Возвращение в жизнь

...Денису казалось, что он истошно воет. Кричит, призывая на помощь смерть, отгоняя ненужную уже жизнь. Подвал, в котором он умирал, был сырым, и мокрая куча тряпья под ним была зловонной. Собственно, Смерть была рядом: вон она, маленькая, серая, с глазками-бусинками, длинным розовым хвостом. Крыса, сидевшая на каком-то кирпиче, внимательно следила за вялыми движениями человека, и стоило тому замереть — тихонько придвигалась. Но вот человек снова открывает рот в беззвучном крике, и зверек быстро отползает. Она еще успеет, да и не голодна...

Рука в обтрепавшемся рукаве тихо гладит мокрую бетонную стену: холодно... И этот холод как будто дает силы: раз чувствую, значит, еще живу. Где-то, в гудящей от собственного немого крика голове, поплыли картины: вот маленький голубоглазый Дениска с удочкой сидит на берегу широченного Амура, а вот он с друзьями громко кричит что-то китайским пограничникам, проплывающим на «своей» стороне. Или салютует «нашим», так же стремительно пролетающим по спокойной желтой воде. ...Вот бабушки, дедушки и тети заглядывают в его детское ведерко: сегодня хороший улов. Детство! Почему память так упорно цепляет именно те счастливые годы, когда все тебя любят, когда гордятся и считают (наверное, в шутку) главным мужчиной в доме?

Мокрый асфальт

Он не понял, когда серый зверь таки подобрался слишком близко и сил согнать его уже не было. Получается, в гонке за его душу победила Смерть... Но вот как будто что-то изменилось: тело стало легким, оно как-то взмыло вверх (или кажется?), и тут же в глаза ударил яркий свет: день хоть и был тоскливо серым, но свет — живой! Запах асфальта, люди, сирена... И наконец — покой! Денису тепло, слышны голоса и среди тихого гула этих голосов отчетливо слышен один — мама!

«Мама, я жив?» - «Жив, горе ты мое, сыночек... Мне нельзя тут, я в коридоре буду». Засыпая, успел подумать и об оставшейся в подвале крысе, и о том, что, наверное, это в последний раз: чистые простыни, реанимация, люди. Они говорили с ним спокойно, не осуждая, скорее, сожалея: «Денис! Ну за три месяца ты уже шестой раз у нас! Ты уже определяйся, что ли... Выбирайся, приходи к нам просто в гости, а не так вот...»

Мама уехала с наказом от врачей: мы не поможем сейчас. Просто вытащим в очередной раз. А вы все-таки зайдите в церковь, там вроде таких, как ваш сын, могут привести к душевному порядку. Впрочем, мы врачи, наше дело лечить... А вы смотрите: парень молодой, жалко.

Слишком простая история

История Дениса Черняева обыденная. Детство — сплошное «щенячье» счастье. В школе — едва ли не первый ученик: прилежный мальчик, чистенький, умница. Вне школы — нормальный благовещенский хулиган: рыбалка, кто дальше нырнет, кто прыгнет с во-о-о-он того камня... Десять лет счастья. А потом начались беды в семье: мамино здоровье резко стало убывать. Врачи искали причину, но главным оказался климат. И чтобы как-то облегчить ее страдания, было решено всей семьей переехать на другой конец света: на Кавказ, где сухо и жарко. Что и было сделано: четверть века назад переехали. Поселились в Буденновске. И там Дениске все нравилось: новые друзья, жара, казаки-разбойники. Школа приняла приветливо, он так же хорошо учился.

В 15 лет решил, что уже все знает и теперь пойдет учиться в техникум. Кто и когда решил, что все эти «технари» и «кагайни» (училища) — такое уж полезное дело? Полезно, когда дети туда идут из того населенного пункта, где, собственно, живут. Чтобы родители видели их каждое утро и каждый вечер... Денис уехал в Георгиевск.

Общежитие

Понятно, что компания «сколотилась» разная. Были ребята из неблагополучных семей. Они-то, привыкшие выживать и подчинять, показали Денису, как это — курить «взатяг». Дальше — больше: курили «взатяг» уже не сигареты... Кто-то принес коноплю, благо она росла в изобилии у каждого забора. А там и дешевое пойло, портвейн «три семерки», танцы, девочки, многое знающие и делящиеся своими сомнительными знаниями.

Первым перемены в сыне заметил отец. Был серьезный разговор. Да еще брат «помог»: он уже и срок имел, и наркотиками баловался... Убеждал, что путь тупиковый, что ты, братка, погибнешь. Кстати, старший брат теперь живет вполне счастливо. Его сын обещает стать большим спортсменом. Сам понял и детей в ежовых рукавицах держит.

Денис все обещал, клялся, говорил, что не подведет отца, занимающего вполне серьезную должность в милиции. Но дома клялся, а в общежитии клятвы забывались... В 19 он был вполне уже «оформленным» наркоманом: сначала курил по определенным дням, потом все чаще, а там, когда уже организм требовал чего-то посильнее, сам же и руку подставил. «Я не раздумывал! Мне казалось, что это не со мной, что я остановлюсь, как только захочу, а захочу, как только... В общем, отец посмотрел на все это, и я пошел в армию. Думал, что армия отобьет охоту и к анаше, и к опию. Ага. Считал, да просчитался! Пять месяцев держался. А потом опять началось: командиры видели, что я вроде ответственный, ну и поставили на очень выгодную армейскую должность: в столовую. И там же нашлась компания единомышленников: 50 граммов опия мы закупали и кололись три раза в день! Из армии вернулся, зная, что это теперь моя жизнь — вечный кайф... Поступил работать в милицию! Был оперуполномоченным. На глазах у отца. Как же долго он надеялся, что я выползу из этого кошмара! Я тонул, но тонул в угаре, не понимая, что делаю, зачем? Отец мучился: ему уже съемки оперативного наблюдения за мной показывали. Через семь лет я ушел из органов. К тому времени женился, квартира была, деньги, машина.

Падение в никуда

«Я не был честным милиционером. Конечно, правильно и логично меня эта система отторгла. Нормальных парней там много, а таких, как я... Правильно все. Деньги уходили на наркотики. Жена как сквозь розовые очки, что ли, на все это смотрела? Ей все равно было, как я прихожу, в каком состоянии. А мне и подавно. Поэтому развелись тихо, без излишних эмоций. Я оставил ей жилье, себе забрал машину и приехал в Ставрополь. Тут все было по-другому! Компания нашлась почти сразу. Воровать не приходилось, но деньги-то на наркоту нужны были. Сначала продавал личные вещи: за дозу «семечки» (маковые зерна), за укол... Первым серьезным ударом стала продажа машины: ее я «проколол» в рекордные сроки. Понимал, что это все: даже не падение, а затяжной прыжок в какую-то канализацию... Вроде летишь и ждешь, когда же, когда... «Когда» наступило быстро: потерял жилье, на работу не брали, денег не было. «Друзья» растворились.

Вот только удивляюсь, как меня мама находила? Она приезжала, разыскивала меня, привозила продукты, пыталась вернуть домой... Ну на что она, бедная, надеялась? Я терял человеческий облик слишком быстро. Однажды дошел до того, что покупал «набор» - мак, ацетон, пиво, димедрол - прямо при ней. Она стеснялась идти со мной по улице... До сих пор мороз по коже, как вспомню все это: маму, прячущую лицо, и себя, подлое существо, уже не человека даже.

Знаете, обидно было, как будто кто-то виноват: лето — все отдыхать едут, а я по подвалам, по каким-то притонам... Или в больнице, чаще всего в психиатрической. Сколько семья потратила денег — да мне их никогда не отработать! Наркологию сменял притон, подвал — реанимация.

Закончилось все неожиданно. Мать все-таки услышала врачей: пошла в церковь. Батюшка выслушал и подсказал, что надо ехать на послушание в православное братство Святого Духа. Оно уже вовсю гремело: и ребята исцелялись, и семьи заводили, да и будет сын среди таких же бедолаг...»

Возвращение

«После больницы меня куда-то везли. Я так и не понял, как оказался в Ростове. Я вообще много чего не понимал: кто я, где я, почему какие-то люди кормят меня, моют, да чуть ли не учат заново ходить... Никто не давит, решеток нет. Да я бы не смог выбраться даже в открытую дверь: при моем росте весил 67 килограммов. Я был как живой мертвец: глаза выцвели, нос заострился, все время хотелось куда-нибудь забиться, в норку какую... Ноги дрожали, ломало так, что думал, все — вывернет наизнанку. Так месяца два продолжалось. А дальше... Не поверите: просыпаюсь однажды ночью. Да я тогда даже днем сонный ползал. А тут — проснулся, и вдруг как будто весы передо мной: на одной чаше жизнь, на другой — смерть! Я 15 лет это видел частенько и как будто бравировал, играл, думал, что я заговоренный. Ну так вот: а тут — просто выбор! Я тогда впервые за всю свою жизнь заплакал. Плакал так, что казалось, захлебнусь слезами. И понял, что все: я выжил! В то же утро стоял на молитве с ребятами. Потом пил чай за завтраком и понимал, что я делаю, выполнял какую-то несложную работу и понимал ее смысл! Эта страшная ночь, похоже, решила все. Два с половиной года я в центре. Набрал вес, занялся боксом, не сразу, но вернул доверие родителей... Конечно, хочу и семью, и детей, но это все в будущем. Я понимаю, что это — начало пути. И я не хочу делать какие-то решительные шаги: пусть идет, как идет. Сейчас я стараюсь вытащить таких же заблудших пацанов из добровольного ада. Видимо, мои заблуждения, а потом и страдания были даны мне сверху. И я вряд ли забуду ту крысу в мокром подвале: последнее страшное перед возвращением в жизнь».