Жадный морской заяц. Рассказ-воспоминание.

Обычно перед рассветом в гостиницу ко мне заезжал егерь, он же и шофер Алексей, с мощными спиннингами и лицензиями на спортивный лов рыбы, а к десяти утра мы уезжали с тремя-пятью кижучами в Елизово на семинар. Пока Коля Санеев и Алексей разделывали рыбу, варили уху, я с писателями Тюриным, Романовым, Успенским и другими читали рукописи местных авторов. И так в течение целой недели шла наша работа. Иногда мы встречались с читателями Камчатки, которые были не избалованы вниманием столичных писателей. Последний раз я был на окраине великой советской империи 17 лет назад. И эта поездка запомнилась мне на всю жизнь по разным причинами. Во-первых, она была и последней, и приятной, и очень неприятной. Неприятной потому, что я с поэтом Савельевым выступал перед военными и, отвечая на их вопросы, усердно защищал своего земляка Михаила Сергеевича Горбачева, автора перестройки. И вдруг поднялся один офицер-пограничник, сказал: «Ваш земляк, Вадим Сергеевич, завел великую страну в тупик. Я с товарищами, которые разделяют мою точку зрения, покидаю эту встречу. Честь имею!» Елизовские партийные боссы были в шоке, а про меня и говорить нечего. Я ехал в гостиницу, хватаясь за сердце. Секретарь военно-морского совета Тюрин успокаивал меня, как мог, и вдруг принял неожиданное решение. «Снасти у тебя в багажнике, надеюсь, — сказал он Алексею. — Тогда вези нас в затон, где вчера кижучей ловили космонавты». Так я попал на рыбалку в особом месте Авачи. Это был поразительно красивый плёс на реке, обрамленный осенним лесом, с видом на знаменитый вулкан. Здесь Авача делала крутой поворот и далее несла свои чистые воды в залив. Ширина реки была где-то метров сто пятьдесят, берег чистый… вода накатывала на золотистый песок и торпедами носились в ней там, на стрежне, могучие лососи. Я давно мечтал попасть в это заповедное место, да был гостем не того ранга. И оценил предложение Тюрина, которое без всяких возражений принял Алексей. У меня перестало болеть сердце, я забыл неприятный эпизод на встрече с читателями и кидал-кидал блесны на середину Авачи, крутил катушку, ожидая могучего толчка. Кижучи не подвели. Алексей складывал их в мешок. Потом скрестил на груди руки, мол, хватит, норма выполнена, нас трое, и если три рыбы на каждого, то… Но я вошел в азарт и умолил Алексея выловить десятого лосося. Около часа я безрезультатно бросал блесну на середину Авачи. Кижучи как вымерли, к закату клонилось камчатское солнце, туманом укрывался белоснежный красавец вулкан Авача… и вдруг толчок! Я подсек и почувствовал по натяжению лески, что попался небольшой лосось, но я его выводил на отмель предельно аккуратно. Тюрин с сачком, весь дрожа от возбуждения, был наготове до тех пор, пока я не почувствовал еще один толчок там, в глубине воды. И был он необычайно мощным, катушки не хватало сил крутить, мощное японское удилище согнулось до предела, стало вырываться из рук. Я ничего не понимал, что случилось. Зацеп? Тюрин ко мне подскочил, стал помогать. И закипела метрах в двадцати от берега вода, стала красноватой в лучах заходящего солнца. Но мы с Тюриным как два паровоза потихоньку подтаскивали невидимую добычу к себе до тех пор, пока не увидели её — черновато-серую, с усами и выпученными глазами. Первым все понял камчадал Алексей, который бросил сачок, схватил лежавшую на берегу увесистую дубину и огрел по голове странную добычу со словами: — Ах ты, жадный морской заяц! А еще через минуту мы смотрели на оглушенного небольшого тюленя килограммов на тридцать, который цапнул кижуча сзади за хвост, но перекусить его у нахального морского зайца не хватило сил, а выплюнуть рыбу он не смог. Поэтому я его поймал как хищную щуку на тараньку. Такое, рыбаки знают, бывает. Потом Алексей снял с тюленя шкуру и рассказал нам, тёмным, что тюленей существует 19 разных видов. Это ларга, кольчатая нерпа, тевяк, морской заяц и т.д. Шапку из шкуры морского зайца я носил лет десять, а потом позабыл про неё. Она валялась в недрах шкафа долго, до тех пор, пока шерсть на ней не съела моль… А фотографию, на которой Алексей складывает кижучей в мешок, я сохранил, как драгоценную реликвию. Она перед вами… Вадим ЧЕРНОВ, член Союза писателей России.