Старый аккордеон

Утром состоялся допрос бабушки. «Скажи мне, только честно, там что? Чья-то могила? Чья? Кто такой Леша? Твой ребенок или кто? Кого ты там скрыла?» – «Нет-нет, мой дорогой внук! Я все расскажу, только прошу, не надо выдавать меня... Ты же знаешь, что будет! Придут власти, начнут разбираться... А я уже старая, как я все перенесу? А тебе расскажу, тут скрывать от тебя нечего. Просто мы с мамой всю жизнь боялись, что кто-то узнает нашу тайну, а времена-то нынче какие...»

И со слезами, тихо покачиваясь в кресле, бабушка начала недлинный рассказ. «В войну, Вторую мировую, немцы и не уходили из Польши чуть ли до 45-го года! Некоторые, не поверишь, перевезли сюда семьи! И их дети выгоняли нас с улицы: мы были, как слуги. Старались не связываться, а то расстреляют, как евреев! Это у них было быстро: соседку убили ни за что. А тут их, как камнем огрели: все начали собираться враз, семьи и вещи на грузовики – и убегать! Ну и началось: в город вошли русские, оставшиеся немцы сопротивлялись. Война была, ужас: бомбили все, что видели! И русские бомбили, и немцы бомбили. Таскали свои пушки с улицы на улицу. Когда русские уже подходили к нашему дому, завязался настоящий бой! Дом наш с одной стороны был развален: часть стены упала, и мы с мамой прятались в маленькой комнате под старой кроватью. Ненадежное укрытие, но казалось, что нас не найдут. А сами мы видели через пролом, что творится на улице. Мимо нашего дома бежали русские солдаты, иногда падали, нелепо взмахнув руками. Прямо напротив нас остановился солдат с аккордеоном. Вокруг него летят снаряды, пули, а он стоит. Тут опять в дом попали, посыпалась пыль и полетели камни. Мама закричала, солдат нас услышал. Только повернулся к нам – и тут его убило. Он, когда падал, как будто старался накрыть собой инструмент. Ну и все: немцы ушли, русские остались ненадолго. Собрали погибших товарищей, отвезли на наше кладбище. Там похоронили... А «наш» солдат так и остался под нашим домом за розами. Мы с мамой так боялись вылезать... И кого искать? Русские тоже оставили город: все было в дыму, дома горели, там и сям валялись трупы немцев. Вот что им мешало молча собраться да уехать? Нет, на что-то ведь надеялись! Мы с мамой только ночью вылезли из-под кровати. Вышли на улицу. «Наш» солдат, молоденький совсем, лежал в двух шагах в маминой клумбе. Она не побоялась: сама вырыла ему могилу, там же, среди обломанных и обгоревших цветов, сама раскатала широкий плащ, что был у него поверх шинели, уложила в него тело солдата и похоронила в этой клумбе. Сначала просто выровняла это место. А когда мы сами, уже весной насобирав битого кирпича, заделали дыру в стене, мама посадила эти лилии. И никто не догадался, что там могила. Мы всю жизнь охраняли ее, сажали новые цветы, чтобы закрыть это место. Ты пойми: мы просто боялись. Времена какие были... Когда хоронили парня, нашли у него в кармане несколько фотографий. На одной он сам и подписано: Леша. Мы и не знали, я и сейчас не знаю, что это за имя. Ну и все... Он там. Конечно, нужно бы на кладбище, со священником... Нужно только силы собрать». – «А этот аккордеон, что на стуле стоит? Это что – его?» – «Да. Всю жизнь мы боялись, что кто-то узнает. Но рука не поднималась убрать его подальше. Это ведь память о молоденьком солдате Лёше, что лежит у самых наших окон. Так и простоял его аккордеон. Если бы родных найти, мы бы его отдали им...»

Тадеуш долго не мог прийти в себя. Он всю свою недолгую жизнь видел аккордеон, блестящие пуговицы кнопок, белые и черные клавиши. Вон он стоит! Потянулся, взял инструмент в руки и растянул мехи. Жалобно пискнув, инструмент так и не заиграл. От старости он просто рассыпался, а мехи лопнули и только жалобно вздыхали в сильных руках. «А ведь он был, как я. Мой ровесник... И смотри ты, на войне, о которой я толком ничего и не знаю. Смотри ты... Как же передать его в Россию? Русские будут благодарны. Должны быть...» Аккордеон еще раз пискнул и вздохнул, когда Тадеуш устанавливал его на прежнее место. И тут он снова почувствовал на себе чей-то взгляд! Посмотрел в окно и увидел, как чья-то рука медленно сползла с подоконника. И чья-то голова чуть сдвинулась в сторону. За окном белый день, светит солнце, цветут цветы. «Кто ты?» Выглянул в окно. На скамье сидел молодой парень, в военной форме, почему-то уткнув лицо в ладони.

Тадеуш вышел к нему. «Ты кто? Где-то идет реконструкция и ты – русский? Где вы собрались?» Парень поднял голову: «Нет. Я – Леша. Ты не знаешь меня. Я тут лежу, похоронен тут. Не бойся, я просто скучаю по маме, жене и сыне. И по своей музыке». – «Знаешь что... Давай так: я найду людей, кто сможет тебя увезти на родину. А ты мою бабушку не пугай. Ладно?» – «Да я не пугаю... Что ж я – не понимаю? Я и так благодарен твоим бабушкам, что похоронили меня тут, рядом с людьми... Хочу домой». Кто-то окликнул, Тадеуш повернулся и как будто очнулся: на лавке он один. Никого нет.. Но он же только что видел и разговаривал с ним... О Боже! Вот так напугает бабушку и что делать? Старушка не переживет...

В тот же вечер он уехал домой, в Варшаву. Сутки сидел у компьютера, искал хоть кого-нибудь, кто имеет отношение к армии. Нашел! Целый отряд поисковиков – они обещали приехать.

Через месяц состоялась встреча у дома бабушки. Мужчины разных возрастов, одетые в форму цвета хаки, разговаривали с бабушкой. Та, заливаясь слезами, рассказала все, что помнила. Была ведь маленькой девочкой... Показала стену, которую заделывала ее мать, показала могилу, где покоится русский солдат. Мужчины посовещались, достали какие-то бумаги, отправились в магистратуру. А у дома стали собираться люди. Даже ксендз пришел: весть о русском солдате в один миг облетела городок.

Мужчины вернулись, достали лопаты, стали молча копать. Люди вокруг тоже молчали, и только ксендз, став на колени и подняв над головой крест, тихо молился. Рядом с бабушкой мужчины поставили красный ящик. Бабушка, увидев его, тут же позвала молоденькую девушку и отправила ее в магазин купить ленты и кружева: у нашего солдата все должно быть красиво, как у христианина, отдавшего жизнь за них с мамой.

И вот показались обрывки какой-то ткани, потом мужчины стали деловито выкладывать на расстеленный брезент кости... Бабушка уже вслух рыдала, руки ее мелькали, сотворяя из лент и кружев красивое обрамление красного ящика. Потом в ящик уложили все, что подняли из могилы, и забили гвоздями. Старший из мужчин тихо сказал: «Ну... Прощайтесь...» Бабушка обняла ящик, на красной материи появились круги от слез. Старший подошел к Тадеушу: «Ну все. Мы узнали, как его зовут, откуда он. На границе передадим его украинцам. Они перевезут его в Россию. Спасибо тебе, Тадеуш. Если хочешь, поехали с нами». – «Да. Конечно...»

Ехали долго, мужчины рассказывали, что работают так давно. Что они волонтеры, что уже не впервые они так отвозят солдат на их родину.

На границе их уже ждали веселые и здоровенные украинцы. Как на подбор: все с усами, их смех был слышен раньше, чем их увидели. А когда машина подъехала и стали выгружать ящик, все, как по команде, стали на колени, опустив головы. Потом взяли ящик. «А как же вы поедете, у вас же вроде беспорядки?..» Тадеуш искренне не понимал: ведь им отдали врага. «Та што ты? Мы ж со Львова! Кого нам бояться?» И машина поехала вперед. Тадеуш оглянулся: все, кто был с ним, стояли на одном колене, провожая русского солдата. Он тоже встал и опустил голову. Почему-то болели глаза.

Через неделю в новостях показали, как украинцы передают останки русского, и снова на границе. Его похоронили. На родине нашлись его правнуки. Им вручили орден и медали...

Тадеуш напряженно смотрел в экран. Было странное чувство – как будто брата хоронили. Бабушка рядом плакала, но уже без скорби. На ее клумбе больше не было лилий, соседи принесли другие цветы, и бабушка посадила их на бывшей могиле. Больше не было тайн, аккордеон стоял на своем месте, да и все было на месте... Анечка звонила, просила прощения, плакала. Когда они наконец поженятся, первый сын будет носить имя Лёшек. Он так и не понял, как Леша может быть Алексеем. Кирпичи с его могилы бабушка аккуратно сложила у стены: убирать не будет, это – память...