В условиях стабильной напряженности

Итак, обстановка в крае сложная, и специалисты прогнозируют ее дальнейшее осложнение. Да, сотрудниками ФСБ и спецподразделений ГУВД края на Ставрополье в последнее время нейтрализовано 28 участников бандформирований. Двое уничтожены уже в нынешнем году. Это Кунтуканов (убит в перестрелке под селением Каясула 23 февраля) и Ильясов (уничтожен во время боестолкновения в Нефтекумске 14 марта). Согласно оперативной информации, эти двое были переправлены с территории Чечни для подготовки и совершения террористического акта. Имевшие солидный «послужной список», бандиты были уроженцами Ставропольского края, нашими с вами земляками. Здесь в свое время и были завербованы…

Так что работа по противодействию экстремизму ведется. Но, оказывается, даже у спецслужб здесь во многом связаны руки. Благодаря пресловутым пробелам в родном законодательстве. Например, авторов экстремистских материалов, распространяемых посредством телекоммуникационных систем, очень трудно привлечь к уголовной ответственности, поскольку согласно действующему законодательству интернет не является средством массовой информации. Не решен вопрос об оперативной подследственности, нет четкой законодательной квалифицирующей терминологии. Это лишь несколько факторов, создающих трудности противодействию экстремизму, из тех, что перечислил в своем выступлении заместитель начальника УФСБ по Ставропольскому краю Юрий Скворцов.

Что означает, например, отсутствие в законодательстве четкой терминологии? Это самое отсутствие предопределяет наличие лазеек, благодаря которым человек, занимающийся, скажем, распространением экстремистской агитационно­пропагандистской литературы (по нынешним реалиям – враг), может уйти от ответственности. Недавний пример: задерживается партия литературы исламистского толка. Правда, последнее надо доказать. Книжки отправляют на экспертизу в Дагестан (на Ставрополье она не проводится). В соседней республике их долго исследуют и дают заключение, что это ваххабитская литература. Но это заключение в условиях Ставропольского края мало что дает. Дело в том, что в Дагестане (на республиканском уровне) принят закон о противодействии распространению ваххабизма, а у нас такого закона нет.

И, вероятно, не будет. Оказывается, уже из центра поступают рекомендации вообще не употреблять слово «ваххабизм» применительно к исламистским экстремистским проявлениям. Поскольку в числе партнеров России в последнее время оказались страны, где ваххабизм является государственной религией.

Вообще­то ибн­аль­Ваххабу в своем XVIII веке и в страшном сне не могло привидеться, во что будет трансформировано его учение на рубеже второго и третьего тысячелетий. И по сию пору есть богословы – последователи его изначального учения, и есть практики – приверженцы самой радикальной его ветви. На территории нашего края мы имеем дело с последними. Богословы у нас электрички не взрывают, к родственникам и одноклассникам (как в марте в Нефтекумске) с арсеналом оружия гостевать не ходят… И если слово «ваххабизм» вдруг стало у нас неполиткорректным, то пусть законодатели подберут другое. И выпустят законы с четкими терминами и формулировками, общими для всех субъектов Федерации.

А кроме этого необходим целый комплекс мер, законодательных и правовых актов, направленных на стабилизацию обстановки.

В том числе необходима программа по обеспечению занятости населения, где особое внимание должно быть уделено молодежи. Это подчеркивали в своих выступлениях многие участники совещания. Ведь именно неокрепшие сознания и души в первую очередь оказываются под прицелом.

Нынешний имам Пятигорска Мухаммад Хаджи Рахимов, ранее работавший в Карачаево­Черкесии, с горечью вспоминал время активного функционирования в этой республике учебного центра «Кавказ»:

­ У нас тогда руки опустились, ­ говорил он. – За два месяца обучения в этом центре ребят превратили в зомби. Они знали только «Аллах акбар! Джихад!», сборку и разборку автомата.

Он поддержал тревогу выступавшего перед ним старшего имама восточных районов края Асана Кайбалиева о проникновении в край суфистского (мюридистского) течения, о попытках создания суфистских организаций в вузах, что противоречит даже канонам. Суфизм, говорили имамы, сродни монашеству, предполагает полное отречение от мирских благ, но решение это принимается человеком лично, а вовсе не коллегиально. Какие же могут быть организации? К тому же поднимается на знамена история Кавказской войны, где мюриды сражались против чужой им веры. А сейчас им чуждо не только православие, но и традиционный ислам.

­ Мюридизм, ­ говорит М.Рахимов, ­ в целом более опасен, чем ваххабизм. Ваххабизм – это вспышка, а мюридизм – поэтапная обработка, в результате которой человек перестает владеть собой…

Имам высказал мысль о необходимости создания на Ставрополье духовного управления (муфтията), который бы и отвечал за проповеди духовных лиц. Управление в КЧР, курирующее и Ставрополье, с этой задачей не справляется. А светская власть и правоохранительные органы просто не имеют рычагов для полномасштабного противодействия внедрению опасной идеологии.

Что касается проповедей – так практически не имеют. Тут мы снова наступаем на те же законодательные «грабли». Церковь (любого вероисповедания) у нас по­прежнему отделена от государства, соответственно, государство со всеми своими структурами мало что в тонкой религиозной сфере может контролировать. Многочисленные религиозные ответвления и секты этим очень умело пользуются. А много их потому, что свобода совести – это наше конституционное право.

Так что светские власти (администрации), которые пытаются запрещать на своей территории не только деятельность, но и просто мероприятия той или иной религиозной организации, нарываются на жалобы и судебные иски. Недовольство высказывается, даже если власти поддерживают исключительно православные приходы, помогают в проведении мероприятий, строительстве. Несправедливо, мол.

При этом сами порой не брезгуют даже, скажем так, изящными провокациями, которые таковыми являются по сути, но не юридически. Потому что законом не оговорено, что возле храмов и молельных домов не должно осуществляться распространение литературы иного религиозного толка. Вот иеговисты летом и распространяли свои брошюры возле Андреевского храма. А православные прихожане восприняли это как оскорбление… Пришлось подключать милицию. Едва ведь до массового столкновения не дошло. А если бы дошло, то по закону отвечали бы не инициаторы акции. К ним, кроме бесед про этические нормы, ничего применить нельзя.

Этика – понятие хорошее, но по нашей жизни слишком эфемерное. Ее как дымкой наносит. В нужные моменты она есть с прилагающимися показным уважением и смирением. Но моменты проходят, и растворяются вместе с ними понятия об этических нормах…

На этом совещании приводилось много примеров, которые свидетельствуют о том, что деятельность разного рода организаций, позиционирующих себя как духовные, рушит семьи, калечит судьбы людей. Разве это заложено в понятие «свобода совести»? Значит, нужны новые законы – те, которые бы не позволяли трансформировать свободу совести в свободу от совести. Потому что та «свобода», которая имеется, рождает безнаказанность и только усугубляет напряженность, которая и так переполняет общество. Такая «свобода» ­ непозволительная роскошь в условиях, когда идет борьба за души и сознание людей. Борьба за будущее страны.