Александр Ростов: «Русский артист гениален только в состоянии беды или вины»

Ведущий актер Ставропольского академического театра драмы имени М. Лермонтова, он широко известен своими работами в спектаклях, на которые публика спрашивает «лишний билетик»: «Маскарад», «Чемоданчик», «Пропала жизнь», «Жениха вызывали, девочки?», «Двенадцатая ночь», «Дубровский»…

В труппу Ставропольского академического театра драмы Александр Владимирович пришел в 1987 году. До этого в его профессиональной биографии была учеба в знаменитом Горьковском театральном училище, Ярославском театральном институте, работа в театрах Горького (ныне - Нижнего Новгорода), Костромы.

Накануне юбилея мы встретились с Александром Ростовым. И темой нашего разговора стало не прошедшее время с его замечательными событиями, ролями и спектаклями, а день сегодняшний, в котором артист находится в постоянном творческом движении, удивляя зрителей новыми работами не только в качестве актера, но и как режиссер-постановщик своих сценических проектов.

- Александр Владимирович, участники недавней «Ночи в театре» стали первыми зрителями Вашего спектакля-концерта «Буржуазные страсти и пролетарский восторг». Как появилась его идея?

- Когда я начал репетировать «Буржуазные страсти…», возникла задумка – показать творческого человека на переломе эпох. Художника всегда спасало творчество: и Вертинского, и Лещенко, и Есенина, и Маяковского, и Утесова. Творческие люди немного наивные, они, как дети, не всегда живут в ногу со временем, уходя мыслями, чувствами в какие-то параллельные миры.

Вот, например, артисты первой студии МХАТ, где работали Михаил Чехов, Евгений Вахтангов, репетировали в 1917 году «Двенадцатую ночь» и совершенно не заметили, что произошла Великая Октябрьская революция. Им говорят, тут же власть уже другая, Советы, большевики… А у них – Шекспир. Это не легенда, не вымысел. Я это могу прекрасно понять.

Читайте так же: Форум «Белая акация» в Ставрополе традиционно откроется балетом.

Люди творческие тоже ходят в магазины, ездят в автобусах, смотрят те же программы по телевидению, ныряют в социальные сети, но они все равно живут отдельно. Потому что, когда «заточен» на роли или на спектакле, то бывает не до чего. В состоянии поиска, что-то внутри колобродит, ищет выхода…

- Одна из Ваших новых ролей – помещик Троекуров в мюзикле «Дубровский». Это было так необычно – видеть хрестоматийных персонажей в столь необычном жанре. А как Вы работали над образом своего героя?

- Когда мы с режиссером Михаилом Станиславовичем Ковальчиком начали искать образ Троекурова, мне хотелось уйти от простого, расхристанного помещика «с капустой в бороде». Понятно - он русский барин, крепостник, ну и что? Человек же. У которого есть единственная дочь. Он был из поколения тех, кто прошел войну 1812 года, побывал за границей. Вернувшись домой, одни ушли в быт (это хорошо описывает Пушкин в «Барышне-крестьянке»), другие создали Южное и Северное общества, стали занимать политикой. Меня поразило глубокое разочарование Троекурова в людях. Он собак любит больше, чем людей. Я подумал, в чем причина этого разочарования?.. Война. Человек, прошедший войну, неизбежно становится другим…

Как говорил Станиславский: играешь злого, ищи, где он добрый. Кто он – Троекуров: просто деспот? Или это любящий отец, у которого одна-единственная дочь, и он безумно, до зубовного скрежета хочет составить ее счастье и пытается всеми силами убедить, что она должна правильно поступить… У меня тоже дочь, поэтому этот мотив для меня очень понятен.

- Нередко приходится слышать, что актер – человек подневольный, он должен сыграть любую роль, которую ему даст режиссер. На то он и профессионал. А как Вы находите ключик к своим персонажам? Что для Вас главное?

- Константин Сергеевич Станиславский совершил революцию в театре, он сказал: давайте искать живого человека. Давайте поставим человека в такие ситуации, что подсознание само начнет работать. Это школа от внешнего к внутреннему, от разумных доводов и упражнений к подсознанию, к вдохновению. Когда русский артист играет западную пьесу, он все равно остается русским артистом. И никогда другим не будет. Русский артист никогда не сыграет, если у него нет внутреннего оправдания того, что он делает, ради чего он приходит. Внешний сюжет в русском театре всегда оправдывался какими-то мотивами. Поэтому и родилось понятие «сверхзадачи».

Читайте так же: Ночь. Ставрополь. Аншлаг в театре.

Русский артист - это страдающий артист. В комедии, в фарсе - он все равно страдающий. Для него даже в балагане важнее всего судьба человека, умение наполнить роль своей биографией. Русский артист талантлив и гениален только в состоянии беды или вины. Тогда возникает страдание, и не важно, что он играет.

- В этом отношении пьесы Чехова – это настоящий подарок судьбы. Особенно «Дядя Ваня»…

- Я считаю, это самая гениальная пьеса у Чехова. Там же ведь чисто русская трагедия человека, который нашел в себе смелость сказать, что никто ни в чем не виноват: я виноват сам в том, что прожил эту жизнь так. Сказать себе, что пропала жизнь - это душевная смелость.

У меня волжская театральная школа, идущая от Николая Ивановича Собольщикова-Самарина, Евгения Александровича Евстигнеева, которые говорили, что надо легко бросаться в классику, но с головой. Я рад этому свиданию с Чеховым. У меня полное ощущение, что спектакль со временем вырастает, углубляется, становится в какой-то степени духовнее, ближе, камернее.

- Однако играть приходится не только в классике. В репертуаре есть пьесы современных авторов, легкие комедии. В них тоже артист должен страдать?..

- Русский артист, русский театр никогда даром ничего не делает, это искуплено невероятным страданием. Я могу поговорить с тобой о болевых вещах чуть ли не в форме анекдота. Но за этим будет боль. Весь Вампилов на такой парадоксальности. У него все - анекдот, а внутри трагедия. Актеров я причисляю к творческой элите, потому что как у Лермонтова: «Он покупает неба звуки, Он даром славы не берёт».

- Театр меняется вместе с жизнью. С чем-то можно соглашаться, с чем-то нет. А какие изменения лично Вам нравятся?

- Наш педагог по вокалу в Горьковском театральном училище говорил: «Вам не надо петь, вам надо напевать». Педагог по танцу говорил: «Вам не надо танцевать, надо пританцовывать». Сейчас пришло другое время. Когда спрос диктует определенное предложение - совершенствование профессиональной техники в пении и в танце прежде всего.

Мы много лет назад по линии Союза театральных деятелей начали проводить вечера «Поют артисты драматического театра». Стали постепенно распеваться. Многие артисты просто с нуля вырастали в поющих артистов. Регулярные занятия вокалом, песенные спектакли привели к тому, что мы смогли освоить достаточно сложную музыкальную партитуру Кима Брейтбурга в мюзиклах «Леонардо» и «Дубровский».

Читайте так же: «Золотая маска» в кино»: ставропольские зрители делятся впечатлениями.

Я в своей жизни всегда ставил целью самосовершенствование. Например, в «Кастинге» я танцевал в самой последней линии, рядом с нашей молодежью: энергичной, пластичной, раскованной в пластическом смысле слова. И постепенно я переходил из линии в линию и затанцевал. И это через 30 лет после театрального училища...

- Александр Владимирович, Вы создали целый ряд моноспектаклей, программ, в которых делаете зрителей участниками действия. Расскажите, с чего всё началось?

- Эта увлекательная игра возникла в спектакле «Душа солдатская и доля» по поэме Твардовского «Василий Теркин». Я впервые использовал ход, когда всех персонажей, кроме Теркина, играли школьники: и бабушку с дедушкой, и смерть, и полковника, и немецкого офицера... Интересно, когда зрители к этому не подготовлены. Вдруг актер, который к ним приехал, начинает за руку выводить на сцену и по-живому общаться - «глаза в глаза».

На гастролях в Минске я играл «Теркина» и применил этот ход в главе о награде:

Вот пришел я с полустанка

В свой родимый сельсовет.

Я пришел, а тут гулянка...

Вот на эту гулянку мне надо было взять из зала трех-четырех человек. А в зале сидели 80 - 90-летние ветераны и дети войны. Поддерживаемые мной, несколько человек вышли на сцену, и что тут началось! Сцена делает чудеса - они ожили, помолодели, румянец появился на щеках. Там же еще гармошка! Одна бабулька раздухарилась (она потом призналась: «Мне - 86»), стала петь частушки, вспоминать русские народные песни. Зал лежал от восторга. Я подумал, почему бы и нет: раз гулянка, так гулянка.

- Такой интерактив Вы используете и в своих мастер-классах, где помогаете раскрепоститься перед аудиторией людям, чьи профессии связаны с публичными выступлениями...

- Да, я веду мастер-класс «Мастерство убеждения», где преподаю, как бороться со страхом. Я на собственном юношеском опыте знаю, что такое «зажим» перед зрителями. На втором курсе меня из-за этого чуть не отчислили из театрального училища. Я стал искать причину и понял, что надо вырабатывать механизм подавления страха. Начал читать, мучиться, задавать вопросы.

Со временем я создал свою стройную концепцию, которая называется «Смена объекта внимания». Когда твое внимание сосредоточено не на сути спектакля, а на том, как я буду выглядеть, понравлюсь или не понравлюсь - дело труба. Надо сосредоточиться на другом, увлечься.

- В театр приходят многие, но остаются не все. В частности, есть проблема «профессионального выгорания». Почему это с кем-то происходит, а с кем-то нет?

- Есть три слона, на которых все стоит: большие учителя, большие цели и большие проблемы. Мне повезло, я видел и наслаждался общением с Евгением Александровичем Евстигнеевым, признанным гением XX века, равным Михаилу Чехову. Небольшие лекции, мастер-классы, но их хватило на всю жизнь.

Учитель - это жизнь, за которой надо уметь наблюдать, уметь дифференцировать и впитывать нужную информацию.

Читайте так же: Благословение на роль.

Проблемы - это проблемы. Например, когда по русской традиции ты болезненно воспринимаешь то, что происходит с твоей страной. То, когда Россию пытаются сделать страной-изгоем, отомстить за победу во Второй мировой войне...

Большая цель... У Маяковского есть гениальная фраза о том, что надо ревновать не к соседу, а к Копернику. Ты говоришь себе: Чехов был гениальный артист, Смоктуновский - мог, «смоги» и ты. Потому что в человеке заложена такая глубина, такой талант! Есть химеры, страх, испуг, зажим, комплексы, идущие обычно из детства. Надо проанализировать, с чего это началось, и работать над собой. Чем больше препятствий, осложнений, трагедий, вмешательства других лиц на пути к цели, тем сильнее победный кураж.

- А если вдруг нагрянет «звездная болезнь»?..

- Я не понимаю, что такое «звездная болезнь». Слово «звезда» не театральное, потому что мы - пахари, мы - трудяги, мы - муравейник. Когда римский триумфатор въезжал в Рим, сзади стоял раб, который говорил ему на ухо: «Помни, ты смертен». «Помни, ты несовершенен» - формула для актера очень важная. Поэтому хочется читать, исследовать, изучать, забыть о возрасте. Надо оставаться молодым в этом смысле - с жаждой совершенствования.

Театр преображает человека, он должен быть постоянно в коллективе. Как сказал один наш коллега: «Мы обречены быть вместе». Никакой твой блистательный ход не решит судьбы спектакля целиком, ее решит только коллектив, ансамбль.

В этом смысле ставропольский театр всегда был удивительным домом. Например, открою такую «тайну»: когда я репетировал Шарикова в «Собачьем сердце», народный артист СССР Михаил Прокопьевич Кузнецов учил меня... выть по-собачьи. Это было дозволительно, какая-то семейность, почти родственные чувства близких людей, которые каждый день выходят если не на бой, то на испытание. Хорошо, чтобы это оставалось как можно дольше.

Фото Александра ПЛОТНИКОВА и из личного архива Александра Ростова.