года командование вермахта требовало от личного состава частей, предназначавшихся для охраны оккупированной территории, «подавлять сопротивление гражданского населения не методами «юридического наказания преступников», а путем запугивания, чтобы отбить у него всякую охоту продолжать борьбу…». Подчеркивалось, что «командование должно применять самые драконовские меры…». И приказы «маленьких» чинов, нижестоящих офицеров, действовали в том же духе. Понятно, что такие приказы способствовали эскалации бесчеловечного насилия военнослужащих вермахта по отношению к советским людям, попранию всех известных норм и правил ведения войны. В немецких солдатах культивировались поистине звериные инстинкты. Ну и грабительские тоже… Ибо все, что не было запрещено, разрешалось…

Письмо Пауля Виттке, ефрейтора танковой части, Смоленск: «Милая Магда! Я должен сообщить тебе, что планы нашего фюрера — единственно верные. Я на Восточном фронте. И должен сообщить тебе, дорогая жена, что уже присмотрел себе земли, которыми мы будем владеть по окончании военной кампании. Земля здесь дикая, народ, в большинстве своем, неразговорчивый и недоверчивый. Но тебя это не должно испугать. Русские просторы бесконечны. Наши земли мы передадим нашим детям, верным идеям Германии и ее вождей». Ответ верной Магды: «Ты пишешь, что там можно много чего купить? Мне кое-что нужно, но не могу же я от тебя этого требовать. Я уже давно пытаюсь достать кожаные или резиновые сапоги. Но я не настаиваю, к тому же я сомневаюсь, что там есть хоть какие-нибудь. Размер ноги у меня 37—38. Или если бы тебе удалось раздобыть шерсть синего или какого-нибудь другого цвета, я была бы тебе очень благодарна. А еще, если тебя не очень затруднит и ты можешь достать симпатичные темные чулки размера 9 1/2, я бы взяла пару… Пожалуйста, не сердись, что я написала целый список, и не утруждай себя…» Как говорится, мужчина готов завоевать весь мир, женщине достаточно завоевать кухню… Письма (Пауль не успел или не смог отправить свое) были найдены в ранце убитого под Смоленском ефрейтора Виттке.

Уже через полтора месяца военных действий моральный облик немецких солдат меняется. Многие прошли путь, усеянный телами, политый кровью и ненавистью «дикого» местного населения. Они почувствовали на себе силу первых контрударов Красной Армии, и во многом характер немецкого солдата определялся яростью к противнику, жаждой уничтожения всех «антигерманских элементов».

Солдат Рихард Вук, в/п № 33817, пишет своим товарищам в тылу: «Чего бы это ни стоило, но здорово, что фюрер вовремя увидел опасность. Сражение должно было произойти. Германия, что бы случилось с тобой, если бы эта тупая звериная орда пришла на нашу родную землю? Мы все принесли клятву верности Адольфу Гитлеру и мы должны выполнить ее для нашего же блага, где бы мы ни были». Потери германской армии в России, по сравнению с кампанией на Западе, воспринимались ее солдатами как подтверждение дикости и коварности большевиков.

Вот некоторые выдержки из писем простых солдат. 10 июля 1941 года: «Немецкий народ в неоплатном долгу перед фюрером, ибо если эти бестии, с которыми мы сейчас ведем борьбу, ворвались бы в Германию, то начались бы такие убийства, которых еще не видел мир». 23 октября: «У тебя чересчур упрощенное представление об этой войне. Ты думаешь, мы пришли сюда только для несения оккупационной службы… Здесь идет речь о борьбе с бандитами и эксцессами малой войны. Так, вчера русский в штатском застрелил в соседнем местечке немецкого офицера. За это была сожжена целая деревня. В этом восточном походе дела обстоят совсем иначе, чем в западном».

И уже сентябрь, третий месяц войны, показал, что настроения германских солдат стали меняться. Свое разочарование реальным положением дел на Московском направлении высказал в письме на родину ефрейтор Максимилиан Лутц из 268-й пехотной дивизии 4-й армии «Центр». 2 сентября он сообщил родным: «У нас наступили скверные времена и большие потери. Уже в течение пяти недель мы лежим на одном и том же месте и по нам все интенсивнее стреляет русская артиллерия. До Москвы еще 150 км… Полагаю, что мы уже понесли достаточно потерь. Нам также постоянно обещают, что возвратят домой, но все время впустую…» 

Двухмесячный блицкриг провалился: на третьем месяце войны Германия начала увязать в позиционных боях, наступление существенно замедлилось, а до вожделенной цели, до Москвы, было еще далеко…

Гельмут Клауссман, прошедший всю войну и всю войну писавший дневник, уже в начале 1942 года писал о войне, как о тяжкой повинности, ломавшей судьбы солдат противоборствующих армий: «Вообще перебежчики были с обеих сторон и на протяжении всей войны. К нам перебегали русские солдаты и после Курска. И наши солдаты к русским перебегали. Помню, под Таганрогом два солдата стояли в карауле и ушли к русским, а через несколько дней мы услышали их обращение по радиоустановке с призывом сдаваться. Я думаю, что обычно перебежчиками были солдаты, которые просто хотели остаться в живых. Надеялись, что после допросов и проверок тебя отправят куда-нибудь в тыл, подальше от фронта. А там уж жизнь как-нибудь образуется».

Перебегали немцы, чьи родители были не противниками, но и не сторонниками Гитлера. Известен случай, когда бойцом партизанского отряда в Умани стал немецкий солдат. «В этих партизанах был один молодой немец, его звали Ганс Олесцак. И он так хорошо играл на аккордеоне, но в одну ночь предатели донесли, что партизаны здесь, и наутро появились немецкие танки. Но Ганс не дрогнул, он надел мундир немецкого генерала и вышел к ним навстречу. Но тут же его встретила гитлеровская пуля, и он погиб, и хату сожгли, но люди и соседи похоронили Ганса на огороде, об этом знают старожилы и соседи». И таких Гансов было немало. Вот о чем пишет в своем дневнике несостоявшийся священник Вольфганг Буфф, 25 августа 1942 года (Ленинград): «Сегодня снова тихий день. Прекрасная летняя погода. Фраза: «Ожесточенные бои с переменным успехом» — означает многое. А что же будет на нашем участке фронта? Франкфурт-на-Майне и Майнц бомбят. Большое спасибо за милое письмо от Бруно. Хорошо, что у вас теперь есть свет в погребе, и что вам больше не нужно передвигаться там в темноте на ощупь. Покрыли ли вы светомаскировочной краской цинковую крышу?» И 27 августа 1942 года: «Господи, спаси нас! С пяти утра сегодняшнего дня русские наступают. Пока атаки отбиты». Это была последняя запись в тетради военного дневника унтер-офицера Буффа, составленного в форме писем и сообщений. В тот же день он, как отмечено в его солдатской книжке, погиб от пули, когда после прорыва русской пехоты на огневую позицию пришел на помощь тяжелораненому русскому солдату. Он был погребен в Мге, на солдатском кладбище 227-й пехотной дивизии, ряд 24, могила 31.

Шерше ля нефть!

Этот заголовок случайно попался когда-то на глаза, он — плагиат полный, и он как нельзя лучше отражает стремление Германии овладеть Кавказом. Это путь к нефти, которая была крайне необходима Гитлеру. Ее стратегические запасы подходили к концу уже через три месяца после начала войны. Оборона Кавказа советским командованием не подвергалась сомнению: регион стал одним из ключевых фронтов Второй мировой войны.

25 июля 1942 года первые части вермахта начали переправляться через Дон. Битва за Кавказ началась. Дневниковые записи Гюнтера Ульриха, ефрейтора: «В русской армии моему званию соответствовало звание сержанта. Мы сдерживали наступление на Ростов. Потом нас перекинули на Северный Кавказ, потом я был ранен, и после ранения на самолёте меня перебросили в Севастополь. И там нашу дивизию практически полностью уничтожили. Раз в год солдату полагался отпуск, но после осени 43-го года всё это стало фикцией. И покинуть своё подразделение можно было только по ранению или в гробу. Убитых хоронили по-разному. Если было время и возможность, то каждому полагалась отдельная могила и простой гроб. Но если бои были тяжёлыми и мы отступали, то закапывали убитых кое-как. В обычных воронках из-под снарядов, завернув в плащ-накидки или брезент. Ну а если бежали – то вообще было не до убитых. Были часы и дни, когда солдаты великой Германии, раненые, уставшие и оборванные, укрывались за одними валунами с русскими… Нам было все равно. Мы делились остатками сигарет, за это русские давали нам хоть немного еды и воды. Которой и у них не было. Как меня подобрали на санитарный катер, не помню. Что было дальше — не знаю».

21 августа 1942 года группа немецких альпинистов совершила восхождение на Эльбрус и водрузила на одной из его вершин флаг со свастикой. Благодаря пропаганде Гиммлера, этот факт имел грандиознейший резонанс во всем мире. Одновременно горные стрелки начали вытеснять с перевалов защищавшие их слабые заслоны красноармейцев.

Для советского командования необходимость создания горно-стрелковых подразделений становилась очевидной. На оборону Кавказа были брошены все силы, все резервы. В короткий срок было сформировано 12 горных отрядов. И то, что уже 

8 февраля 1943 года флаг со свастикой был сброшен с Эльбруса, было вполне закономерно — гитлеровский план захвата Кавказа провалился. Письмо стрелка дивизии «Эдельвейс» от 27 января 1943 года унтер-офицера Хорста Риммеля: «Мои солдаты обморожены. Зная до мелочей все тропы, изучая карты, мы не можем продвинуться ни на метр. Русские научились воевать в горах, им помогает, кажется мне, каждый камень, каждый куст. Они уступают нам в обмундировании, снаряжении, вооружении. Но тем не менее русский хорошо и тепло одет, накормлен, в отличие от моих солдат… И он уверен в победе, чего я не могу сказать о себе…» Два года войны… Идет битва за Сталинград…

Продолжение следует. Люди войны (часть 2)