Спасибо, что вы были, спасибо, что вы есть!

Мне позвонила завуч третьей гимназии Наталья Борисовна Шкиря:
- Вадим Сергеевич, вы не забыли, что нашей гимназии исполнилось 105 лет? Приглашаем вас в родную школу 29 октября… И опять-таки на дворе Год учителя. Петр Александрович Гутенев, бывший директор СШ № 3, должен прийти...

Боже мой, моя «школяндра», когда я начал учиться в ней, была старше меня на тридцать лет, казалась мне старой, дореволюционной постройки, но все равно была красивой и просторной. И считалась в Ставрополе элитной, быть может, лучшей в городе. И ее ученики, по крайней мере, в моем классе, были один лучше другого - интеллигентные и талантливые. Многие из них потом стали весьма известными людьми не только в крае: Юрий Филимонов, Игорь Раевский, Геннадий Таранов, Борис Цесарский, Станислав Косцов, Николай Будников, Герман Беликов…
Я, атлетически сложенный мальчишка подгорненской слободки, со своим другом Вовкой Богдановым как-то сразу затерялся среди них, оробел. Многие учились лучше меня, были отличниками, знали, кем они будут во взрослой жизни. Кто врачом, кто офицером, кто учителем, кто ученым, а я… Меньше всего хотел стать писателем, хотя любил фантазировать, сочинять вслух или писать на бумаге разные истории, пересказывать друзьям содержание прочитанных книг. Втайне от всех я мечтал быть только путешественником, как генерал Пржевальский, которого когда-то сопровождал по Центральной Азии мой прадед Иван Чернов. Возможно, поэтому я любил географию и очень уважал преподавателя географии Горецкого. Меня манили тайны прошлого, загадки вселенной. Это заметили учитель истории Беликов, учитель физкультуры Каштоян, учитель физики Кувичко – любопытнейшие личности, умевшие находить, как и директор школы Брюзгин, общий язык с подростками разного уровня развития и воспитания. Без их влияния мы, наверное, не стали бы тем, кем стали...
Повторяю, я много читал: эту науку постиг еще в пять лет на родине отца, на берегах Иссык-Куля (Киргизия). Там же я пошел в первый класс к учительнице Марии Ивановне Синусовой, которая, как и поляк Януш Корчак, считала детей «князьями чувств» и жителями особого королевства.
В ставропольской школе № 3 я начал учиться в 1947 году, хотя около улицы Казанской, где мы жили, были более близкие школы. Но моя тетя, Антонина Никандровна Жданова, инспектор гороно, убежденно считала третью лучшей школой, говорила моим родителям-зоотехникам: «Это не просто школа, это гимназия. До революции здесь учились самые одаренные дети Ставрополя».
Вначале она была женской гимназией, затем стала мужской школой; а девочки учились в средней школе № 1. А потом эти школы стали смешанными. Думаю, что зря: раздельное обучение имеет много своих плюсов.
У нас большинство преподавателей были мужчины. Они умели справляться даже с вечно голодными подростками подгорненской слободы и гонористыми ташлянцами. И со мной, непокорным казачонком, справились, направили меня на путь истинный. Первым был Алексей Максимович Беликов, наш классный руководитель, предложивший мне однажды написать очерк о Леониде Севрюкове, затем - о нашем классе. Я легко справился с заданием, и мои тексты были опубликованы в газете «Молодой ленинец». Вторым был Борис Николаевич Кувичко. Однажды он сказал: «На следующем уроке я вам объясню, как устроена атомная бомба». Я поднял руку, сказал: «Зачем откладывать на завтра? Если хотите, могу сегодня рассказать, как устроена бомба». Кувичко удивился, как и весь мой класс. Они не знали, что перед этим я с карандашом в руках прочитал книгу в переводе с английского на русский под названием «Когда в СССР будет атомная бомба». Американские ученые считали – не раньше 1957 года. Советские физики во главе с Курчатовым сделали эту проклятую бомбу чуть позже американцев, которые испытали ее в 1945 году, предав атомной смерти тысячи мирных жителей Хиросимы и Нагасаки...
- Иди, Чернов, к доске, нарисуй схему бомбы, объясни нам, отчего и почему взрывается плутоний, - предложил учитель.
Я это сделал. Восхищенный Кувичко сказал: «Ребята, вам надо читать как можно больше книг, не только художественных, но и научных».
У меня были хорошие оценки по литературе, истории, географии, русскому языку. Не очень - по математическим дисциплинам (алгебра, геометрия, тригонометрия) и… по поведению. Не везло мне в естественных науках. Я доводил до слез студенток пед-института, проходивших у нас практику, вопросами, делая вид, что не понимаю ничего, для чего пестикам нужна пыльца тычинок, говорил, что не верю, что человек произошел от обезьяны. Уж очень обезьяны лохматы и волосаты, как сторож школы Мирзоев.
- Марь Петровна, кто первым произошел – мужчина или женщина? А в Библии писано, что бог вначале создал Адама…
Мария Петровна вместо ответа предлагала мне покинуть класс.
У математика, лысого и флегматичного Ивана Ивановича, простодушно спрашивал:
- А может, дважды два будет пять?
Или:
- Лобачевский опроверг Эвклида, считал, что две параллельные линии могут пересечься. А до Лобачевского до этого додумался венгр Янош Бойаи.
- Откуда ты, Чернов, это взял? – тоскливо спрашивал Иван Иванович.
Я отвечал:
- В книжках прочитал.
В классе знали, что я посещаю многие библиотеки Ставрополя, дружу с книголюбами. А моя привычка что-то писать или читать книги на неинтересных уроках выводила из себя даже директора школы, спокойного и сурового Брюзгина. Сколько раз он вначале тихо беседовал со мной в своем кабинете, потом чуть ли не топал ногами и в конце концов предлагал: «Завтра в школу без отца не приходи»...
Отец воспитывал меня «старым казачьим способом», ремнем много раз, и бросил это делать, спросив матушку: «Аська, кого ты мне родила?».
Матушка твердо сказала: «Сережа, пусть Владька идет своей дорогой».
И вот я иду «своей дорогой» семьдесят шестой год. Ох, как долга она! А родную школу, ее учителей помню так, как будто расстался с ними только вчера. Особенно тех, кого назвал по фамилиям. Я еще раз низко кланяюсь им, благодарю, благодарю за все сделанное ими. Они учили, воспитывали нас, не щадя себя. Это были учителя атлетов, великие педагоги! Наверное, моя грудь стала шире, чем у них. Это нормально, так и должно быть. Вот почему я твердил и буду твердить до конца жизни: «Спасибо, что вы были!».
Мне хотелось бы, чтобы подобное о своих учителях сказали через пятьдесят лет нынешние ученики вечно молодой гимназии № 3. Я, как и Гутенев, состарился, гимназия – нет…
Вадим ЧЕРНОВ