Три минуты на встречу с небом
Станислав МаслаковЯ очень боюсь высоты. Собственно, это вполне нормальное свойство организма – не стыдно и признаться. Кольми паче, сам Шаляпин говаривал, что ничего не боятся только идиоты. А посему вопрос лишь в том, как мы выстраиваем отношения со своими страхами. Некоторые из них весьма полезны, замечательно компенсируют недостаток рассудительности и нередко спасают жизнь. Другие, напротив, эту самую жизнь отравляют. Например – боязнь сцены. О ней-то и говорил великий певец.
Как бы то ни было, нет ничего прекраснее, чем побеждать собственные страхи. В разумных, конечно, пределах и без особого риска для жизни. Этим мы и занялись на прошлой неделе при помощи Ставропольского ДОСААФ.
Прыгнуть с парашютом оказалось не так-то просто. Помимо оплаты (а существует наш аэроклуб как раз на эти деньги, помощи от государства – почти никакой) нам предстояло строгое медобследование, несколько часов теоретических занятий и зачёт. В общей сложности – почти неделя подготовки.
И вот – суббота, немыслимые в законный выходной 5 утра. Небо только начинает светлеть на востоке, комары неистовствуют. После восхода они переродились в не менее надоедливых мух. Девственное разнотравье аэродрома ДОСААФ подпирают дачные кооперативы, лес и сияющий огнями микрорайон «Перспективный».
- Отличное утро для смерти! - подбадривает нас самый весёлый из новичков. Вообще все мы, «перворазники», стараемся компенсировать волнение чёрным юморком, чем раздражаем опытных спортсменов. Они-то боятся куда меньше, зато весьма суеверны.
На поле нас ожидает ещё одно обследование – всем парашютистам, даже профессионалам, измеряют давление. Сюрпризы в небе никому не нужны. Сразу после врача идём к инструкторам на экипировку. Парашюты они укладывали сами, так что риска сделать что-то не так на стадии подготовки у нас нет. Система неудобная, но надёжная. Парашюты (из тех, что доступны новичкам) двух видов – Д-6 и Юниор. В первом надо дёргать за кольцо, но зато потом можно немного управлять своим полётом. Во втором всё происходит автоматически. Впрочем, это вопрос не личных предпочтений «перворазников» - тут уж кому что досталось. Мой Юниор кажется очень тесным, явно не по моим, не совсем уже юношеским габаритам. А ещё зря я заучивал до автоматизма «221, 222, 223, кольцо, 224, 225, посмотрел на купол». Ничего, в следующий раз пригодится.
К взлётной полосе подкатывает зелёный монстрик – АН-2, он же – «кукурузник». Старенький, но, по моим совершенно непрофессиональным ощущениям, – в идеальном состоянии. Самолёт разворачивается в последний момент, до этого явно намереваясь врезаться в наши нестройные ряды. Вот тут-то всё начинает приобретать фатальную реалистичность: прыжок состоится!
Дальше всё происходит быстро. Первую партию новичков выбрасывают за 15 минут, самолёт снова лихо выруливает к нам. Потом – тряска по полю, комок в желудке и прочие прелести набора высоты. Те, кто много летает, привыкли, а нам – всё в новинку. Пока самолёт выписывает кренделя, поднимаясь до нужной точки, в иллюминаторах открывается чудесный вид на Ставрополь. Наш город с высоты птичьего полёта просто великолепен: правильные прямоугольники кварталов, ровные полоски дорог, белые дома и море зелени. Сверху не видно ухабов, грязи, мусора, дома выглядят новыми, а потому оттуда всё кажется идеальным.
Но любоваться красотой приходится недолго – дверь в пустоту гостеприимно открывается, в самолёте раздаются три гудка. Почему-то казалось, что они должны звучать как-то иначе: или сирена, или звонок, а получился клаксон автомобиля, только очень громкий. Два гудка: пора вставать. Ноги – ватные. Приходится прилагать все усилия, чтобы сделать пару шагов к тому, что авиаторы называют «обрез двери». Инструкторы поддерживают во всех смыслах: и физически, и психологически. Улыбаются – мол, всё отлично, не дрейфь! Один гудок. Парень передо мной исчезает, и через мгновение инструктор хлопает по спине: пошёл! Невероятным усилием, подавляя животный страх, вываливаюсь наружу.
Две секунды взрытые самолётом потоки воздуха болтают меня как тряпичную куклу. Матерюсь то ли в голос, то ли про себя. Небо, не выдерживая такого святотатства, одёргивает меня – в прямом смысле этого слова. Это называется динамическим ударом – рывок, когда парашют раскрывается, и свободное падение резко замедляется. Всё же ругаюсь ещё раз – теперь от восторга. Пусть я безвольно болтаюсь в подвесной системе и мало похож на птицу, всё равно это – полёт!
Жаль, длиться ему недолго, а сделать за это время надо многое: проверить, хорошо ли раскрылся купол, отключить автоматическую систему запасного парашюта, не слишком ли близко другие «прыгуны», наметить точку приземления… Между тем земля приближается всё быстрее. Восторг сменяется обидой: уже и всё? Так мало? А снизу кричат в мегафон, чтобы мы держали ноги и не смотрели вниз.
Предугадать момент столкновения с землёй невозможно. Удар довольно чувствительный, но испугаться не успеваю. Падаю, тут же встаю, прислушиваюсь к себе: вроде целый. Я нетвёрдо стою на твёрдой земле, рядом приземляются другие парашютисты, вокруг меня пышет жизнью ромашковое поле, а сверху над всем этим – чистое синее небо. И я – оттуда! Обида снова сменяется восторгом: я только что шагнул в пропасть, преодолел страх, летал… Но пока – пора плести «косичку» из строп, сворачивать парашют и убираться наконец со взлётно-посадочной полосы.
«Перворазники» взахлёб делятся впечатлениями, профессионалы одобрительно посмеиваются над нами, а у меня только одна мысль: я хочу ещё!
P.S. О буднях и проблемах Ставропольского аэроклуба читайте в статье Никиты Пешкова в ближайших выпусках «Вечёрки».