В хороводе кувшинок и лилий…

Говорят, если в водоеме плавают кувшинки и водяные лилии, значит водоем чистый. Ну или раки не живут в загрязненной воде – не умеют приспосабливаться. Датчики благополучия в обществе.

Я не лилия. Я рак, скорее. Назад пячусь – в смысле, оглядываюсь, чтобы постоянно делать выводы. Для меня всё всегда – здесь и сейчас.

Причем вот что интересно – это касается не только личных переживаний, но и общественных тоже. Соврал с экрана умный дяденька – я ему этого никогда не забуду и не прощу. И не поверю больше ни одному его слову – что ж там пересчитывать, где истина, где ложь. Умелое дозирование правды и неправды в конечном счете рождает только зло. Которому нам предлагается служить. Но я не стану. Я спокойненько так лягу на дно, буду лениво шевелить клешнями, пуская усы свободно колыхаться по воле водяных струй и апатично наблюдая за этим. Мне скажут: «Как же так, ты должна строить прекрасное будущее! Ишь, какая хитренькая! На чужом горбу хочешь въехать в царствие небесное! А ну-ка живо хватай лопату и давай копать!». А я не схвачу. Да и царствия мне вашего не надо никакого. Мне и здесь неплохо, в общем-то.

Впрочем, вру: плохо. Последний раз так было в конце 80-х, когда вдруг очень четко осозналось: все перемены вокруг спровоцированы только для идентификации недовольных. Недовольных окружающей действительностью, землей, небом, качеством бытия…

…Я мучилась тем, что не могу бросить своих друзей на произвол судьбы. Мне нужно было подписать письма в их защиту: их поувольняли с работ, они порасходились с женами, их продолжает преследовать в общем-то уже агонизирующая власть… Но подписантам и нынче, прикидываю, несладко придется, я не могу потерять работу, на мне двое маленьких детей и слепнущий отец. Но не подписать я тоже не могу.

…А он, он мне нравится. Я тут же проникаюсь к нему доверием. У него тонкое интеллигентное лицо, он говорит умные вещи, он комментирует фильм «Евангелие от Матфея» Паоло Пазолини настолько глубоко и страстно, что я, замшелый атеист, ощущаю нечто вроде религиозного экстаза. И вдруг понимаю: вот с кем мне надо поговорить! Он подскажет, как вырулить из этого внутреннего тупика. И я вызываю его на лестничную площадку (Пазолини смотрим у кого-то дома). Путаясь в словах и чувствах, пытаюсь как можно четче выложить все, что меня терзает. Он прерывает на полуслове: «Думаю, сейчас надо рисковать!». Поворачивается и уходит. М-м-м… Я потихоньку двигаюсь по лестнице вниз, боясь расплескать свою боль.

Да-а, бедный рак только для омута и годится, лежать ему там и не париться, не высовывать свою усатую башку. Омут ведь тоже кому-то дом, дом чистый и прибранный. И жизнь в этом доме совершенно иная – без суеты и желания выставиться. И вода там темна не от низменных страстей и тяжелых пороков, не от житейских бурь и социальных потрясений, не от грязи – от глубины.