В дебрях старого леса
.(отрывки из документально-художественной повести «След на Земле»)
Природу я любил всегда. Мне нравится наблюдать восходы и закаты, свечение радуги после дождя, причудливые фигуры облаков, которые всё время меняются, перемещаются и тают в бархатной синеве неба. Ещё будучи подпаском при овечьей отаре (до пастуха недотягивал по возрасту), не раз наблюдал, как лёгкий ветерок взъерошивал серебристые метёлки ковыля, и степь становилась похожей на море, а шорох травы напоминал шум гальки, выкатываемой волной на берег. Меня не пугали густые кустарники, я мог один часами бродить по лесу. Но, побывав однажды наедине с природой в дебрях старого леса, стал бояться его, шарахался от кустов, как заяц, а заросли терновника и шиповника старательно обходил стороной...
Апрель 1943 года - первая весна после изгнания немцев из родной Архиповки. Пригорки украсились первоцветами: жёлтыми, голубыми, светло-коричневыми в крапинку, как сорочьи яйца. На полевом стане и в бригаде от рассвета и до темна не прекращалась работа - самый разгар весеннего сева. В поле были все, кто мог трудиться. За малышами присматривала воспитательница колхозного детсада Полина Моисеевна Российская, которая опекала нас, как наседка цыплят, всё время пересчитывала и окликала по именам - мы были дети резвые, все время куда-то убегали. Когда она объявила, что идём на прогулку в лес, все были в восторге. Там было красиво: высокие сосны, вкусно пахнущие хвоей и смолой, кустарники с уже начавшими проклёвываться почками будущих листьев и маленькими лесными пташками на веточках, которые звонко пересвистывались между собой, перепархивая с места на место, потревоженные нашим вторжением в их птичье царство. Дети с веселыми воплями разбежались по лесу, стали собирать цветы и делать из них букеты. Я тоже увлёкся сбором цветов, представляя, как соберу большой красивый букет и принесу его маме. Вот она обрадуется! Те минуты в жизни, когда мама радовалась, для меня были просто счастливыми. Весь в мечтах, я очнулся, когда перестал слышать крики и радостные вопли своих товарищей. Я не испугался - подумаешь, отстал от группы, сейчас догоню. Быстро пошел в том направлении, где должны были быть ребята, время от времени громко крича, но, когда никто не отозвался, стало тревожно. В этих местах я не был ни разу, вокруг непроходимые кустарники подлеска, густые и обширные заросли колючих кустов терновника, шиповника и боярышника, продраться сквозь них было просто невозможно. Я вспомнил рассказы о волчьих стаях, даже не подумав, что никакой волк не сможет пролезть через эту колючую преграду. В кустах послышалось шуршание сухой листвы, я даже присел, а потом долго переводил дух, глядя, как сквозь густую поросль продирается ёжик. Не успел отдышаться, как новое шуршание листвы, прямо под ногами заставило меня отпрыгнуть - змея! В голову не пришло, что змеи ещё спят. Это была изумрудно-зелёная ящерка, гревшаяся на солнце, испуганно шмыгнув в молодую травку, она посмотрела на меня своими немигающими бусинками глаз. Только перестало колотиться в груди, как резко вскрикнула сойка, и у меня снова от страха всё похолодело. Я пытался бежать, но куда там! Мало того, что ноги мои были как ватные, мне с трудом приходилось продираться сквозь дебри леса, который всегда казался мне таким приветливым, красивым и спокойным. Я вздрагивал от каждой качнувшейся ветки, от взлёта пташек, которые устраивали свои гнёзда в безопасных зарослях. Стрекот сороки, как автоматная очередь, окончательно лишил меня сил. И вдруг я вспомнил, как женщины, возившие на коровах зерно на элеватор, рассказывали, что видели в лесу каких-то людей, в лохмотьях, заросших, страшных. Это были дезертиры - то ли немцы, то ли наши, война-то продолжалась. Их не ловили, некому было, да и вреда эти люди пока никому не приносили. Мысль о лесных людях испугала меня. Уже ни волки, ни змеи мне были не страшны - я мечтал об убежище, где можно было бы спрятаться от дезертиров. Я побежал, не чуя под собой ног, натыкался на деревья и кусты и неожиданно выбежал на большую поляну. Уже наступал вечер, лучи заходящего солнца высвечивали огромную кучу каких-то ящиков, мешков, коробок, брошенных посреди поляны, видимо, отступающими немцами. Пока я разглядывал всё это добро, которому нашлось бы применение в домашнем хозяйстве, наступили сумерки, мне хотелось есть, болело всё тело, ноги были в сплошных красных полосах, которые кровоточили и щемяще болели. Подумал - раз меня не нашли, надо спрятаться до утра, чтобы не заметили лесные люди, а утром поищу дорогу домой. Я забрался в большой картонный цилиндр, остро пахнувший порохом, рогожным мешком закрыл отверстие и попытался уснуть. Из полудрёмы меня вывели крики - кто-то звал меня по имени, кто-то просто аукал. Пятясь назад, я выполз из своего укрытия и тут же попал в объятия брата Володи. Оказывается, он со своим другом Николаем Мезенцевым и еще с добрым десятком парней уже несколько часов искали меня и от радости, что я нашелся, начали вопить на весь лес.
Дома мама обмыла мои ссадины, долго отогревала меня на тёплой лежанке. Однако лесное приключение для меня так просто не обошлось. Я заболел. Болезнь, вызванная испугом, захватила меня в свои страшные объятия. Днём я боялся даже подойти к кустам, ночью мучили кошмары: щерили клыкастые пасти волки, косматые люди пытались утащить меня в лес - я кричал, плакал и просился к маме, не замечая, что она рядом. Помогла соседская бабушка, которая несколько дней на восходе и закате солнца «выливала» воском мой испуг, читала надо мной молитвы. Я перестал бояться ночи, спокойно засыпал, а природа снова стала ко мне дружелюбна и приветлива. Воспитательница детсада, Полина Моисеевна, долгие годы при встречах со мной вспоминала этот случай и всегда корила себя, что тогда недоглядела и позволила ребёнку уйти в чащу леса...
А дезертиров я всё-таки увидел. Пока эти люди ничем не проявляли себя, о них знали, но не боялись. Они прятались где-то в гуще леса, жили в схроне, дороги к ним никто не знал и не искал. Но однажды в селе пропала девушка, и кто-то видел, как её вели двое мужчин дикого вида. А потом едва не случилась беда в нашем доме - пятнадцатилетнего брата Володю лесные люди захватили в лесу. Они учинили брату допрос: сколько в селе мужчин, есть ли солдаты и милиция, что делается в селе - хотели знать всю обстановку. Володю отпустили, но пригрозили убить всю семью, если он кому-либо расскажет об этой встрече. Дома брат всё рассказал маме, и та сразу же побежала в сельсовет. Вызванный из района конный отряд милиции состоял из одних девушек. Жители села сомневались, что они осмелятся пойти в чащу леса, однако девушки-милиционеры выследили и задержали дезертиров, которых оказалось двое. Связанные верёвками, под конвоем, эти люди прошли через всё село к сельсовету, и жители села кто с любопытством, кто с ненавистью, а кто и с жалостью смотрели на них. Я тоже смотрел на этих несчастных то ли немцев, то ли наших с заросшими лицами, косматыми головами, белыми от испуга глазами, в каких-то жутких лохмотьях пленников, источающих звериный запах страха, и не испытывал ничего. Ни дневные, ни ночные кошмары меня больше не пугали...
О пропавшей девушке ходили разные слухи, но точно никто ничего не знал. Через некоторое время, уже после войны, в селе говорили, что кто-то из сельчан видел ее в горном ауле - она была замужем за известным чабаном и у неё уже было четверо детей...
