«Я вышел на нужной остановке»…

Ночь. Опять бессонница. Именно она заставила взяться за перо. По опыту знаю, что с этой союзницей ночи спорить бесполезно. Для себя решил не спорить, да и не отказывать ей в ее же удовольствии. В присутствии бессонницы я написал эти слова, больше похожие на исповедь больного.

...Боль начала преследовать меня давно. Она подобно сторожевому псу здоровья заявила о себе. Я ощущал ее в левом нижнем боку. Вначале боль напоминала укус осы. Ужалит ­ и все мои нервы, собравшись вместе, должны были сгруппироваться в эпицентре укуса. Я старался двумя руками сильно обхватить живот, сжимался в калач. Принимал сильные анальгетики. В эти мгновения на меня было жалко смотреть со стороны. Единственные слова, которые шептали мои губы, были: «Господи, помоги мне!»

Когда боль утихала, медленно отступая, а вернее, прячась в глубине организма, я уподоблялся человеку, который только что снял с весов чашу с названием «жизнь» и прижимал ее крепко к своему сердцу. В эти мгновения между прилетами осиного роя хотелось, как можно дольше наслаждаться жизнью и по возможности успеть больше от нее взять.

Я по­иному начал встречать зарю. С каким­то необъяснимым чувством рассматривал выпавшую на листья раннюю росу. А когда первые лучи солнца касались этих маленьких, нежно дремлющих хрусталиков, я видел, как одни превращались в жемчуг, а другие в молодой янтарь. Роса искрилась, а солнечные лучи преломлялись в ней, и капельки уже становились похожими на маленькие бриллианты.

Пение птиц по­особому тоньше, ощутимее входило в душу, умиляя ее. Я стал отличать трель соловья от пения зеленушки. Даже стрекотание сорок, карканье ворон да и ночные угуканья удода с филином радовали мое сердце. Средь буйной листвы деревьев я даже увидел доселе невиданных мне птиц.

С каким­то необъяснимым и непонятным ранее чувством я работал. Хотелось больше успеть. Больше и лучше написать. Больше, а вернее, дольше и откровеннее общаться с близкими людьми. Мне порой казалось, что после очередного приступа нестерпимой боли завтрашний день для меня просто не наступит. На душе становилось скверно и невыносимо тоскливо. А за окном была весна.

Меня лечили в районной больнице. Лечили долго, но безуспешно. А как позже выяснилось, даже не от той хвори. И вот по наставлению друга и однозначного благословения близких мне людей я попал в Ставрополь, а точнее, во вторую городскую больницу.

Город, в котором я не был более десяти лет, встретил меня огромным, шумным и разноцветным потоком автотранспорта. В глаза бросились обильная зелень деревьев, яркая реклама, высотные дома. Столица края похорошела и стала еще привлекательней. Люди напоминали мне растревоженный большой муравейник. И в этой чужой массе незнакомых лиц я чувствовал себя сиротливо одиноким и беззащитным.

Переступив порог отделения колопроктологии, я быстро успокоился. Увидел здесь, а вернее, почувствовал, то забытое внимание к себе, которым, к сожалению, порой обделены больные со стороны медиков. Ведь страдающие от недугов люди, заутюженные болезнью, находясь в цепких ее клещах, безропотно, с глубоким доверием и надеждой смотрят на доктора и ждут от него чуда, чуда исцеления. Они верят ему, вверяя в его руки себя, а вместе с этим усталую, разочарованную в жизни, истерзанную от боли и недугов душу.

Мне очень повезло. Профессор, заведующий отделением, оказался на редкость внимательным человеком. Выслушав меня, осмотрев и ознакомившись со снимками и результатами анализов, он вынес свой вердикт: «Вас необходимо оперировать, и об оттягивании срока операции не может быть и речи».

Быстро оформив все документы, я стал ждать своего часа. Ждал, а сам приглядывался к интерьеру отделения. Обратил внимание, что здесь давно не производился ремонт. Штукатурка в отдельных местах потрескалась и облупилась, краска выцвела. Но тогда подумалось, что главное не форма, а содержание. А тем самым содержанием здесь оказался единый, здоровый, высокопрофессиональный, работоспособный, а самое главное, обращающий внимание на больных коллектив…

Как­то в свободное между исследованиями время я поехал в Кафедральный собор на улице Дзержинского. Помолился за всех больных, немощных и за себя тоже. На душе стало спокойно и умиротворенно. Обратный путь частично проделал пешком, оставляя свой взор на кованых решетках, старинных зданиях, цветной тротуарной плитке, зеленых каштанах. В автобусе я купил билет и поймал себя на мысли, что уже давно не держал подобный билетик в руках. По детской наивной привычке стал складывать сумму первых и последних трех чисел, надеясь, что билет окажется счастливым. Результат суммы сильно расходился, но меня это не расстроило. Я улыбнулся. Мою улыбку, возможно, заметили и другие пассажиры. Кондуктор объявил: «Вторая горбольница». Я вышел на нужной остановке ­ той, которая символизировала для меня надежду.

Уже прошло одиннадцать дней после операции. Восстановление протекало быстро, и этому были рады все: от медперсонала до близких мне людей…

Бессонница так и не ушла вслед за ночью. За окном забрезжил рассвет. Все громче и громче слышалось щебетание птиц в больничном сквере. Пришло время, когда утро в очередной раз разбрасывало свой жемчуг по листве.

А. СЕДЬКО,
житель г. Моздока.