Время идет, но память будет жить вечно

Уже прошло 76 лет с момента освобождения города Ставрополя от нацистской оккупации. Она началась 3 августа 1942 года и продолжалась долгие месяцы - до 21 января 1943 года. За время оккупации в крае было убито более 30 тысяч человек, в основном – гражданское население. Край понес убытки в размере 14,6 миллиарда рублей. Производство было приостановлено, но не остановилась жизнь. Дети продолжали учиться, а советские люди бороться. Среди нас живут те, кто помнит страшные дни войны и тяжелые, но свободные послевоенные годы.

В Ставрополь (тогда – Ворошиловск) немецкая армия входила с шумом и выстрелами, однако пыл быстро стих – производить массовые убийства приходилось в строгой секретности, чего не было в Беларуси или на Украине. Там открытые зверства в отношении определенных групп населения вызывали волну негодования среди гражданского населения, что значительно затрудняло жизнь оккупантам, поэтому тактику им пришлось сменить.
«На Кавказе было и строптивое терское и кубанское казачество, и недовольные советской властью жители, - рассказывает доктор исторических наук Николай Судавцов. – Ко всему прочему регион интернациональный, поэтому захватчики рассчитывали на сотрудничество. Так, одни – карьеристы – сразу предложили свои услуги новому руководству, другие шли на сотрудничество, чтобы кормить семью, третьи – и вовсе под давлением работали с гитлеровцами. К тому же партизанского движения в самом Ставрополе не было: степная местность не способствовала его развитию. Для мощного подполья нужны леса, поэтому партизаны ушли за линию фронта и действовали оттуда как разведчики и диверсанты».

Несмотря на эти факторы, планам нацистов по созданию дивизий из местного населения не суждено было сбыться. Их разрушил массовый героизм ставропольцев – бойкот любой деятельности оккупантов, тихая война. Именно смекалка и инициативы жителей нашего города свели на нет экономические задачи противника. Кстати,  уже в директиве от 29 июня 1941 года «О мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков» отдельным пунктом были прописаны способы борьбы в тылу врага.  Почти за шесть месяцев оккупации, по данным Николая Судавцова, ни на одном предприятии Ставрополя не было налажено производство. И хотя завод «Красный металлист» в начале войны перепрофилировали на производство авиабомб, мин и минометов, основное оборудование удалось эвакуировать в глубь страны. Но и тем, что оставалось, нацисты не смогли воспользоваться. Бойкот состоял в том, что люди вытаскивали важные детали из заводских станков, двигателей сельскохозяйственной техники, тем самым выводя механизмы из строя.

Начало оккупации сорвало уборку урожая 1942 года, поэтому десятки тысяч гектаров зерновых культур остались неубранными. При этом оккупанты вывезли в Германию 500 тысяч тонн зерна, убранного с полей до их вторжения.

Уже после освобождения края быстро восстановить сломанное оборудование не представлялось возможным, поскольку значительная его часть оказалась в Германии, а найти нужные зап-части было сложно. Это стало серьезной проблемой для сельского хозяйства: в 1943 году приходилось много сеять вручную, что затянуло посевную кампанию до июня. Поэтому ростки взошли как раз в период суховеев.

Сама же земля представляла собой невспаханную твердую массу, из которой торчали иссох-шие остатки прошлогодних растений. Как рассказывает историк, урожай 1943 года с одного гектара составлял всего 80 - 150 килограммов, в то время как сеяли около двух центнеров на гектар. Там, где, согласно пробам, урожайность должна была составлять восемь центнеров, она была в лучшем случае полтора. У местных жителей одна надежда была на собственный огород и корову. Но и здесь ставропольцам пришлось нелегко: так как техника не функционировала, а значительная часть «колхозного» скота, а это больше шести миллионов голов, была уничтожена или вывезена в Германию, приходилось использовать для полевых работ собственных коров, удои которых из-за этого снижались. Многие семьи голодали.

Но вернемся к месяцам оккупации. Протест жителей Ставрополя не ограничивался производственным бойкотом. Люди боролись в силу своих возможностей. Подростки воровали оружие и припасы, срывали подрыв заминированных объектов. В честь одного из таких смельчаков сегодня в Ставрополе названа одна из улиц – Геннадия Голенева. А старшее поколение вопреки распоряжениям коменданта продолжало слушать советское радио.

«В нашем доме жили несколько офицеров вермахта, относились к нам в целом достаточно лояльно, любили показывать фотографии, – делится рассказами мамы и старшего брата ветеран труда Ирина Хихловская. –  Но кое-что наша семья делала подпольно на свой страх и риск: слушала советское радио через тайный приемник, спрятанный в патроне для лампочки. Так поступали очень многие. И вот однажды один из офицеров, живших у нас, потрогал патрон, который оказался горячим, и все понял. Моя мама владела немецким, поэтому общались они без проблем: «Фрау Женя, – сказал он ей, – это запрещено. За нами идет СС. Они накажут».

У семьи Николая Дмитриевича Судавцова тоже остановились три немца: «Мы жили в самом центре села Малые Ягуры Ставропольского края, и у нас остановился один начальник и его подчиненные, - рассказывает профессор. - Я это сразу заприметил, когда наблюдал, как они общаются между собой. У нас было три комнаты, но две из них забрали себе немцы: в одной они спали, в другой – ели, а в третьей ютились и готовили им еду мы. Причем кормить их нужно было три раза в день по строгому распорядку. Один раз моя тетя опоздала с накрытием стола, после чего ей объяснили, что больше так лучше не делать, а то будет плохо. Еду для оккупантов нужно было получать в кладовой колхоза, и предназначалась она только для нацистов: было особо определено, сколько какого продукта на сутки или на неделю нужно, поэтому хитрить не получалось. Но нам, можно сказать, повезло, у нас жили «возрастные немцы», они были довольно терпимыми. Я до сих пор помню, как самый старший сажал меня на колени и показывал фотографию своей семьи: «Frau! Frau!» (женщина) и «Sоhne!» (сыновья) и пальцем тыкал. Иногда он даже давал мне кусочек шоколадки, наверное, он скучал по своей семье, поэтому так ко мне и относился, порой даже казалось, что он плакал. Чего не скажешь о молодых, полных ненависти и злости. Оно и понятно, эти юнцы выросли в гитлерюгенд на пропаганде Йозефа Геббельса. Один такой, 20-23-летний, поселился в доме через дорогу. Как он изводил семью, вместе с которой жил! Однажды он зашел к нам, моя бабушка в это время что-то раскатывала, пышку делала, а этот рванул к печке, где стояли чугунки. Он схватил один - а чугунок- то раскаленный! - обжегся, швырнул его, и все содержимое выплеснулось. Моя бабушка взяла скалку и на него: «Ах ты черт!», а нацист на нее автомат, он всегда с автоматом ходил. В этот момент вошел старший немец, который жил у нас, и выкрикнул слово, которое мне в память врезалось из-за этого случая: «Zuruck!» (назад). Молодого вмиг как ветром сдуло. Страшно представить, что бы произошло, если бы его никто не остановил».

«Стоит отметить, что только после освобождения Ставрополя началось восстановление жизнеобеспечения населения, то есть образования, здравоохранения, условий проживания, – продолжает Николай Судавцов. – Ставрополь стал прифронтовой зоной, поэтому город очень быстро включился в работу на оборону. И хотя на колхозы карточная система не распространялась, для детей создали особые условия: в нашем крае ежемесячно выделяли 350 тонн муки для школ, где учащихся обеспечивали горячими завтраками. Это могли быть и суп-лапша, и галушки – все на усмотрение поваров».