За тучами - солнце!

В эти дни исполнилось сто лет со дня рождения писателя и журналиста Ильи Васильевича Чумакова (Ильи Чумака)

Окончание.
Начало в № 149.

Из записной книжки И. Чумакова: «Помню, поздней осенью на станции Гудермес мы с Ваней пытались заработать на пропитание и ночлег. Но работы не было. Я еще как-то боролся с голодом, а братишка совсем скис. А тут еще и дождик пошел холодный, временами даже снежок срывался. Мы, было, пристроились под навесом у бойлерной, но местная братва оттуда выгнала. И мы побрели по улице неизвестно куда. На одном из перекрестков нас обогнала арба, запряженная ишаком, рядом с которой шла закутанная черным платком женщина так, что видны были только глаза — такие же черные, как и одежда горянки. Кто она по национальности — не знаю, но женщина, что-то проговорив на незнакомом мне языке, пошарила рукой в багаже, лежавшем в арбе, и, вытащив оттуда солидный ломоть пышки (я не знал, что это горский хлеб, называемый лавашом) и бутылку, у которой горлышко было заткнуто освобожденным от зерен кукурузным початком, с молоком, протянула нам. Я попытался отказаться от продуктов, но Ваня почти выхватил подношение и кинулся в проулок. Спасибо тебе, добрая женщина…»
В Грозном братья и остались работать на одном из нефтепромыслов: Иван — учеником токаря, а Илья — сначала художником-оформителем в промысловском клубе, а затем в редакции многотиражки «Голос вышки».
Илья так и прижился в столице Чечено-Ингушетии, а Иван, недовольный перспективой всю жизнь стоять у токарного станка, продолжил путешествия по стране.
Здесь же Илья познакомился с работницей газолинового завода Леной, которая вскоре стала его женой. В 1934 году у молодой четы родилась дочь, которую назвали Раечкой. Но климат города, задымленного нефтеперерабатывающими заводами, не подходил ребенку, и Чумаковы решили переехать на Кавказские Минеральные Воды. Благо, что публикации, представленные Ильей, понравились редактору местной газеты, который и взял его в штат. Через пару лет родился и второй ребенок – Володя, жить без своего угла стало трудно. А когда на одном из журналистских семинаров редактор «Петровских новостей» предложил Чумакову перебраться в село Петровское, где ему было обещано жилье, тот без раздумий сменил благодатные кавказские предгорья на прокаленное солнцем степное Ставрополье, так напоминающее родную Старую Полтавку. Впрочем, и там семья задержалась не надолго — вскоре талантливого журналиста заметили в краевом центре и пригласили в «Ставропольскую правду». В те времена от такого приглашения отказываться не было принято. Но поработал в главной краевой газете Илья Васильевич недолго — грянула Великая Отечественная, и уже через несколько дней молодой журналист сменил перо и бумагу на винтовку и гранату…
…На струящихся женских волосах взгляд капитана долго не задержался, скользнув по матово-белой шее, заманчиво выглядывающей из расстегнутого ворота гимнастерки. Что-то вдруг насторожило чекиста в этой не привычной для фронта чистоте — обычно такими ухоженными бойцы едут на передовую, а не с нее. И почему это оба офицера теснятся в кабине с увесистыми вещмешками? Вон у Чумакова он гораздо скромнее…
И тут из дальних уголков памяти всплыла ориентировка на двух женщин-диверсанток, которых он со своей группой безрезультатно пытался отыскать в течение почти двух недель. Обе подходили под описание почти идеально. Что делать? Ведь сообщалось, что обе отлично подготовлены. Сойдут через пару километров, и ищи их потом в бескрайних лесах, переполненных войсками.
Еще не зная для чего, но капитан постучал по крыше кабины, попросив водителя остановиться. Может, хотел просто потянуть время, чтобы обдумать ситуацию и как из нее выйти? Он резво выпрыгнул из кузова и направился к отдаленному перелеску под комментарий очкастого шофера: мол, растрясло капитана. Пробыв в зарослях несколько минут и услышав сигнал, Чумаков решил ехать дальше, а если пассажирки попытаются выйти до подъезда к какой-либо нашей воинской части, стрелять в одну из них, а вторую попытаться задержать.
Но тут неожиданно из-за поворота на дорогу вышла группа солдат во главе с лейтенантом. Несмотря на сильную изношенность, форма на офицере сидела справно, выдавая в нем кадрового военного. Чумаков подошел к группе будто для проверки документов, а сам незаметно вытащил из нагрудного кармана служебное удостоверение. Увидев документ СМЕРШа, лейтенант сработал быстро, тихим голосом приказав своим бойцам следовать за капитаном с оружием наперевес. Не успели сидевшие даже выскочить из кабины, как были окружены. Они даже не попытались сопротивляться, увидев перед своими лицами стволы винтовок солдат и трофейный капитанский парабеллум.
Передав связанных диверсанток в контрразведку первой же попавшейся части Красной Армии, Чумаков отправился за пайком, потом, вдоволь напарившись в импровизированной «бане», с удовольствием переоделся в неновое, но чистое белье, и, присев в тени за каким-то сараем, используемым солдатами в качестве жилища, отхлебнув из фляжки, под самую пробку залитую медицинским спиртом, благостно затянулся кисловатым «Казбеком»…
Из записной книжки И. Чумакова: «После многодневной, тяжкой работы с особым удовольствием принимаешь обычные в иное время житейские радости: баньку, чистое белье, горячую пищу, но особенно — тишину и вкуснейшую затяжку табака…»
После возвращения в часть из импровизированного трехдневного отпуска, капитан снова погрузился в бесконечную суету армейских будней и забыл о происшествии на дороге в тыл накануне своего дня рождения. Однако спустя какое-то время его вызвали в штаб полка, где и вручили орден Красной Звезды, — видать, не забыл подполковник из полковой контрразведки о двух неуловимых диверсантках, пойманных Чумаковым.
Хорошо «обмыв» награду и вдоволь отоспавшись, Илья Васильевич возвратился в свое подразделение. Почти полгода он занимался обезвреживанием нескольких мобильных групп немецких разведчиков, пытавшихся взять под контроль и наблюдение железнодорожную станцию. И вот наконец удалось вычислить одну из основных баз шпионов. Взяв взвод солдат, капитан блокировал затерявшуюся в бескрайних лесах на одном из крохотных островков реки Ловать, полуразрушенную молочно-товарную ферму. И вместе с партнером лейтенантом Куровым попытался втихую пробраться к развалинам, от которых ветерок пригонял запах еды. Но скрытно подобраться к вражескому лежбищу не удалось — вдруг из-под лежащего у опушки срезанного взрывом дерева по офицерам резанула длинная пулеметная очередь. Оказывается, фашисты здесь разместили свое боевое охранение — уж больно ценили они своих разведчиков, поэтому так тщательно охраняли их покой.
Чумакова как дубиной огрели по ногам, и он, упав на бок, покатился под уклон. А над головой, срывая головки цветов, пронеслась еще одна очередь. Куров швырнул одну за другой пару гранат в сторону пулеметного гнезда. Солдаты быстро справились с четверкой фашистов, даже не успевших выскочить из-за стола. Истекающего кровью капитана, у которого были перебиты обе ноги, вместе с пленными через пару суток бойцы вынесли в наш тыл. И пошли долгие-долгие больничные дни…
Едва придя в себя после очередной операции, Чумаков сразу начинал нащупывать ноги — на месте ли? Больше всего он боялся не помереть, а лишиться ног и стать калекой. Мастерство врачей, забота медсестер и нянечек, бережно выхаживавших каждого раненого, не только сохранили Илье Васильевичу ноги, но почти через год лечения позволили самостоятельно передвигаться, правда, сначала на костылях, а потом с помощью тросточки. Ясно, что о возвращении на фронт и речи быть не могло — все рапорты капитана наталкивались на приговор медкомиссии: «Не годен к строевой».
Из записной книжки И. Чумакова: «В нагрудном кармане убитого лейтенанта нашли конверт, крепко склеенный из плотной бумаги. «Отослать по указанному адресу только в случае моей смерти» — было написано сверху. Что же в конверте? Неужели прощальное письмо? Не похоже — уж больно сильный духом парень, от такого слез и томных вздохов не дождешься.
Во вскрытом конверте нашли фотографию самого лейтенанта — кудрявого парня с орлиным взором. И твердым почерком надпись на ней: «Вот так и забывайте меня понемногу…»
Светлый День Победы отставной капитан Илья Чумаков встретил далеко от фронта — в освобожденном от оккупантов Ставрополе. Само собой разумеется, после демобилизации Илья Васильевич первым делом пришел в «Ставропольскую правду». Родной коллектив, за время войны обновившийся почти на сто процентов, встретил своего литраба (так тогда назывались корреспонденты — литературный работник) с радостью. Квалифицированных журналистов не хватало — ведь мужчины были на фронте, а их места в спешном порядке занимали девушки-подростки или женщины, до этого даже не державшие в руках пера и бумаги.
И бывший фронтовик с пылом и молодым задором окунулся в родную стихию, помогая словом публициста восстановлению разрушенного страшной войной народного хозяйства.
Немного одичавшего за время фронтовой жизни Илью Васильевича «на гражданке» интересовало все. Поэтому он с удовольствием и каким-то детским любопытством брался за написание материалов на любую тематику. Он рассказывал о восстановлении разрушенного войной хозяйства, о тяжком труде селян: хлеборобов, животноводов, птичниц… особенно журналиста восхищал спокойный, будничный подвиг женщин, на плечи которых лег тяжкий груз - обеспечение фронта.
Из записной книжки И. Чумакова: «-Спрашиваете, как живем? — ответила женщина-колхозница. — Да уж сухой хлеб не едим.
— А с чем едите?
— Со слезами, милый. Только с ними…»
Выдавая в номер свежие материалы, Илья Васильевич каждый раз из поездок по краю привозил новые впечатления, которые тщательно записывал в свои записные книжки. Для чего? Да не знал он тогда для чего. Просто срабатывала многолетняя привычка делиться мыслями и наблюдениями с бумагой, которую не покидал даже на фронте.
Но вот по прошествии какого-то времени ему стало тесно только на газетных страницах. И новые впечатления, и былые записи, и фронтовые наброски стали основой для очерков, которые вышли небольшими книжками. Одна за другой они появляются в свет. «Атака», «В начале мая», «Буруны», «Степная легенда», «Золотое руно», «На Черных землях», «По волчьим следам»… Когда объем очеркового жанра не вмещал писательские мысли, обобщения, наблюдения за жизнью, появлялись рассказы, повести.
Написанные на невыдуманные темы простым, доходчивым языком, понятным тем, для кого они и писаны, произведения журналиста Ильи Чумакова интересовали читателей, были замечены критикой, оценены профессионалами. Илья Чумак (литературный псевдоним) в 1958 году вступает в Союз писателей, учится в Литературном институте имени М. Горького.
Вроде бы налаживается и личная жизнь. В семье Чумаковых появляется третий ребенок — Петя. Но воспитанный на коммунистических идеях первой трети прошлого века, Илья Васильевич не может ни понять, ни принять двуличия отношений в обществе, когда с высоких трибун говорят одно, а в жизни поступают совсем по-иному. Разве об этом они мечтали в заполненных водой по колени окопах? Разве за это шли на вражеские пулеметы?
Горячие выступления на партийных собраниях коммуниста Чумакова раздражают партийных чинуш. Поучают и коллеги: мол, чего ты лезешь напролом? Плетью обуха не перешибешь. Живи себе спокойно, как мы, наслаждайся жизнью, победитель…
Но не мог так бывший фронтовик. Не мог. И закипал гневом. Отходил только дома, когда возился с маленьким Петрухой, проверял тетрадки старших. И уже совсем мягчал, когда удавалось вырваться на природу. Вот она, воля, — ни конца тебе ни края! И никаких человеческих законов — ни правильных, ни неправильных. Жаль, что иногда люди мешают природе жить по-своему…
Из записной книжки И. Чумакова: «Гнали противника уже по Украине. Стояла пора, когда все в природе должно было быть в цвету. А тут мимо нас проплывали унылые, почти прозрачные безлистые сады, лишь кое-где белевшие скромным бело-розовым цветком.
Удивленный таким унынием, поинтересовался у старика, одиноко сидевшего на глиняной завалинке у хаты:
— Разъяснил бы, отец, этот феномен.
— Да что тут разъяснять, — ответил тот, продолжая тонким прутиком стряхивать что-то невидимое с ближней ветки, — загадка невелика. Орудийной пальбой птиц распугали, они птенцов не вывели. А паразитам разным война не помеха. Вот и развелась гусеница выше всякой меры — каюк деревьям!»
Вот так и в обществе: если нарушается равновесие между правдой и кривдой, жди беды. Все равно какой-либо паразит расплодится выше меры. А как с ним бороться?
Этот и другие аналогичные вопросы мучили Илью Васильевича до самой смерти. Ушел из жизни боевой офицер, журналист, писатель, недожив до 60 лет. А ответа на тревожившие его вопросы как не было, так и нет.
Из записной книжки И. Чумакова: «Я даже не знаю, сколько уже дней льют холодные, осенние дожди. Кажется, они были и будут всегда — все вокруг насквозь пропитано мерзкой сыростью. А вчера абсолютно случайно попал на полевой аэродром — заблудилась попутная машина. Там беседовал с летчиками, которые только что возвратились из полетов. И они рассказали, что за тучами светит яркое солнце. И подумалось, что вправду, какими бы тучи ни были плотными, за ними всегда светит солнце…»