Век живи, век учись, а…

Как же жить, не зная, что будет,
не зная, что нас ожидает.
Л. Н. Толстой

Казалось бы, этакая простецкая шуточка — мол, чего дергаешься, сколько ни живи и сколько ни изучай всю эту жизнь, крутящуюся вокруг тебя, все равно все напрасно, так ничего и не поняв, кто ты, зачем ты и что за штука она, эта жизнь, дураком и помрешь.
Есть ли здравый смысл в этой поговорке и в чем ее истина? Она повествует о бесцельности нашего пребывания в том временном отрезке, выделенном каждому из нас. Почему это может быть в принципе? Наверняка потому, что учились не тому, что надо было учить, зазря тратя время. Мудрые утверждали, что в мире есть только одна наука, которую непременно необходимо освоить каждому, — это наука о том, как жить. Мы не будем останавливаться на анализе учебного материала школы и вузов (это не наша тема), ибо науке жизни учит сама жизнь. Помните, у М. Горького есть книга «Мои университеты» — этот вуз и есть жизнь.
Однако причина несостоятельности многого того, чему мы научились в жизни, в том, что абсолютное большинство из нас учится в университете жизни с его «черного» входа, и, как оказалось, там преподают совсем иные предметы взаимоотношения с ней, жизнью. Если у народного крыльца раздают знания, как стать счастливым, научившись быть сострадательным; как стать богатым, впитав в себя истоки щедрости; как стать милосердным, учась быть полезным, то с «черного» входа учат совсем другому: как с помощью хитрости и обмана обвести всех вокруг пальца и захватить лучшее место под солнцем; как растолкать всех локтями и стать первым у котла, где бесплатно раздают манную кашу или приватизируют народное достояние; как, ничего полезного не сделав для народа, успевать подставлять грудь для орденов и медалей и т.д. И почему у того самого «черного» входа такая многочисленная толпа — приходится записываться с ночи, написав на ладони заветный номер (как в голодные послевоенные годы в очередях за хлебом), почему? И почему у центрального входа столь малочисленно, почему никто не хочет изучать жизнь по учебникам добродетели?
Пока мы крепки, юны и здоровы (как молодые волки), нам некогда и не к чему задумываться о том, что у того личного времени, которое называется «жизнь», непременно когда-то будет окончание. И мы, не ведая этого, торопливо набиваем карманы всяким и разным, как воры, попавшие в ювелирный магазин и второпях, до появления стражи, хапающие все с витрин.
Но затем приходит время, когда облысела голова и зубы за ненадобностью посыпались изо рта, и живот стал таким, что впору, как дерево, мерить в обхват, и вдруг тебя пробивает крамольная мысль (как первый звонок), что скоро все, конец, и все мирские потуги, набитые карманы и полная обустроенность не принесли желанного покоя и умиротворенности. И мысли приближающегося личного конца Света все крепче сжимают горло железной хваткой. И тогда наступает прозрение, что время-то прошло зря — то, чему надо было бы научиться, так и не освоено. Но мудрые поучали, что учиться никогда не поздно, ибо нам нельзя умирать неучами, так как в таком случае жизни были бы прожиты просто зазря. Какой же урок столь необходим нам в первую очередь? «Кончается ли наша жизнь со смертью — это вопрос самой большой важности, и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим мы или нет в бессмертие, и поступки наши будут разумны или бессмысленны. Поэтому главная наша задача должна быть в том, чтобы решить вопрос: совсем или не совсем умираем мы в плотской жизни, и если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас смертно и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни должны больше всего о том, что бессмертно, чем о том, что смертно. Люди же обыкновенно поступают как раз наоборот». (По Паскалю).
И тогда следующий вопрос самому себе: а кто же тогда боится смерти и заставляет нас покрываться холодным потом при одной мысли о ней? Все ясно — именно то, что и умирает: наше тело. И каждый несомненно и неоднократно где-то внутри чувствовал некую иную уверенность, что смерти нет — это наша душа шепчет нам на ушко: «Дружок, не бойся, в тебе нечему умирать, но прошу тебя, будь достоин бессмертия». Ибо на самом деле в бессмертие не верит только тот, кто никогда серьезно не думал о смерти. Л. Толстой говорил: «Ничто так не утверждает в неуничтожимости, безвременности своей жизни, ничто так не способствует спокойному принятию смерти, как мысль о том, что, умирая, мы вступаем не в новое состояние, а только возвращаемся в то, в котором были до рождения, — и продолжает: — Смерть — это перемена в теле самая большая и самая последняя. Перемены в нашем теле мы все переживали и переживаем сейчас: то мы были голыми комочками мяса, потом стали грудными детьми, потом выросли волосы, зубы, затем зубы выпали и выросли новые, через десятилетия мы стали седеть, плешиветь. И всех этих перемен мы не боялись. Отчего же мы боимся последней перемены? Оттого что никто не рассказал нам, что с ним случилось после этой перемены. Но ведь никто не скажет про человека, если он уехал от нас и не пишет нам, что его нет, а скажет только, что от него нет известий. То же самое и об умерших: то, что мы не знаем того, что будет с нами после смерти, как и то, что было с нами до этой жизни (до рождения), показывает только то, что нам это не дано знать, потому что не нужно знать. Одно мы знаем — жизнь наша не в переменах тела, а в том, что живет в этом теле. А живет в этом теле существо духовное, а для духовного существа нет ни начала, ни конца, потому как для него нет и времени».
Мы можем просто порассуждать на тему, а почему от нас все так тщательно скрыто за семью замками. Почему бы не выпустить сюда пару беглецов оттуда (Адама и Еву, на худой конец), чтобы они нам всем прочистили мозги? Как было бы все просто, если бы все точно знали, что будет после того, как… Наверняка, что в зависимости от наработанных качеств характера и осуществленных в течение жизни дел (добрых и не очень) наше духовное начало получает некоторые разновидности (уровни) своего неземного существования. Если бы все было ясно, как в погожий день, то мир бы изменился в одночасье и превратился бы в некое подобие Царства Небесного: все добры, уважительны, помогают друг другу, о войнах забыли, птички поют. А почему? Все просто — все бы боялись оставаться на низких ступенях (ибо, быть может, там не будут бесплатно давать мороженое), а стремились бы поудобнее и поближе устроиться к Солнцу, чтоб никто не заслонял его во время загара. Но тогда все было бы очень просто, как в детском саду, но Творение, великое и мудрое Творение, создавшее и жизнь, и Землю, и нас с вами, не хочет, чтобы все было просто и понятно, без усилий с нашей стороны. Ибо в этом случае нас к добродетели двигал бы страх, а Ему хочется, чтобы нас двигала наша совесть — вот и весь секрет. Но опять-таки выбираем мы — ты и я — в силу своего проявленного сознания. Почему же у нас не хватает разума, чтобы постичь все эти очень важные для каждого из нас законы жизни? Потому что мы живем умом, а в нем нет божественного света, так как он принадлежит телу. Мудрецы говорили: «Разум может проясниться только в добром человеке. Человек может быть добрым, только когда в нем проявлен разум. Для доброй жизни нужен свет разума, для света разума нужна добрая жизнь. Одно помогает другому. И поэтому если разум не помогает доброй жизни, то это не настоящий разум. И если жизнь не помогает разуму, то это не добрая жизнь».
Друзья, спешим делать добро, чтобы открыть возможности своего разума и понять, кто мы, зачем мы и что мы должны делать в своих жизнях.